Чаклин, пряча улыбку, молча кивнул.
Профессор Тарновский отодвинул пустую тарелку, промокнул рот лежавшим рядом полотенцем и, встав из-за стола, подошел к поднявшейся ему навстречу Тейрине.
– Хозяюшка, позвольте заметить, что ваша готовка как всегда бесподобна, – сказал он, кланяясь и целуя протянутую женщиной руку. – Вашему мужу несказанно повезло, так как он каждый день может вкушать подобные яства.
– Вы как всегда льстите мне, профессор, – зарделась Тейрина, которой подобная похвала явно доставила удовольствие. – Может, еще лайкоса выпьете? Я свежий как раз перед вашим приходом заварила, да и пирог с фруктами испекла.
– Конечно же выпьем и не один бокал. Только позвольте нам с вашим мужем немного передохнуть и поговорить, а уж затем я воздам должное и вашему пирогу.
– Смотрите, ловлю вас на слове, – игриво улыбнулась ему женщина и принялась быстро убирать все со стола.
Завидев это, Сергей с облегчением отодвинул от себя полупустую тарелку с мясным рагу и, поднявшись, жестом указал на одну из ведущих из гостиной дверей.
– Профессор, давайте не будем мешать Тей и пройдем в мой кабинет.
Тарновский согласно склонил голову и последовал за Сергеем, еще раз зачем-то поцеловав руку Тейрине.
«Старый ловелас», – добродушно усмехнулся про себя Ратный, давно уже заприметивший падкость старика на красивых дам, выражавшуюся, впрочем, лишь в безобидном целовании рук да осыпании оных витиеватыми комплиментами.
Он закрыл за собой дверь и, указав профессору на одно из двух стоявших в комнате потертых кресел, подошел к книжному шкафу. Взяв с полки лежавшую там коробку с аромами, открыл ее и протянул Тарновскому, но тот лишь отрицательно покачал головой.
– Благодарю, господин Эйтан, но откажусь, от «Кранских» у меня в горле першит, лучше уж я свои, – сказал он, доставая из внутреннего кармана своего пиджака фарфоровый подаромник.
Они дружно закурили и некоторое время молчали, смотря в узкое стрельчатое окно, за которым виднелись ветви растущего рядом с домом дерева да кусочек вечернего неба с одинокой бледной звездой.
– Значит, все-таки возвращаетесь в столицу? – наконец спросил Сергей, разбивая «дымную» тишину.
– Приходится, молодой человек. Да, приходится. У меня, знаете ли, кафедра и определенные обязанности перед студентами, да… Я и так долго отсутствовал. К тому же надо все еще раз пересчитать и взвесить… да-а, основательно взвесить. Однако я вас хочу порадовать, – кончик его зажатой между пальцами сигареты уставился в сторону Ратного. – После некоторых раздумий я решил склониться к вашей теории безвоздушного пространства.
– Вот как? – искренне удивился Сергей. – И что же вас к этому сподвигло, если не секрет?
– Конечно же не секрет, молодой человек. Все просто, да, просто. Размышления и расчеты, но больше размышления, ведь все это пока лишь теория, да, теория. Но очень уж все стройно выходит, все вписывается. Я вчера много читал и думал…
Он опять замолчал, а затем как-то резко наклонился в сторону землянина, уставившись на него поверх очков пристальным взглядом.
– Признайтесь, молодой человек, вы это давно уже знали. Не отрицайте, вы знали.
– Знал что? – несколько растерялся Сергей.
– Что там, – старик ткнул аромой вверх, – пустота, ничего нет – вакуум.
– Ну я…
– Не отрицайте, – замотал он головой. – Да, не отрицайте. Я, может, и стар, но из ума не выжил. Эти ваши реактивные снаряды… как их там… Ах да – ракеты. Ваше ими маниакальное увлечение. Вы хотите покорить ту пустоту. Не отрицайте.
Он откинулся в кресле и с выжидающей улыбкой победителя посмотрел на Сергея, видимо ожидая ответной реакции.
Ратный молчал, не зная, что ответить, затем затушил арому, поднялся и, подойдя к окну, приоткрыл его, выпуская скопившийся в комнате дым. Ночной ветерок ворвался внутрь, взъерошив волосы, обдав свежестью.
– Знал, не знал, не важно, профессор, – сказал он, не оборачиваясь. – В одном вы правы. Я хочу покорить эту пустоту, и вы мне в этом поможете, не так ли?
– Хотел бы, но не знаю чем. Да, не знаю, – ответил Тарновский. – Да и стар я для покорения таких вершин, боюсь не добраться и до половины.
– Зато доберутся ваши ученики, – Сергей уселся на подоконник и с улыбкой посмотрел на старого ученого. – Напишите для них книгу. Разработайте новую концепцию космического пространства и рассмотрите в ней возможность его исследования аппаратами с реактивной тягой. Увлеките этой проблемой своих учеников, профессор, поверьте, это интересно, там за пределами атмосферы столько неизведанного. Миллионы, сотни миллионов миров, и на некоторых из них наверняка есть разумная жизнь, представляете. Нам нужно лишь взлететь, оторваться от колыбели… Слышите меня, профессор?
Тарновский молча смотрел на сидевшего перед ним человека, чьи глаза сияли просто-таки маниакальным блеском, и впервые за все время испытал некое чувство страха. На миг ему даже показалось, что перед ним находится существо иного мира, о коих в последнее время стало модно писать в бульварных фантасмагорических рассказах и которое по какой-то неведомой причине просто натянуло на себя человеческую личину.
– Профессор, что с вами?
«Существо» с налившейся темнотой глазами сделало шаг в его сторону, и старик непроизвольно вжался в кресло, едва, впервые за многие годы, не освятив себя круговым знамением Пресветлого.
– Мужчины, вы скоро. Лайкос ждет, пирог на столе.
Мелодичный женский голос разбил странное наваждение. Тарновский растерянно посмотрел на склонившегося над ним Ратного, в чьем взгляде читалось неприкрытое беспокойство, стер пот со лба и медленно поднялся, чувствуя в ногах неприятную слабость.
– Простите старика, все нормально. Жарко тут у вас, да и накурили мы сильно. Пойдемте, лучше выпьем лайкосу, – он сделал шаг к двери, остановился и, обернувшись, сказал: – А по поводу вашего вопроса, то «да», я помогу вам. Да, помогу.
Заброшенное приземистое, одноэтажное здание непонятного назначения на краю поля, еще недавно зияющее пустыми окнами и провалами в двускатной крыше, теперь было превращено в укрытие, окруженное земляным бруствером до середин оконных проемов. Сами окна заложили кирпичом, оставив для наблюдения узкие бойницы, и лишь крыша до сих пор зияла прорехами, сквозь которые на находившихся внутри людей падали косые лучи стоящего в зените светила.
– Господин генерал, оцепление выставлено.
Роханцев бросил быстрый взгляд на вошедшего и залихватски щелкнувшего каблуками офицера и, молча кивнув, посмотрел на Сергея.
– Можете начинать, полковник.
– Замечательно. Нарислав, давай три сигнала.
Звонко взревели закреплённые на врытых вдоль края поля столбах сирены, заставив сорваться с ближайших деревьев целые стайки птиц, а людей невольно приложить ладони к ушам.
Яргель покосился на Ратного, чьи глаза были прикованы к темно-серой пятиметровой сигаре ракеты, установленной на бетонном кубе стартового стола, словно ожидая от него каких-то указаний, и, не дождавшись, поднес к губам микрофон.
– Внимание, даю десятисекундный отчет. Десять, девять… ноль.
Ракета чуть заметно вздрогнула, снизу вырвались целые клубы сизого дыма, она приподнялась над столом на струе бледно-голубого пламени, которое почти сразу изменило свой цвет на ярко-оранжевый, и резко ушла вверх, ускоряясь с каждой секундой.
– Вот же, плохо видно, – бросил Сергей и, выбежав из укрытия, уставился в небо, ища глазами стремительно уменьшающуюся «черточку» ракеты. Все последовали за ним.
Вдруг над головами что-то глухо бумкнуло, загудело, а в небе расцвел небольшой огненный цветок.
– Твою ж! – невольно вырвалось у Ратного. Он опустил голову, пару минут стоял неподвижно, затем вернулся к укрытию, оперся спиной о стену и пару раз приложился об нее затылком.
– Да не расстраивайся ты так, на этот раз куда выше получилось, – попытался успокоить его подошедший Роханцев. – Приказать собрать обломки?
– Естественно. Только пусть на этот раз ищут тщательней, осматривают каждую ямку. Мне важна любая мелочь.
Андре ободряюще хлопнул друга по плечу и, подозвав ординарца, направился вместе с ним к стоящим у дальнего края поля машинам.
Сергей вздохнул, растерянно похлопал себя по карманам в поисках аром и, не найдя оных, вспомнил, что сам оставил их дома, решив отучиться от этой дурной привычки. Вот только как всегда не вовремя.
– Держи, хлебни.
Яргель встал рядом, протягивая ему небольшую плоскую фляжку. Сергей послушно взял и, открутив крышку, хлебнул. Алкоголь тяжелым горячим комком рухнул внутрь, заставив его невольно крякнуть и удивленно посмотреть на Нарислава.
– Рыпсовый самогон, – пояснил тот, – беру у одной бабульки на рынке. Дерет аж до печенок.
Приложившись в свою очередь к горлышку, он аккуратно закрутил пробку и, сунув флягу в задний карман брюк, спросил: – Послушай, а может, ну его этот ЖРД. Твердотопливные у нас вполне ведь летают и…
– Не подойдет, – оборвал его Ратный. – Уже сто раз обсуждали, мощность у них не та. Сам же считал.
– Считал и пересчитывал. Но все же думаю, можно подобрать смесь, поиграться кой с какими компонентами.
– Нар, давай не будем спорить, – раздраженно остановил его Сергей. – Просто поверь, нам пока нужны жидкостники.
Он провел рукой по лицу и решительно оттолкнулся от стены, бросив:
– Я домой, если что, звони.
Восьмая неудача подряд, восьмая. Сергей раздраженно впечатал ладонь в стену, заставив висевшее напротив него зеркало мелко завибрировать. Что же они делают не так? Вроде все просто. Керосин, жидкий кислород, смешиваются в камере сгорания, давая нужную тягу – простейший двигатель без всяких наворотов и управляющей электроники. На Земле подобные в любом кружке любителей старинной ракетной техники детишки пачками запускают. С другой стороны, материалы… Прошлый раз был прогар сопла, до этого разрушение камеры сгорания, а еще раньше лопнули швы корпуса… Черт! Сергей сжал кулак, проскоблив ногтями по штукатурке. Этот мир был просто еще не готов морально и технически, сопротивлялся изо всех сил, а он буквально пинками гнал его вперед, в светлое будущее, рискуя на этом пути сломать не только ноги, но и шею.