Легаши нас брали всех подряд!
Он попытался отбить развязную чечетку, но Конопатов ухватил его обеими ручищами за тот же отворот шинели, легко приподнял и с силой усадил прямо на пол. Многие, даже кто-то из резервных, незнакомых разведчиков рассмеялись.
– Умолкни, сявка! – буркнул Антон и точно медведь, раскачиваясь, отошел в сторону.
«Цыган» медленно поднялся, демонстративно бережно отряхнулся и проворчал себе под нос с обидой:
– Ну, чего я такого сказал? Очко – сказал. И сразу – сявка.
– На персональное очко и посадили! – крикнул кто-то весело и тут уже все расхохотались. Даже неулыбчивый, смурной Конопатов и тот чуть заметно усмехнулся. «Цыган» передразнил ближайшего к нему незнакомого солдата, сотворив на лице смешную гримасу, но и сам не удержался и стал широко улыбаться. Зубы его вновь ослепительно вспыхнули.
– Отставить! – строго выкрикнул младший лейтенант, – Развеселись у меня! А ну-ка, проверить личное оружие, экипировку и пайки. Кто знает, куда нас поведут! Это вам не чечетку отбивать и песенки распевать! А тебе, «Цыган», еще два наряда дополнительно…за глупость твою. По возвращении шагом марш к лопате!
– Виноват, товарищ младший лейтенант! – начал было опять заводиться Ворошилов, – Только права вы такого не имеете по уставу, чтобы пять нарядов разом…ни за что…
Но Павел строго тронул его за плечо и нахмурился. «Цыган» вздрогнул и поспешил опустить лукавые свои черные глаза.
Все уже сопели, занимаясь оружием и пайками. Кто-то затягивал обмотки на ногах, кто-то перевязывал новыми крепкими узлами шнурки на тяжелых, вечно влажных ботинках с потрескавшейся кожей, а кто-то тайком вскрывал банку с тушенкой из пайка и хлюпал в дальнем углу.
Ровно полчетвертого пришли Всеволод Алексеевич и лейтенант с родинкой на виске. Но лейтенант уже был не в офицерской шинели и не в зимней форменной шапке, а в коротком сером полушубке, грязном, потертом на локтях и заду. На голове криво сидел темный картуз с обломанным с левого края козырьком. Ноги были обуты в немецкие офицерские сапоги, невысокие и ладные.
– Становись! – выкрикнул, мигом покраснев, Куприянов.
Немного потолкались в тесноте и в темноте, но все же правильно вытянулись в строю. Полковник как будто с горечью пробежался хмурым взглядом по лицам и, стремительно козырнув, пошел к выходу из класса. У двери он остановился и, уже не глядя на разведчиков, замерших в шеренге, буркнул:
– Поступаете в распоряжение товарища…Сотрудника. Счастливого пути!
– Товарищ полковник! – вдруг опять весело подал голос «Цыган», – У нас принято не счастливого пути желать, а счастливого возвращения. В разведке так…, извините, конечно…
Но Ставинский, стрельнул в Ворошилова каким-то вдруг острым, напряженным взглядом, исчез в темном коридоре разрушенной школы.
Сотрудник поправил картуз кончиками пальцев и вяло осмотрел строй. Потом он кивнул Куприянову, чтобы тот подошел к нему.
– Пойдем налегке. И чтоб ничего лишнего с собой не брать! Сухие пайки пусть тут едят… Еще есть двадцать пять минут до выхода. Дополнительного боекомплекта тоже чтоб не было, ни к чему это. Тут не немцы…, наши тылы, можно сказать. К ночи мы должны быть у цели. Поведу я. Без карты. Всё ясно, младший лейтенант?
– Так точно, лейтенант, – с полупрезрительной усмешкой ответил Куприянов и хитро покосился на строй.
Мол, видали, как мы умеем с начальством, которое нам вовсе и не начальство даже.
– Меня звать Сотрудник. И зарубите себе это на носу, – лейтенант был взбешен, у него даже сел голос, – я тут и царь, и бог, и верховный главнокомандующий! Еще одна попытка неудачно сострить и я лично сорву с вас погоны. Ясно вам?
– Никак нет! – Куприянов вспыхнул, – Не ты мне их вешал и не ты со мной из немецкого тыла на своей шее языков таскал! Я с первого дня на фронте…
– Отставить, младший лейтенант! – повысил было голос Сотрудник и вдруг сбавил тон, – Замечание принимаю. Однако остальное – исполнять. Мы идем на задание высокой государственной важности. Имейте это в виду. У меня особые полномочия.
Куприянов сжал зубы, на скулах напряглись, перекатываясь, желваки, но Павел быстро вышел из строя и, схватив его под плечо, крепко сжал. Младший лейтенант медленно опустил голову и бережно вывернул руку из пальцев Павла.
– Слушаюсь, товарищ Сотрудник, – буркнул он, мрачно глядя на свои сапоги, но тут же вскинул голову и ожесточенно крикнул строю, – Разойдись! Вскрывай пайки. Лишний боекомплект оставить здесь… Двадцать минут на всё!
– А если сопрут? – спросил кто-то хмуро.
– Приказ слыхали? – еще громче крикнул Куприянов, – Если сопрут, с нас спроса нет. Исполнять, разведка!
Ровно в четыре часа утра, в морозное утро 4 марта 1944 года, двадцать один человек, не считая того с синим пятнышком в виде горошинки на левом виске, вышли из старой школы, один за другим, и, вытянувшись в колонну, молча потянулись на запад.
4. Смерть
Шли молча, сойдя с дороги и углубившись в густой холодный лес. Когда рассвело и солнце, по-настоящему весеннее, побежало по верхушкам деревьев и заскользило по их голым, холодным еще стволам к влажным корням, отряд находился уже далеко от окраины Ровно.
«Сотрудник» часто останавливался, поднимал руку и, когда отряд замирал, прислушивался к лесной тиши. Потом кивал и шел дальше, за ним, не издавая ни звука, следовал отряд. Прикрывали сзади Темирбаев и Ворошилов. Они отстали метров на двадцать и двигались с двух сторон тропы, поминутно оглядываясь и прислушиваясь к лесу. Еще двое, Петр и Клим Климовы шли по левому и правому флангах в пятнадцати метрах от короткой основной колонны. Рядом с «Сотрудником» бодро шагал Любомир Галич, следом за ним Куприянов, а в середине колонны Павел Тарасов. Разобрались по своим подвижным постам сразу, как только вышли с базы. Все заранее предусмотрел Куприянов. «Сотрудник» только удовлетворенно хмыкнул и даже чуть усмехнулся.
– Нам часов семнадцать пешего пути, а то и все восемнадцать! – сказал он негромко, повернув к Куприянову светлую голову, – остановок почти не будет. Три мелкие речки форсируем, можно сказать, ручейки, а там уж река Видринка и хутор Самохова Мельница, в пяти верстах от Мочуланки, к западу. Я вас там оставлю на ночь, дальше – один. Из Яцковичей ко мне подойдет нужный человек, поговорим с ним и айда назад. Всё просто…
Куприянов на одной из остановок, минут на десять-двенадцать, тайком достал карту и рассмотрел те места. Хутора того обозначено не было, только какие-то четыре или пять одиноких хат, а вокруг леса и одна узкая тропа к Мочуланке. Он показал это Павлу. Тот пожал плечами:
– А чего? Значит, надо…
– Надо, так надо! Я же не против, земеля! Только чего нас туда несет? Ежели на командующего здесь напали, и, говорят, банда вроде как Львовская и эти…из Гощи…, так причем тут Мочуланка? Что за Мочуланка такая? И хутор этот? Пять хат… Темнит он чего-то…
– Это не наше дело…, – Павел тяжело вздохнул, – Ты пойми, Куприян, я с такими, как этот, в столице много всяких дел имел … Нас, брат, не спрашивают. Иди и всё тут! А куда деваться? Война…
– Так я ж не против! Только не пойму, к чему все это? Мы ведь войсковая разведка, а этот, вроде, из СМЕРШа. Хоть скажите, братцы, чего от нас требуется? Мы же всей душой! А то иди туда, не знаю куда…и веди того, не знаю кого. И потом…, ты погляди на ребятишек из резерва. Все ж необстрелянные. Спрашиваю у одного, давно в разведке? Хотя сам вижу, они и в армии-то без году неделя. А он мне отвечает – только что приказом отдали, из пехоты, мол, набрали, из двух взводов. И сразу сюда! Так…посмотришь, вроде, бойцы…, а на деле…желторотые еще! А полковник ведь говорил, задание ответственное. Почему таких прислали тогда, цыплят? А потом…, Павел, он ведь и мне про то, чтобы самых опытных брать, ни слова не говорил. Это ж я сам, по собственной инициативе! Молчаливых, он сказал. Странно все это… И потом, на кой черт, такой толпой идем? Ну, двое-трое… Оно же и незаметней! А тут почти взвод!
«Сотрудник» издалека наблюдал за их тихим разговором и поджимал губы. Понимал, что о нем, но молчал.
Еще несколько раз останавливались на короткое время. Разведчики сердились, что не дали им взять с собой пайки. Почему, зачем? Куприянов, раздраженный долгой изнурительной дорогой, хмуро бросил «Сотруднику»:
– Почему пайки не дали взять, лейтенант? Люди выдыхаются. Что за боевая единица такая? Сил-то не будет, если чего…
– Это не мое решение. Полковника Ставинского спросите, когда вернетесь. Говорит, как кони к водопою будут к хутору идти – на запах сена…и каши.
«Сотрудник» холодно улыбнулся.
Младший лейтенант покачал головой и зло плюнул себе под ноги. К тому же, все промокли в стылой воде в двух коварных речках – в Случе и в Серегивке. Вторая хоть мелкая, а первую – прямо-таки вертело всю, она будто кипела, словно взбешенная весной. Два часа с четвертью потеряли в поисках брода. Хутора и села обходили далеко стороной; двигались нервно, прислушиваясь ко всему и всматриваясь в чащу, с опаской обследовали пустынные опушки и даже тихие поляны. Этих предосторожностей требовал Сотрудник.
– Наше дело – идти скрытно, – тихо говорил он Куприянову, оглядываясь вокруг, – Я эти места знаю: за каждым кустом может быть враг…, сволочь какая-нибудь. Шумнет, тогда все напрасно.
Прошли, наконец, Случ и углубились в сырой, темный и густой лес. Казалось, тут никогда не бывает солнца, сюда не заглядывает даже зверь, лишь грозно поскрипывают древние стволы деревьев да ссыпается на влажную, топкую землю кора. Вдруг в полусотне метрах восточнее что-то ахнуло и ураганом разнеслось по лесу. Потом еще и еще. Старый лес взволнованно ответил испуганным треском и хлопками падающих тот тут, то там сухих стволов. Ветер вдруг запутался в верхушках, во влажных кронах и обсыпал землю кусками бурой коры.
Отряд замер, мигом залег в холодную, еще не везде лишенную снега, землю. С правого фланга подполз заика Клим Климов и стал, краснея и надуваясь, что-то объяснять. Куприянов отмахнулся от него, но тот, н