ервничая, настаивал. Потом вдруг выпалил, как из ружья картечью дал:
– Т-т-т-ам ба-ба-нде-е-еровц-ц-цы с кем-то с-с-стреляются. П-п-партизаны…, д-думаю… П-п-поляки… Ш-ш-шапочки к-к-к-квадратные… Д-двоих у-у-убили… Г-г-гранаты рвут…
«Сотрудник» молча кивнул и положил Климову руку на плечо. Потом посмотрел на Куприянова, чуть сощурившись:
– Уходим на запад, младший лейтенант. В бой не вступать. Это не наше дело.
Куприянову почудилось, что «Сотрудник» даже чем-то доволен. Павлу тоже так показалось, потому что он уловил кривую усмешку – угол губ пополз к виску с пятнышком, похожим на синенькую горошинку. Эти взрывы и пальба были словно ориентиром, куда более верным, нежели любая карта. Оказывается, в безжизненной чаще все-таки теплится тайная жизнь, которая, в любой момент может быть оборвана, стать такой же прошлой, как валежник являет собой прошлое живого когда-то дерева. Павел с удивлением и даже с некоторым раздражением на мгновение прислушался к этим своим мыслям и тут же подумал, что они мешают делу, они – лишнее там, где неуместно любое рассуждение, кроме того короткого и ясного, которое ведет к исполнению задания.
Отряд быстро стал уходить к западу, сделав большой крюк. Пальба и частые взрывы еще долго были слышны. Эхо вольно разносилось по лесу, звонко билось о стволы, взлетало к лысым еще кронам. Ветер, завывая, беспокойно вторил ему.
Дошли до какого-то болота, остановились, обдумывая, как идти дальше – форсируя по старой, гнилой гати, которая с трудом просматривалась (видимо, местные когда-то очень давно ее проложили из срубленных стволов) или обойти с востока. Решили все же обойти – слишком непонятной была эта гать, и куда вела, тоже было неясно.
– Туманное дело, – задумчиво шепнул «Сотрудник», – Тут не пойдем. Не знаю я этой дороги…, и никто не говорил. Там, может, только охотничьи схроны, а, может, еще чего! Островок какой-нибудь? Или капканы и ямы на крупное зверье? Покалечимся…
– Какое же тут зверье? – издевательски усмехнулся младший лейтенант, – Разве что мы с вами?
– Обходить будем! – «Сотрудник» косо стрельнул холодным взглядом в Куприянова и отвернулся.
Куприянова искренне удивляло, что «Сотрудник» действительно не имеет карты. Но вел он уверенно, как будто постоянно видел ее перед глазами. Младший лейтенант раскрыл свою и протянул ее ему, но тот выхватил карту из Куприяновских рук и тут же, порвав надвое, втоптал в грязь у топкого болотистого берега.
– Вам же сказано было – никаких карт!
– Мне так не говорили…
– А сейчас говорят! Я знаю дорогу… Идем на восток, тихо…, скрытно идем. Хутор за болотами, верстах в десяти.
Отдышались и пошли, прислушиваясь к лесу. Но выстрелов больше слышно не было. «Сотрудник» приказал всем собраться ближе, подтянуться к колонне.
– Не хватало еще потерять кого-нибудь! – проворчал он недовольно.
– Да что вам тут дети, что ли? – бросил ему с раздражением Куприянов.
– Приказано дойти всем…, без потерь, младший лейтенант. И вернуть в том же составе.
Болото осталось далеко слева, лес чуть разрядился, даже пришлось обходить две светлые, по обыкновению тихие, опушки. Давно уже наступил вечер, становилось все темнее и темнее.
К хутору подошли ровно в полночь.
Почти целый день пути было пасмурно, низкие сизые тучи, распухшие не то от ледяного дождя, не то от снега, тяжело ползли по небу. «Сотрудник» поглядывал время от времени наверх и удовлетворенно покачивал головой. Ночь опустилась темной холодной плитой, без луны и звезд. Впрочем, луна и ясное звездное небо никогда не считалось в войсковой разведке желанной погодой. Но неожиданно, когда отряд ровно в ноль часов остановился на опушке леса, небо будто вспыхнуло – из огромной сизой дыры в тучах выплыла полноликая серебряная луна.
– Черт! – вырвалось у «Сотрудника», – Только тебя тут не хватало!
Он оглянулся на Куприянова и что-то шепнул. Младший лейтенант ничего не ответил, покосился на Павла и сделал знак рукой – «всем лежать, притаиться, ни звука». Тарасов повторил жест и девятнадцать человек тихо опустились на холодную весеннюю землю. Снега почти не было, только кое-где островками таились еще, точно лежалая и несвежая вата, небольшие плоские островки и малюсенькие, кривые сугробики. Хрустнула ветка под чьим-то телом, «Сотрудник» недовольно обернулся.
Луна продолжала мягко скользить серебреным лучом по небольшой полянке. В наступившей тишине послышалось беззаботное журчание недалекой воды. Все с замиранием сердца прислушались к этим неожиданным весенним звукам, и словно что-то очень далекое от войны коснулось их душ.
Шевельнулось что-то совсем рядом и тут же бойко зашелестело по земле. «Сотрудник» вздрогнул и приподнял руку.
– Да это заяц, товарищ лейтенант, – одними губами шепнул «Цыган», и уже с ослепительной улыбкой закончил – Вы не бойтесь, они по весне не кусаются…
Кто-то рядом хмыкнул.
– Я только дураков боюсь, – громче, чем шепот «Цыгана», ответил «Сотрудник», – Лежать тихо! Не шевелиться. Слушать.
Все замерли окончательно, тесно прижимаясь к земле. Прошло минут десять, становилось прохладно. Стылая земля тянула тепло из разгоряченных человеческих тел. Масса ее и масса этих тел были несоизмеримы в своей силе и требовательности. Павел вдруг подумал, что она, эта земля, так может вытянуть и всю жизнь без остатка, и покрыть потом собою то, что останется от человека. Он даже вздрогнул от этих мыслей. Он знал обязательное, непреложное правило разведки – никогда не думать о смерти во время выполнения задания и никогда не произносить этого слова вслух.
«Сотрудник» приподнял голову и вдруг сел. Куприянов с удивлением посмотрел на него.
– Тихо тут, – уже в полголоса сказал «Сотрудник», – Нормально всё. Мы уже пришли. Вон за той поляной небольшая березовая рощица, метров сорок в поперечнике, а за ней еще одна поляна, чуть большая, чем эта, затем речка. У речки три дома и водяная мельница. Нам нужен самый крайний дом, подальше от мельницы. Сейчас я пойду вперед, отряд последует метрах в двадцати за мной. Держать ухо востро! Не шуметь…, но и не отставать.
Он ловко вскочил на ноги. Все стали подниматься за ним следом, но он опять, как в первый раз приподнял руку и строго распорядился:
– Дойдете до второй опушки, остановитесь на кромке леса. Дальше я пойду один. Быть готовыми к бою, разобраться, занять боевые позиции. Чтоб обзор был…, ясно? За мной никому не ходить. Я зайду в тот дом, который с краю, потом выйду и махну рукой три раза над головой. Это значит – все встали в колонну и пошли в тот же дом. Места там всем хватит… Это мельника хата… Он наш человек.
– А на самой мельнице и в двух других хатах? Там кто? – подозрительно спросил Куприянов.
– Никого там нет. Брошено всё давно.
– А бендеровцы? Бандиты? Эти как? – Куприянов как будто не доверял спокойствию «Сотрудника».
– Эти далеко… Они по ночам, правда, кусаются, а по весне так особенно… – он с кривой усмешкой покосился на «Цыгана», – Но вы не бойтесь. Сейчас их здесь нет.
– Ну, ну…, – хмуро проворчал младший лейтенант.
«Сотрудник» неслышно двинулся через поляну. Луна в этот момент вдруг нырнула под толстое, набухшее одеяло облаков, и на землю вновь тяжело опустилась непроглядная тьма.
– Мы его так потеряем, – забеспокоился Павел, но Куприянов сжал его руку.
– Не нравится мне тут чего-то…, – шепнул он так тихо, что услышать мог только Тарасов, – Ты, земеля, иди последним…и слушай, слушай… Уж больно тут тревожно. Чую я… Нехорошо тут.
Выждав немного, отряд вышел след в след за «Сотрудником». Впереди шел младший лейтенант, замыкал колонну Павел. Двигались тихо, не тревожа даже влажных веток на земле. Действительно, после поляны и чуть более сорока метров редкой березовой рощицы вышли еще на одну опушку. Далеко впереди, у высокого берега реки, громоздилась каменная мельница с большими, пыльными арчатыми окнами. Кипела вода, обливая лопасти огромного черного колеса. Серая, бурная пена срывалась вниз и кружилась в водовороте бесчувственной тьмы. Метрах в двадцати от мельницы, на берегу речки, вольготно распласталась длинная деревянная хата, следом за ней еще одна, поменьше, а с краю, как и говорил «Сотрудник» – деревянный дом с глухой мансардой или чердаком, самый длинный и темный из всех. Вокруг хутора тянулась невысокая изгородь, сотворенная из толстых лежачих жердей, ворот не было, а лишь нечто наподобие пустой ровной арки с тяжелым, прямоугольным перекрытием поверху. Оттуда, в сторону березовой рощи тянулась грунтовая дорога, потонувшая в грязных лужах. Рощица стояла здесь чужой, словно светлая девушка забрела сюда из дальних краев и присела отдохнуть около недоброй, черной речки. Вокруг белой рощицы тяжело грудились темные, вожделеющие гиганты с грубыми, шершавыми телами и буйными, нечесаными шевелюрами, словно разбойничья шайка решала между собой, кто овладеет заблудившейся красоткой. Злобный скрип веток, треск грубой коры выдавал их животное нетерпение и еле сдерживаемую сладострастную ярость. Но рощица, уморившись от дальнего пути, тихо дремала, не ведая опасности и не зная коварства.
…Свет пробивался из двух окошек только последнего дома. Когда отряд добрался до поляны и тут же неслышно разбрелся вдоль кромки ближайшего леса, прячась за стволами деревьев, «Сотрудник» уже стоял под небольшим деревянным навесом на высоком крыльце хаты и ритмично постукивал кулаком по грубым перилам лестницы с незамысловатыми почерневшими балясинами.
Куприян и Павел с разных точек ясно видели это. Разведчики как будто вросли в землю, притаились.
Дверь осторожно отворилась наполовину, еле слышно скрипнув, на порог трусливо метнулся тусклый свет. «Сотрудник» на секунду затмил его собой и тут же исчез внутри хаты.
Тишина давила своей стылой неизвестностью. Казалось, вот-вот вспыхнет пламя, лопнет взрыв и пули с визгом и воем, сорвавшись с привязи, разорвут ту тишину на несобираемые части. Но все было так мирно, так тихо, а речка текла за домами с таким терпеливым журчанием, набирая силу лишь у черного мельничного колеса, что нервы постепенно распустились и кто-то даже негромко зевнул.