— Девушка, побыстрее.
— Сейчас, говорю!
Оля ворошила бумажки на столе. Телефоны магазинов, пожарных, сантехников… Ну, невозможно, чтобы Вадим не предусмотрел такую проблему!
— Нашла! Записывайте!
Кофе — такая вещь! Пить кофе у себя на кухне, в свете полуденного солнца, которое совсем недавно теми же лучами светило на американского президента и голливудских кинозвезд, на бразильских мучачос и венесуэльских королев красоты, — это круто. Хорошо бы еще выстроить при этом программу вечера… И хорошо бы заменить звонок в их домашнем телефоне, слишком прямолинейно орет.
— Алло.
— Это водитель.
— А! Отлично! Мне нужны пять корзиночек!
— Чего?
— Пять корзиночек!
— Каких это?
— Обычных!
— А где они продаются?
— Ну, вам лучше знать! — возмутилась Оля. — Вы же местный житель! К тому же, в доставке работаете!
— Ну…
— Пять корзиночек, корзинок! Обычных, плетеных, можно икеевских!
— Каких?!
Оля поняла, что без крови не обойтись.
— Послушайте, мужчина! Я прошу вас купить мне пять маленьких плетеных корзиночек! Мне все равно, где вы их возьмете! Я плачу вам деньги, и хочу, чтобы мой заказ был выполнен, и побыстрее!
— Ладно, понял… В ГУМ поеду, хотя там стать негде…
— Ну, слава Богу! Купите мне пять корзиночек, пять бутылок шампанского, пять коробок конфет, пять ананасов и пять плюшевых медведей!
— Ой, е…
Неандертальность таксиста бесила, но Оля сдерживала себя. Время-то идет, пока новому таксисту задачу объяснишь — уйдет еще дальше.
— Вы сможете перезвонить мне из магазина, я вас проинструктирую?
— Ну, а что делать… — таксист явно томился, — придется… Где ж мне столько денег тока взять?..
— Ну, возьмите где-нибудь! — саркастично заметила Оля. — Я вам воздам за труды!
Потом Оля немножко покрутила тренажерные педали, съела йогурт и села краситься — впереди была волнующая и красивая церемония.
Таксист, конечно, оказался полной свиньей, купил все не то и не так, ну да черт с ним. Отправила без чаевых — не заработал.
Разложить сувениры по корзиночкам. Как интересно жить! Как интересно жить правильно! Вадим, блин, даже не думает о последствиях, о людях. Превратил подъезд в катакомбы своим ремонтом, но Оля все исправит, она же умница. Через полчаса весь этот долбаный дом в нее по уши влюбится! И пусть начиналось стремно — но так и надо. Теперь, когда ее здесь уважают, когда осведомлены о ее мощи, можно и имиджем заняться. И от этого настроение — как перед кинопремьерой.
Оля взяла одну корзину, улыбнулась себе в зеркало — так симпатично все! И пошла с этой корзинкой на первый этаж, звонко цокая по меловым плитам каблучками. Решила начинать с первой квартиры. Логично?
Долго звонила. За дверью лаяла собака, маленькая, истеричная. И явно хозяин квартиры был дома. Наконец, подошли.
— Кто? — спросил хриплый голос.
— Это ваши новые соседи! — позитивно и громко сообщила Оля и шагнула назад, чтобы в глазок можно было ее рассмотреть. — Я на минутку! С визитом вежливости! Откройте, пожалуйста!
— Из какой квартиры?
— Из пятой. И шестой, и седьмой!
За дверью возникло замешательство: явно впускать не хотели, но и отпустить просто так, не выяснив нюансы, тоже не могли.
— Ожидайте.
Оля даже ахнула от такой наглости — и осталась стоять, как дура. На тонких каблучках, в розовой маечке, с пестрой продуктово-плюшевой корзиной на весу, и все это — в интерьере убогого подъезда.
Прошло минут десять. Оля успела уже позвонить второй раз, откуда-то издалека ей велели ждать еще. В общем, дурдом полный. Но Оля не хотела сдаваться так быстро. У нее миссия! Она сейчас идею реализует! Она нацелена на результат! Еще пять минут можно и потерпеть.
Поставила корзину на пол — обойдутся и грязной, раз такие сволочи.
Наконец, ей открыла дама вызывающей наружности. На ней был черный балахон, какие носят обычно стареющие богемные львицы. И щеки слишком румяны, и губы слишком красны для такого времени суток. А еще она была в темных очках. Но Оля решила не обращать внимания на местные перверсии.
— Я очень рада с вами познакомиться! — заявила она, ласково улыбаясь. — Примите скромный дар от новой соседки!
Дама приняла скромный дар и тут же захлопнула дверь. Все.
Это было дико и… короче, да… дико.
— Меня зовут Оля! — крикнула Оля в никуда, в дерматин двери. Крикнула саркастично, даже кривляясь. — Так приятно познакомиться!
— Светлана Марковна! — ответила дверь. — И Чапа! Всего хорошего!
Вторая корзинка была прижата бедром к стене у двери второй же квартиры. Здесь на звонок ответили сразу, хоть и откуда-то из недр:
— Бегу-бегу! Секундочку!
Оля улыбалась, как солнце. Шампанское сияло фольгой, плюшевый мишка обнимался с ананасом.
— Ой, что это? — спросила Лилия Степановна, пугаясь блеска. — Кому это?
— Вам! — Оля протянула корзинку и с удовольствием наблюдала, как хозяйка входит и выходит из транса. — Вам от новых соседей!
— Это от Вадика, да?
— От Вадика и его жены! То есть от меня!
— О, Господи! Счастье какое! — Лилия Степановна засуетилась, не зная, что делать дальше. — Вы проходите! Не помню только, как вас…
— Оля.
— Оля! Олечка! Проходите! У меня тут не прибрано!
— Ничего-ничего! — Оля вошла, огляделась и в очередной раз возрадовалась тому, что у нее совсем другой интерьер. — Я все понимаю!
Квартира Лилии Степановны не многим отличалась от квартиры Ирины Павловны, хоть и была поаккуратнее, просто все бедные жилища выглядят одинаково.
— Мы сейчас с вами выпьем чайку! Я как раз готовлю обед для Алешеньки!
— Нет, спасибо, я уже ела!
— Ну, тогда яблочки! Мне родственник прямо с дачи передает! Чистенькие! Никакой радиации!
Оля удивилась такому странному определению качества яблок — «никакой радиации». Потом еще больше удивилась большому черному пятну на потолке, а потом с ней вообще стало худо…
…Навстречу Оле из кухни вбежал крепкий мужик очень страшного вида. У него было лицо полного дебила, откровенно больное. И сам он был ненормально скроен, очень несуразно. Оля, конечно, видела психически нездоровых и вообще была человеком цивилизованным, так что могла достойно вести себя в любом обществе, но просто нельзя же так неожиданно!
— Алешенька! Это Оля, наша новая соседка! — Лилия Степановна уже летела на помощь. — Посмотри, что она тебе принесла! Мишку, конфеты!
— Не нужен мне мишка! — немедленно заявил Алешенька. — Конфеты хочу!
— Там еще ананас! Сладкий! — робко заметила Оля и тут же пожалела, поскольку чудовище выволокло ананас наружу и начало кусать его за маковку.
— Он же немытый! — Лилия Степановна бросилась отбирать подарок. Алешенька с ананасом в зубах бойко ускакал в другую комнату, а Оля осталась стоять в полном непонимании. Ей бы и самой бежать, но парализовало. Из комнаты слышались звуки борьбы, потом Алешенька заплакал густым басом, а Лилия Степановна с ананасом вернулась на кухню.
— Ой, простите! — она тяжело дышала. — Он же его никогда не пробовал! В магазинах у нас стоят, так там такие цены. Он и думал, что это украшение! Вы проходите, пожалуйста! Я вам сейчас все расскажу, если хотите!
Оля кивнула, хоть и не хотела уже ничего. Потом они пили чай из старых, но чистых чашек, и Лилия Степановна, экономно кусая Олину конфету, сливала Оле мутную и страшную правду жизни простых людей.
Нищая деревенская семья, шестеро детей, послевоенные годы, голодуха и отсутствие телевизоров.
Лилия Степановна пошла учиться на педагога, чтобы чего-то добиться, но забыла, что кроме ума в таком деле нужны еще и связи, специальные навыки. В итоге добилась только места в школе и копеечной зарплаты.
Много читала, причем и классику, и авангард. Искала в библиотеках дополнительную информацию, вручную переписывала стихи, которые давно не переиздавались, и тайно, вне программы, читала ученикам.
Из-за работы вовремя не родила, зато родила в сорок, а УЗИ тогда никто не делал. Поэтому получился вот такой вот Алешенька.
Врачи советовали сдать его в детдом, тем более что муж огорчился и сбежал, но Лилия Степановна не смогла свою кровиночку, пусть даже такую косоглазую, оставить.
Стала растить сына одна.
Устроилась работать в сад, туда же водила Алешеньку. Другие педагоги и родители возмущались, но специальных показаний у мальчика не было, на людей он не бросался, а был как раз ласковым. Вот и не изгнали, смилостивились.
Книг по образованию таких детей, как Алешенька, не было.
По крупицам собирала необходимую информацию, занималась с ребенком, как могла. И любила.
Потом пошла работать вахтершей в школу, где Алешенька стал учиться. Учился плохо, конечно, но кроме него в классе были такие же двоечники, хоть и абсолютно здоровые. Они, к тому же, еще и регулярно хулиганили, а Алеша рос тихим и мирным. И все равно двоечники-хулиганы — это было нормально, а тихий даун — ужасно.
В десять лет Алешенька даже написал свое первое стихотворение — «Пришла зима. Домой пора».
После школы Алешу никуда не взяли, даже в армию. Знающие люди советовали отдать его в дворники, поскольку других вариантов работы для таких граждан не предусматривалось, но место дворника было занято Ириной Павловной. И вообще не очень хотелось для сыночка такого будущего — он же такой талантливый, такой рисующий.
Последние пятнадцать лет Лилия Степановна и Алешенька живут только на пенсии по старости и инвалидности. Есть еще пособия, но они мелки, поэтому пускают квартирантов, благо комнат в квартире целых три: одна — Алешенькина, вторая — Лилии Степановны, третья — для квартирантов.
Алешенька — очень добрый мальчик. Ему тридцать три года. Он обожает котов, машины, умеет читать, писать, декламировать стихи и отличается от нормального взрослого только экзотической внешностью и восторженным, детским отношением к миру. В смысле познаний и эрудиции он может дать фору любому среднестатистическому гражданину.