Истории были о ней, хотя она сама в них главные роли почти никогда не играла. Но то, что тени и неопознанные монстры из прошлого перемалывали ее судьбу — стопроцентно. Отсматривали каждый эпизод, что-то урчали, как-то анализировали, а потом стирали, уничтожали, освобождая в пространстве место для чьих-то новых историй…
И за всем этим наблюдала Она. Не торопилась, но курировала. Давала себя почувствовать, привыкнуть.
Светлана Марковна открыла глаза и посмотрела в потолок. И ощутила какое-то такое невыносимое, почти физическое, присутствие рядом холода и пустоты, какую-то раздирающую мясо и кости тоску.
И почему-то спокойно. Светлана Марковна была уверена, что, почувствовав смерть, будет кричать, отбиваться, звать на помощь. Но сейчас молчала, просто дышала, как после марафонского забега, и очень хотела пить.
Смерть пряталась, не показывалась.
Светлана Марковна осторожно встала, цепляясь за мебель. Такие слабые ноги, все такое слабое. Все уже как будто ушло туда, в вечность, и Светлана Марковна арендует свое тело буквально еще считанные минуты, по старой дружбе.
— Где ты? — спросила Светлана Марковна. — Я уже устала тебя бояться! Давай, выходи!
Прекрасная женщина на фотографиях, умершая много лет назад, когда Светлана Марковна сама этого захотела, смотрела с сочувствием.
— Давай, выходи! — Светлана Марковна махнула рукой. — Давай! Хочу взглянуть! Ну? Давай!
Дикая тоска и покой, и еле-еле свет за окном. Окно на восход, горит розовое весеннее солнце.
Светлана Марковна медленно подошла к этому окну. И как в детской игре про горячо-холодно, получила подсказку. Горячо. То есть холодно. Неужели так от окна? Так холодно.
Отодвинула тяжелые портьеры, посмотрела сначала в темно-синее небо, только что вышедшее из цвета ночи.
Потом вниз.
И увидела смерть.
Настя Вторая спала крепким сном трезвой невесты. Рядом, как полагается, молодой муж. Алешенька всю ночь читал стихи, прыгал, танцевал, рисовал, а потом свернулся в углу, как кот, и даже не сопел.
Больше в квартире никого не было. Гости разъехались, родители, у которых здесь куча друзей, уехали кутить дальше, прихватив с собой Лилию Степановну и сибирских родственников. В общем, молодых оставили одних.
Но тут позвонили в дверь. Настя не сразу сообразила, не сразу вспомнила, кто она, где она. Потом еще пару минут малодушно надеялась, что Лилия Степановна откроет, это наверняка какие-нибудь недопившие гости. Потом вспомнила, что Лилия Степановна уехала с родителями в загул…
— Ну, кому там нечего делать?
Она что-то накинула, доползла до двери.
— Это Алия!
— Давай позже, а? Давай через час!
— Открой, Настя. Беда у нас…
Настя Вторая немедленно проснулась. Столько времени жила в ожидании этой новости, и вот вдруг.
— Сейчас!
Настя и спала в свадебном платье, так устала вчера. Открыть — одна секунда. Просто страшно. Собралась как-то с силами, прикрыла дверь в комнату, чтобы Алешеньку не разбудили.
Алия была строгая и усталая.
— Что? — Настя Вторая вышла к ней на лестницу, кружевами сметая праздничные окурки. — Светлана Марковна?..
— Нет… Митя…
Уже через пять минут под окном Светланы Марковны собрался весь цвет подъезда — Настя Вторая, Ирина Павловна. Игорь… Кто в чем, кто как. Ноги голые, тапки. Куртки поверх ночного. На асфальте под окном, прямо на обломках ступенек — Митя. В желтом смокинге.
— Может, он живой еще? — сказала Настя, сильно дрожа, и попыталась взять Митю за руку.
Какой-то был туман вокруг, какой-то полный абзац. Полная шиза. Лежит мертвый человек. Или живой? А сознание не работает ни одной секунды! Стоят тут… Как будто все вместе вышли на футбол посмотреть!
— Надо скорую! — мрачно предположил Игорь.
И никто никуда не побежал. Какое-то кинематографическое оцепенение, как всегда, когда герои смотрят на что-то ужасное, не разбегаются, поскольку именно оцепенели, а в это время к ним сзади подкрадывается чудовище.
Дальше тоже было, как в триллере.
Возле подъезда остановилась низкая спортивная машина, из нее выбежал молодой человек модной наружности, растолкал немую толпу, склонился над Митей.
— Что случилось? — спросил он строго. — С крыши сиганул?
Кивнули.
— Сколько времени лежит?
— Не знаем, — прошелестела толпа.
Молодой человек что-то потрогал, покрутил, повернул Митину голову.
— Лицо уже закоченело. Часа два. Вызывайте милицию!
Тут Ирина Павловна не выдержала и залилась горькими слезами. Она плакала и кричала что-то о том, какой Митя был хороший, как плохо он поступил и как же теперь всем дальше жить. Настя Вторая помчалась звонить. Игорь отошел и закурил, дрожа всем телом, даже волосами. А в окне бледным пятном торчало лицо Светланы Марковны. Никто не обращал на нее внимания. И она сама тоже.
Настя привела в первую квартиру сонных Эрика и Тристана.
— Светлана Марковна, пусть дета и Чапа здесь побудут, им лучше сейчас не ходить…
— Да-да, понимаю! — Светлана Марковна как могла шустро задернула шторы, разгладила одеяло и подушки:
— Сюда, мальчики! Сюда!
Дождалась, пока дети улягутся, и снова прокралась к окну.
Теперь уже так просто не посмотришь. Толпа народа, милиция, специальная серая машина без указания службы.
В такой увезут Митю.
Чапа жалась к тапкам. Тоже чувствовала.
Светлана Марковна взяла ее на руки и осталась стоять у окна, наблюдая с ужасом и недоумением за тем, что происходит. Митя умер. Она жива.
— Как же так? — спросила она у солнца. — Как же… так?
Солнце молчало. И это было как раз очень красноречиво. Зрачок солнца смотрел, не моргая. И в нем был ответ — да, жива. Жива! Здесь жива! Сейчас жива! Нет никакой тебя единственной обреченной! Тебя единственной на мрачной сцене бытия! Есть одно общее на всех течение могучей реки времени и событий, не пытайся остановиться против ее силы! Главный герой — она! Теки! Живи! Смотри вперед!
— Мама! — позвал Эрик.
— Мама скоро будет, мальчик! — ласково сообщила Светлана Марковна. — Давай, я тебе включу музыку? Хочешь Чайковского?
— Хочу воды! — сердито сообщил Эрик.
— Сейчас.
И Светлана Марковна пошла за водой. Солнце освещало ей путь.
Милиционеры переговаривались, зябко ежились, что-то измеряли. Игорь курил. Рядом — странный мужик из спортивной машины.
— Что, пил парень? — спросил мужик.
— Ну, как все…
— Явно не в себе был…
— Как все…
— Я тут слышал, наркота имелась… Да?
— Не знаю.
— А ты че, местный? — мужик посмотрел бодрячком, даже улыбнулся. — В этом доме живешь?
— Я? Нет…
— А, ну ладно. А то я тут квартиру купил. Правда, еще не заселился. Третья квартира на первом этаже, заходи. Только купил, а уже какие-то бакланы сверху залили. Хорошо хоть ремонт сделать не успел, а то бы влетели все сразу!
Игорь постарался исчезнуть. Просто пошел куда-то, оставляя за собой реверсивный след сигаретного дыма. Мужичок посмотрел вслед, пожал плечами и переключил внимание на милиционеров:
— Братишки! А где тут можно машинку прокачать? Не знаете? А то хочу окна затонировать, но чета не могу понять — можно уже или нельзя?
Игорь на ходу набрал Алену:
— Ну? — спросил сонный голос новой любимой женщины. — Чего тебе в семь утра?
— Алена, ты предлагала… уехать, помнишь?
— Ну, предлагала.
— Я еду, Алена! Забери меня отсюда, ладно? Я готов! Совсем готов! Только не оставляй меня здесь!
— Маленький, — улыбнулась сонная Алена. — Лапочка ты моя! Конечно, я тебя заберу! Конечно! И уж я точно не буду одевать тебя в черный гольф и черные кожаные брюки! Только светлые тона и натуральные ткани! И все у нас получится!
Оля постаралась выглядеть во время развода счастливой, отдохнувшей, устроенной. Хотя не исключено, что она именно такой и была. Поговорить не удалось. Разводились молча, корректно. После процедуры, которая заняла минут двадцать, Вадим передал Оле пакет с деньгами.
— Здесь не совсем то, что ты хотела, — честно признался Вадим. — Но этих денег тебе должно хватить надолго.
Оля отказалась выпить кофе перемирия, отказалась рассказать, как живет. Вадим повез ее на вокзал. По дороге молчали. Вадим предполагал, что Оле будут интересны новости, просто она не может снизойти до вопроса и сама себя сейчас ругает.
— Светлана Марковна сносно себя чувствует. Сказала, что намерена дожить до следующего Нового года. Присматривает за сыновьями Мити, очень увлеклась образованием. Пацаны при деле, все довольны. Ирина Павловна с перепугу после случая с Митей бросила пить. Врачи сказали, что Митя намешал всего сразу, покурил сверху, вот у него крышу и сорвало…
— Я не хочу это слушать.
Оля отвернулась к окну.
Ладно. Нет так нет. Вадим включил радио.
Минуте на десятой зазвонил телефон, как раз перебив единственную нормальную песню в местном эфире. На экране громкой связи имя «Танюша».
— Танюша? — Оля саркастично хмыкнула. — Танюша??
Вадим молча переключился в интимный режим, поднес телефон к уху.
— Да. Скоро буду. Да. И я. Пока.
И снова молчание, но в этот раз уже холодно-напряженное. Оля поискала, чем бы таким пригвоздить бывшего, открыто пошарила взглядом по его фигуре. А туфли-то потертые! А рубашка-то и брюки те же, из старых времен!
— Что, плохи дела, да? Одеться не на что?
— Нормальные дела.
— А я знаю, что ненормальные! Что твою компанию у тебя отобрали! Что сейчас там работают другие люди! Не так разве?
Но теперь уже Вадиму было неинтересно разговаривать. Поэтому он молча высадил Олю на вокзале, справедливо полагая, что с деньгами средь бела дня взрослая девочка сможет организовать себе досуг, не пропадет!
Игорь приехал разводиться несколькими днями позже. Договорились встретиться у суда на ступеньках. Ах, какое романтичное место!
— Привет! — сказал Игорь, оптимистично пожимая Тане руку. — Хорошо выглядишь!