— Как-как? — Оля чуть многострадальную корзинку не уронила. — Как?
Алия и Митя с нежностью переглянулись.
— Эрик Дмитриевич Горюнов-Алиев и Тристан Дмитриевич Горюнов-Алиев. Что непонятного?
— Все понятно…
— Ну, тогда открываем водку!
— Игорь! Я тут на работу опоздала! — Таня выпустила Чапу на пол, и та убежала под стол. — Игорь, ты у себя?
— У себя.
Игорь лежал на тахте, забросив руки за голову. Гитара грустила, прислонившись к комбику, — редкий случай.
— Игорь! Тут форс-мажор случился. Светлану Марковну из первой квартиры забрали в больницу, а Чапу оставили нам.
— Ху из Чапа?
— Это собачка… Маленькая.
— Где?
— На кухне под столом.
Игорь еще минуту не реагировал, даже не моргал. Потом повернулся на бок и поджал ноги.
— Таня! — хрипнул он. — Мне плохо!
— Маленький! Что с тобой? Где болит?
— Нигде не болит! Просто плохо!
— Ну, это бывает! Муки творчества…
— Какие, на хрен, муки творчества?
— А какие тогда муки?
Игорь обернулся, хотел сказать, что ему хочется другой жизни, других звуков и запахов, другого интерьера, даже другой женщины, может быть! Вот такие муки! Но не сказал, зачем Тане больно делать? Она-то при чем?
— Таня, достало меня все! Сколько можно? Я ведь хорошую музыку пишу! Хорошую?
— Очень хорошую!
— Так в чем тогда дело? Какого…
— Тссс, тише…
— Какого черта у меня нет ни бабок, ничего!
— Не знаю, Игорь…
— А у тебя какого черта ничего нет? Ты же умная, книжки читаешь!
— Ну, за это мне доплачивать не должны!
Игорь посмотрел на Таню — шутит? А вот как она может шутить? Игорь впервые остро осознал, что у него не очень счастливая и не очень красивая жена, и он сильно виноват если не во втором, то в первом…
— Таня… Что нам делать?
— Все то же самое. Работать…
Игорь упал обратно на кушетку.
Светлану Марковну привезли в больницу, по дороге она пришла в себя, была слаба, но яростно сопротивлялась любой попытке дотронуться до нее.
— Где мои очки? — страшно кричала она, прикрывая лицо и глаза так, будто в нее только что вылили ведро муравьиной кислоты. — Где моя собака?
— Собака у ваших соседей! Очки мы не нашли!
— Это ужасно! Ужасно!
А кто спорил…
Потом была короткая борьба в приемном отделении. Светлана Марковна наотрез отказывалась выходить на контакт, сообщать о себе какие-либо сведения, пока случайно с ней не заговорила пожилая, усталая врачиха, явно махнувшая рукой на свою внешность.
Ей Светлана Марковна рассказала, как ее зовут, где она живет, сколько ей лет, ответила еще на какие-то технические вопросы. В частности, призналась, что поликлинику не посещала лет десять. А как лечилась? А она не болела. Она всегда вела правильный образ жизни, следила за собой…
— Болит где-нибудь?
Светлана Марковна честно призналась, что болит. Кое-что болело давно, что-то присоединилось сегодня, после падения.
— Пойдемте на рентген. Зачем нам перелом в вашем возрасте?
Вот тут Светлана Марковна взвилась:
— У меня нормальный возраст! Вы, прошу заметить, не намного моложе!
— Женщина… — врачиха вздохнула, — вы потеряли сознание. У вас загрудинная боль и голова разбита!
Светлана Марковна и не заметила… Ах, как страшно! Потрогала пальцами. На пальцах была кровь.
— Я что — умираю?
Врачиха пожала плечами:
— Может, и умираете. Если не дадите осмотреть рану, так и не узнаем.
— Осматривайте… Только не рассматривайте…
Светлана Марковна чувствовала, что она на грани катастрофы. Все сразу: и кровь, и снимок, и десяток людей, — а она без очков!
Еще больший шок ее ожидал в рентген-кабинете.
— До пояса разденьтесь, — тихо попросила врачиха.
— Зачем???
— Надо посмотреть, может с ключицами, с ребрами что.
— Не разденусь! — возмутилась Светлана Марковна. — Вы с ума сошли? Раздеваться! Не разденусь!
— Женщина, я вас умоляю, не шумите так… У меня со вчерашнего утра смена!
— Раздевайтесь, вам же добра желают! — включилась еще одна монстрица в белом халате и кошмарном переднике. Штатный мясник? И это называется рентген?
Врачиха отвернулась.
— Раздевайтесь, давайте не будем ругаться.
— Вот еще, стану я с вами ругаться!
Светлана Марковна хотела сказать, что она актриса, что она выступала на одной из лучших сцен, ей носили цветы и писали любовные телеграммы! Что она была вхожа в лучшие дома, хоть и не пользовалась этим, поскольку считала себя человеком тактичным и серьезным, а тут — раздевайтесь!
— Женщина!
Светлана Марковна заплакала и стащила свитер, потом рубашку, потом майку — все сдержанное, темное, со вкусом, кроме серой от стирок майки…
— К свету подойдите.
— Куда?
— К свету!
Заливаясь беззвучными слезами, оскорбленная, поруганная Светлана Марковна встала под убивающе яркий луч. Когда-то она стояла на сцене… А теперь — здесь…
Врачиха хищно склонилась, пощупала ребра, шею, потом очень внимательно вылупилась на грудь Светланы Марковны.
Когда-то у Светланы Марковны была хорошая грудь. Когда-то. Сейчас ничего не осталось. Светлана Марковна старалась пореже видеть эту грудь, она даже от себя ее прятала. А теперь чужая женщина, хоть и успокоительно некрасивая, активно рассматривает это все! Что она хочет? Посмеяться? У нее-то, вероятно, все в полном порядке?
— Вы к маммологу когда ходили? — спросила врачиха.
— Послушайте, хватит меня мордовать! Отпустите! Я чувствую себя совершенно нормально!
— Я вам выпишу направление в онкологию, слышите, женщина?
— Отпустите меня, прошу вас!
— Иди, сходи в регистратуру, — попросила врачиха свою мясницкую товарку. Та кивнула, грустно взглянула на Светлану Марковну и ушла.
Утром следующего дня, в воскресенье, Таня понесла Чапу домой. Светлана Марковна могла еще не вернуться, но
и ждать у моря погоды тоже не хотелось. Не то, чтобы Чапа вела себя некорректно. Нет, она просто выла и лаяла всю ночь и бросалась на дверь. Ирина Павловна раза три выходила ее гонять, причем один раз очень результативно — Чапа визжала, как резаная. В общем, надо было что-то делать.
— Светлана Марковна! Это Таня! Я Чапу принесла!
Дверь открылась почти сразу, но не широко. Светлана Марковна высунула руку, приняла Чапу и немедленно скрылась обратно. Дверь захлопнулась.
— Она хорошо себя вела! — оптимистично соврала Таня. — Чудесная собака! Обращайтесь, если что!
И не успела она отойти, как дверь медленно отворилась, и снова показалась рука.
— Танечка! — поманила рука. — Можно вас?
— Да, конечно!
— Танечка, вы не могли бы… э-э-э… мне надо кое-что купить… А я не могу выйти…
— Да! Что?
— Сейчас, погодите!
Дверь снова закрылась. Таня стояла перед ней с улыбкой, ждала. Минут через семь опять нарисовалась конечность Светланы Марковны. В ней была стопочка бумажек и деньги.
— Таня, мне нужны очки, я там нарисовала, какие. И мне нужны лекарства. Вы увидите направление из больницы, я не могу разобрать. Снесите в аптеку, если вам не трудно!
— Я поняла, сейчас схожу!
— Если там очень дорого, тогда не надо!
— Хорошо!
Таня не удивилась тому, что снова не прозвучало традиционных «спасибо» или еще что-то такое же банальное. Это не всегда показатель… э-э-э… ну, вообще, в целом.
Оля проснулась от того, что Вадим создал искусственный торнадо. Она открыла глаза и увидела мужа с кофе в руках, рекламно машущего широкой ладонью по направлению от чашки к носу Оли. Запахи гонял.
А Оле снился Игорь, сосед, красавец. И так хорошо снился, так сладко, оооох…
— Вадим, ты чего?
— Ничего! Кофе в постель!
И улыбается. Идиот какой-то…
— Оля-ля! Подъем!
— Вадим, отвали! Воскресенье! Дай поспать!
— Сегодня у нас запланировано приключение!
— Какое, на фиг, приключение? Десять утра!
— Едем знакомиться с компаньонами! Семейный пикник, пейнтбол, шашлык, баня, дискотека!
— Да ну тебя к черту! Дай поспать!
— Ну, спи!
Вадим ушел в другую комнату. В принципе, ничего удивительного. Точно так же он реагировал на попытки Оли растормошить его после двенадцати ночи. У нее начинался подъем, а у него — отбой. И он ее отсылал похлеще, так что все законно. А время до выезда еще есть.
Из двух квартир поучилась одна большая пятикомнатная. Есть с чем работать: мебели некомплект, дивана до сих пор нет, потолок не довели до ума. Да масса вопросов! А третью квартиру, однокомнатную, еще и не присоединяли! Вот она, стена слияния, за ней — еще один участок Вадимовой территории. Стену не штукатурили, не обрабатывали — а смысл, если ломать? Вот только когда? Столько забот на работе, столько вопросов.
Выглянул в окно — и увидел Таню.
Тогда сел на подоконник и начал пить Олькин кофе, глядя на удаляющуюся Танину широкую спину.
А когда-то давно Вадим специально сидел вот у этого самого окна, чтобы не пропустить, когда Таня будет уходить или возвращаться. Ох, как много всего в жизни было!
Таня решила начать с аптеки. Очки, которые нарисовала Светлана Марковна, могли испугать неискушенного человека. Их идентификацию и поиск следовало оставить на потом, на десерт. А с аптекой все предельно ясно. Таня сунула бумажку в окошко.
Там долго вертели бумажку в руках, потом вернули со словами:
— Девушка, это не к нам! Это вас к онкологу направили на консультацию! Нам-то это зачем?
— Куда направили?
— К онкологу! Не тяните! Там очередь, еще пока запишитесь!
Таня поняла, что очки уже не успевают материализоваться.
В дверь позвонили. Вадим страшно удивился, но в глазок смотреть не стал из принципа — надо жить спокойно, ничего не бояться. Он в приветливом, тихом городе. Это в Москве ему успели доходчиво объяснить, что, если есть проблемы, надо принимать меры или спасаться бегством. Принимать меры в данной ситуации не имело смысла, и Вадим не то чтобы бежал, просто устал доказывать, что хочет жить и работать честно и самостоятельно. Устал много лет не только работать, но доказывать и бороться.