Она положила подушку себе на колени, разгладила помятый листок из блокнота, на котором Джимми Боб делал записи по ее указанию, и положила на подушку. Прихлебывая колу с водкой, она просматривала имена на листке. «Аспасия», бордель, названный именем любовницы древнеафинского государственного деятеля. Уильям Стерлинг Овертон, крутой адвокат по гражданским делам.
Она подумала о красивых девицах, абсолютно покорных, неспособных к неподчинению, готовых исполнить самые смелые желания, чье вечное молчание было гарантировано. Она вспомнила видео с лабораторными мышами, которые маршировали стройными рядами.
Мысли ее были холоднее льда в стакане.
Дэвид Джеймс Майкл, миллиардер, – дотянуться до него будет трудновато.
Бертольд Шеннек, вероятно, более уязвим, но дело тоже не из легких.
Утром она постарается узнать что-нибудь об Овертоне. Пока что он казался самой легкой целью.
Она надеялась, что убедит адвоката раскрыть местонахождение «песочницы Шеннека» – «Аспасии». Она надеялась, что тот не совершит глупостей и не вынудит ее убить его.
Ничего не зная об адвокате, Джейн считала его таким же человеком, как она сама, но подозревала, что, если его придется убить, у нее не будет оснований для жалости.
Девять часов утра, пятница. Сидя в своем офисе в торговом комплексе «Спрингфилд таун сентер», Глэдис Чан с помощью кресельной подушки пыталась принять правильное положение по отношению к столу. Натан Силверман сидел на одном из двух стульев, предназначенных для клиентов, и улыбался – улыбался слишком много для агента ФБР, наводящего серьезные справки. Он знал, что это уже слишком, но не мог сохранять серьезность: ему нравилось смотреть на хозяйку офиса и слушать ее.
Миссис Чан, женщина тридцати с чем-то лет, американка во втором поколении, с китайскими корнями, была большой модницей и небольшой динамо-машиной. Рост – футов пять, если снять туфли на высоких каблуках, изящные черты лица, черные как смоль волосы и музыкальный голос. Она настаивала, чтобы ее называли Глэд. Силверман был очарован ею, и хотя в его восхищении не было эротической подоплеки – разве что совсем немного, – он испытывал смутное чувство вины, потому что был счастлив в браке.
– А, – сказала миссис Чан, – дом миссис Хок! Срочная продажа, шурум-бурум, выставлено и продано в один день девелоперу, который строит на свой страх и риск. Печальная история. Мне понадобилось больше времени, чтобы решить, какую кормушку для колибри купить во внутренний дворик. Вам нравятся колибри, Натан?
– Да, – ответил он. – Прелестные существа.
– Замечательные! Такие светящиеся перышки! И все время хлопочут. В Виргинии встречаются по большей части особи с рубиновой шейкой. Знаете, что колибри с рубиновой шейкой мигрируют из Южной Америки и пролетают пятьсот миль через Мексиканский залив?
– Пятьсот миль без остановки! Удивительно.
– Строят гнездышки из пушинок и паутины. Паутины! – Она приложила руку к груди, словно при мысли о строительстве гнезд из такого хрупкого материала у нее перехватило дыхание. – Свои гнезда они украшают лишайником. Украшают! Как мило, да?
– Прекрасно. Миссис Чан…
Она подняла руку, поправляя его.
– Извините, Глэд. Минуту назад, Глэд, вы сказали, что это «печальная история». Разве плохо, что дом Джейн ушел так быстро?
– Учитывая цену – не плохо. Безумно низкая. Мне было больно. Ее волновала не столько цена, сколько то, когда я смогу с ней расплатиться. Бедняжка не хотела слышать никаких доводов.
– Может быть, она не могла там жить… после того, что случилось с ее мужем.
Миссис Чан сложила руку в кулачок и три раза ударила себя по груди:
– Просто ужас! Я немного знала его. Я продала им этот дом. Такой приятный человек. Я, конечно, знала о самоубийстве. Я знаю все, что происходит там, где я продаю дома. Но она жила в доме два месяца после всего этого и только потом пришла ко мне. Позвольте кое-что сказать вам, Натан, вы ведь не подумаете, что я хвастаюсь? Я неплохо понимаю людей. Талантов у меня немного, но этот есть. И я совершенно уверена, что ее выгнала из дома не печаль. Не печаль, а страх.
– Джейн не из пугливых, – возразил Силверман. – Во всяком случае, ее нелегко запугать.
– Трусов в ФБР не берут. Конечно. Но боялась она не за себя, а за своего маленького колибри, своего сына. До чего милый мальчик! Она не давала ему отойти ни на шаг, не выпускала из вида.
– Она вам говорила, что опасается за него?
– Нет. В этом не было нужды. Это было ясно как божий день. Если к мальчику приближался кто-то посторонний, миссис Хок напрягалась. Пару раз я думала, что она вытащит пистолет.
Натан подался вперед на стуле:
– Думаете, у нее было оружие?
– Она же из ФБР. Почему бы ей не носить оружие? Один раз я даже увидела его мельком. Она наклонилась над столом. Расстегнутая куртка распахнулась, я заметила кобуру и рукоятку пистолета с левой стороны.
Силверман проговорил, обращаясь не столько к миссис Чан, сколько к самому себе:
– Но зачем кому-то причинять вред Трэвису?
Риелторша наклонилась над столом и показала на него пальцем:
– Это вопрос к вашему ФБР, Натан. Ваше ФБР должно все разузнать. Нужно быть просто ужасным человеком, чтобы обидеть прекрасного маленького колибри! Ищите. Найдите этого ужасного человека и упрячьте в тюрьму.
В пятницу утром Джейн провела два часа в своем номере, читая отчеты коронеров. В трех случаях патологоанатомы провели трепанацию черепа и исследовали мозг самоубийцы.
Один из троих жил в Чикаго. Ту часть, в которой описывалось состояние серого вещества, сильно отредактировали. Не меньше половины слов удалили электронным способом.
Результаты вскрытия находились в открытом доступе. Электронные файлы являлись оригинальными документами. Если файлы передавались заявителю по судебному ордеру, власти могли попытаться отредактировать копии в пределах, разрешенных законом. Но редактировать оригиналы запрещалось.
В отчете об аутопсии женщины из Далласа раздел, посвященный обследованию мозга, присутствовал в оглавлении, но не в тексте.
Третий отчет касался Бенедетты Джейн Ашкрофт, покончившей с собой в отеле в Сенчури-Сити. Эмили Джо Россмен, лос-анджелесский патологоанатом, обследовала мозг и сделала обширные наблюдения, часть которых была изложена на профессиональном жаргоне, так что Джейн поняла немногое.
В отчете имелись ссылки на фотографии. Но никаких фотографий не обнаружилось.
Выходя из мотеля в начале десятого, Джейн заплатила за еще одну ночевку.
Администратором была девушка лет девятнадцати-двадцати. Торчащие в разные стороны черные волосы. Позвякивающие сережки в виде серебряных паучков. Приколотый к рубашке бедж с именем Хлоя. Погруженная в свой смартфон Хлоя неохотно отложила его в сторону. Джейн увидела на экране фотографию актера Трэя Байерса. Заплатив, она спросила:
– У вас есть программа поиска знаменитостей? «Локатор звезд» или «Найди меня», в этом роде?
– Есть кое-что покруче. Каждые полгода появляется что-нибудь новое, круче старого.
– Не могли бы вы оказать мне услугу? Есть один известный человек, который меня интересует. Он сейчас здесь, в Лос-Анджелесе, или где-то еще?
– Конечно. Назовите имя.
Джейн назвала его по буквам: «Уильям Стерлинг Овертон».
– А чем он прославился?
– Адвокат. Был женат на актрисах и встречается с супермоделями. Думаю, его считают знаменитостью.
Секунд через десять Хлоя сказала:
– Да, клевый. Но если честно, для вас он староват.
Хлоя показала ей изображение, и Джейн увидела человека, похожего на актера Роба Лоу, только с чуть более грубыми чертами лица. Повернув экран к себе, Хлоя добавила:
– Ему сорок четыре.
– Древний старик, – заметила Джейн. – Но крутой. И богатый.
– Богатый – это лучше всего, – сказала Хлоя. – Богатый всегда молод. Да, он в городе. У него зарезервирован столик в «Алла мода» на час дня. Это супердорогая забегаловка. – Она смерила Джейн взглядом. – Вам лучше бы одеться по-другому, если хотите проскользнуть туда.
– Непременно, – заверила Джейн. – Вы совершенно правы.
– Чем стильнее, тем аппетитнее, – сказала на прощание Хлоя.
Направляясь в библиотеку на Вудленд-Хиллз, Джейн увидела шесть, а может, восемь полицейских машин напротив какой-то школы. На тротуаре стояли полицейские в форме, большинство из них – попарно, словно они ожидали происшествия похуже того, которое уже случилось. На ступеньках у входа толклись ученики, поглядывая на полицейских.
Двое мальчишек в наручниках сидели на нижней ступеньке и разговаривали, а в тот момент, когда мимо проезжала Джейн, оба смеялись.
В сорока футах от них на тротуаре лежал мертвец. Смерть наступила так недавно, что тело еще не успели накрыть, хотя полицейский уже доставал одеяло из багажника патрульной машины.
У мертвеца были седые волосы. Может быть, учитель. Или кто-то, проходивший мимо школы в неудачное время.
Не так давно девяносто процентов убийств совершалось людьми, знакомыми с жертвой. Теперь тридцать процентов жертв не были знакомы с убийцей. Раньше убийство считалось преступлением, совершаемым в кругу близких, теперь же перешло в разряд случайных событий, наподобие гибели от удара молнии.
Больше никаких неприятностей по пути не случилось, и Джейн вышла из машины, испытывая благодарность за эти минуты спокойствия.
Сев за компьютер, она набрала в поисковой строке «Уильям Стерлинг Овертон». Она не спешила. Люди, которые искали ее, не должны были включить юриста в сигнальный список имен, слов, фраз и сайтов, которые могли указать на пользование библиотечными компьютерами для выхода в Интернет. Она узнала о сомнительных связях Овертона с «песочницей Шеннека» (а значит, и с самим Шеннеком), поскольку Джимми Боб применял свой криминальный опыт не только в интересах клиентов, но и против них, однако те, кто состоял в заговоре вместе с Шеннеком, об этом не знали.