– У вас есть желания, Лу Лин? Есть? – спросила Джейн.
Детская застенчивость снова овладела девушкой. Тихий голос стал еще тише:
– Да, у меня есть желания. Мои желания – ваши желания. Быть готовой к использованию и используемой – вот желание, которое переполняет меня.
Джейн отступила, так что рука Лу Лин больше не лежала на ее плече, и взяла пистолет с дивана.
Как и прежде, девушка никак не проявила своего отношения к оружию. Может быть, она приняла бы с улыбкой даже пулю. В конце концов, в «Аспасии» не могло происходить ничего уродливого, а зло, совершенное членом клуба, автоматически превращалось в добро.
– Мне пора уходить, – сказала Джейн и направилась к двери.
– Я вас разочаровала?
Джейн остановилась, развернулась и посмотрела на Лу Лин с печалью, которой не ведала никогда прежде и которая переплеталась с гневом, страхом, неверием и уверенностью. Она видела перед собой не просто девушку с мозгами, промытыми сектой, которая лишила ее свободы, – это было нечто большее: ее мозги выскребли, оставили только порванные нити, а потом эти нити связали в новую личность. Джейн не знала, с кем – или с чем – она разговаривала: то ли с неким остатком девушки, которая раньше была полноценной личностью, то ли с телом, которым управляла враждебная программа.
– Нет, Лу Лин. Вы меня не разочаровали. У вас нет возможности разочаровать члена клуба.
Безукоризненное светящееся лицо оживилось улыбкой.
– Это хорошо. Хорошо. Я надеюсь, вы вернетесь. Я могла бы приготовить для вас идеальный обед. Я знаю тысячу и один рецепт. Я ничего так не хочу, как сделать вас счастливой.
Если бы глубоко внутри девушки оставалась хоть частичка личности, испускавшая крик, неслышный здесь, на поверхности, далеко ото дна, Джейн забрала бы ее из «Аспасии». Но к кому, к чему, куда? Чтобы ее идентифицировали по отпечаткам пальцев и вернули в семью, которой она больше не знает? И кто узнает эту новую девушку, сотканную из тонких нитей, оставшихся от ее прежней сущности? Никакие психологи не вылечат ее. Если хирург сделает ей трепанацию черепа и найдет там наносеть, оплетающую мозг, то не поймет, как эту сеть удалить, а девушка, скорее всего, не переживет операции.
– Я ничего так не хочу, как сделать вас счастливой, – повторила Лу Лин и снова села на диван. Улыбаясь, она одной рукой безостановочно разглаживала ткань обивки, на которой сидела гостья.
Джейн задумалась. Когда эта девушка не убирала свои апартаменты (что не требовало больших затрат времени), не готовила себе еду, не занималась в тренажерном зале, когда никто не обладал ею – как часто она сидела, уставившись прямо перед собой, одинокая, безмолвная, неподвижная, словно кукла, брошенная ребенком, который отказался от игрушек и перестал ее любить?
Дверная ручка в ладони Джейн была куском льда. Откликнувшись на прикосновение, дверь открылась сама, и Джейн вышла в коридор. Дверь закрылась.
Казалось, в холле стало холоднее; Джейн дрожала, ноги ее подгибались. Она прислонилась к стене и медленно сделала несколько глубоких вдохов. Пистолет оттягивал руку своей тяжестью.
Извещатель не сообщает о новых нарушениях со стороны члена клуба при общении с девушкой номер шесть.
Борисович и Володин ждут развития событий, на несколько секунд утратив интерес к карточной игре.
Но никакого развития событий не происходит, и Володин говорит:
– Уже стемнело. Можно заняться ликвидацией.
– Можно, – соглашается Борисович, поднимается из-за стола, берет свой пистолет, сует его в наплечную кобуру.
Володин делает то же самое.
Они не надевают пиджаков. Оружие их ничем не прикрыто. Туда, куда они направляются, гости не заходят.
Оба выходят из апартаментов Борисовича.
Джейн собралась было открыть другую дверь и поговорить еще с одной девушкой, но поняла, что не узнала бы ничего нового – только печальную правду, которую знала и так. Разговор был бы таким же тревожным и гнетущим, как беседа с Лу Лин.
Секс был частью сути «Аспасии», но не всей сутью. Более важными частями были грубая сила, доминирование, унижение и жестокость. Сексуальные контакты, происходившие здесь, не имели отношения к любви и к какой-либо привязанности и ни в коем случае – к продолжению рода. Девушки, как и дом, были необыкновенно красивыми, и погрязшие в пороках посетители могли притворяться перед собой и другими, что в их безжалостной жестокости есть красота, что абсолютная власть и их сделала красивыми, а не бесчестными и одержимыми дьяволом.
Только один раз в своей жизни Джейн испытывала такой страх и такую беспомощность, и было это давным-давно.
Разговор с другими девушками, низведенными до состояния Лу Лин, не дал бы ничего, но, вероятно, на первом этаже можно было узнать что-нибудь полезное. Задняя лестница была рядом, огороженная с обеих сторон, в отличие от шикарной главной лестницы – превосходный тир вертикального расположения. И все же она пошла туда и спустилась с такой скоростью, какую только могла себе позволить.
Лестницы были одним из препятствий, которые она училась преодолевать в Академии, тренируясь в Хоганс-Элли – городке из кирпичных и деревянных сооружений, с судом, банком, магазином, кинотеатром, баром, мотелем, площадкой по продаже подержанных машин и многими другими вещами, – прекрасно спроектированном, продуманном в деталях центре подготовки в условиях, близких к реальным. В Хоганс-Элли никто не жил. Все преступники были каскадерами, подготовленными специальным агентством.
Спускаясь по лестнице, Джейн чувствовала себя так, будто ее тренировки в Хоганс-Элли, муляже настоящего города, проводились специально для проникновения в «Аспасию», которая тоже была своего рода муляжом: здесь обитали девушки и охранники, но никто не жил по-настоящему.
За шестнадцать недель пребывания в Куантико она время от времени проходила по Хоганс-Элли, когда там не проводилось учений и на улицах не было никого. Джейн не отличалась суеверием, но иногда ей казалось, что это заколдованное место и она видит конец света: люди бросили свои обиталища и на планете бьется только ее сердце.
Когда она сошла с последней ступеньки, ощущение конца света снова охватило ее, и на сей раз для этого имелись более веские основания. В «Аспасии» в полной мере проявлялись самые темные желания человека: иметь абсолютную власть, подчинять, требовать покорности, устранять все несогласия и возражения. Технология, делавшая Лу Лин счастливой, когда ею пользовались, когда она сидела в ожидании боли и унижения, была технологией хозяев улья, которые хотели переустроить мир в соответствии со своей утопией и, таким образом, уничтожить его.
Западное крыло первого этажа пустовало. Длинный холл тянулся к главной лестнице и прихожей, расширяясь перед ней, так, словно он рос с каждым шагом Джейн. Она открыла одну из двух дверей слева, нашла выключатель, увидела гимнастический зал с велотренажерами, приспособлениями для накачки мышц, беговыми дорожками… Первая дверь справа, как ей показалось, вела на кухню, но, открыв ее, она очутилась в странной комнате без окон, где горели потолочные светильники. Пол, выложенный белой керамической плиткой. Белые стены. В середине – стол на подставке того же цвета, что и пол, со столешницей из нержавеющей стали. Все вместе – вроде каюты космического корабля из фантастического фильма.
На столе лежала обнаженная девушка.
Издали девушка казалась спящей, но это впечатление рассеялось, когда Джейн подошла ближе. Голубые, с лиловатым оттенком глаза были широко открыты, словно ее потрясло увиденное в последнюю секунду жизни. Странгуляционные борозды на изящной шее свидетельствовали о насильственном удушении, хотя ни галстука, ни шарфа, ни веревки, которые могли послужить орудиями убийства, поблизости не было. Кровь на подбородке стекла с языка, который несчастная прокусила в предсмертной агонии, – зубы так и остались вдавленными в мякоть.
При жизни блондинка не уступала по красоте Лу Лин, ее лицо было совершенным, а тело изваял сам Купидон. Как и Лу Лин, по внешности она оставляла Джейн далеко позади. И все же Джейн подумала: «Это могла быть я, это и есть я. Это я, только не сейчас, а завтра, через неделю или через месяц, потому что победить людей, имеющих такую власть, невозможно».
К этой комнате примыкала другая, дверь между ними была полуоткрыта.
Если бы Джейн принадлежала к тем людям, которые бегут от опасности, а не навстречу ей, она, вероятно, бросилась бы наутек. Но бежать значило обесчестить себя и еще раз предать мать, которую она уже предала девятнадцать лет назад. В этом мире не вознаграждают за бегство. Если вы бежите от чего-то, то неизбежно сталкиваетесь с чем-то похожим.
Она подошла к полуоткрытой двери, толкнула ее, перешагнула через порог.
Перед ней стояла чрезвычайно мощная газовая топка. «КРЕМАЦИОННАЯ СИСТЕМА ПАУЭР-ПАК III» – название, данное изготовителем. Такие штуки обычно встречались только в похоронных конторах.
В голове зазвучал голос Лу Лин. «Фиби, вам будет приятно сделать что-нибудь такое, чтобы я заплакала? В боли есть красота».
Джейн заранее знала, что такие вещи непременно должны происходить в месте, которое способствует осуществлению абсолютной власти и проявлению всех пороков, носители которых обслуживали эту власть. Да, она знала, но старалась не вспоминать о своем знании. Если ты – Давид, сражающийся с Голиафом, тебе не хочется заострять внимание на габаритах противника, его склонности к насилию или жестокости.
Убийства во время секса не могли случаться слишком часто, иначе пришлось бы все время искать новых девушек, похищать их или добывать иным способом, а потом программировать. Но даже если такое случалось редко, они предвидели, что время от времени это будет происходить, и приготовились к тому, чтобы порой избавляться от обременительного трупа – по-видимому, испытывая угрызения совести не в большей степени, чем нацисты или