– И зубы, кажется, все на месте, – отозвалась Роза.
– Рычит, но не кусается, – заметила Джейн. – Давно он здесь?
– С тех пор, как купил это здание. Сколько времени прошло, Роза? Пять лет?
– Почти шесть.
«С тех пор, как купил это здание». После этих слов Джейн поняла, что все выглядит несколько иначе.
– Девушка вроде вас, – сказала Шарлин, – не может искать работу в этом месте. Вы хотите стать волонтером?
– Волонтеров всегда не хватает, – заметила Роза.
– Вообще-то, – сказала Джейн, – это я уговариваю его побыть волонтером в одном проекте.
– Он непременно согласится, каким бы ни был проект, – заверила ее Шарлин. – Наш мистер Бигфут не умеет говорить «нет». Ему до всего есть дело. Забота о ветеранах, приюты для бездомных животных, программа «Игрушки для малышек»[32] и так далее.
– И занятия с детьми после уроков, и школьные стипендии, – добавила Роза.
– Он столько времени проводит, тратя деньги, что я даже не знаю, когда он успевает зарабатывать новые.
– Важно знать одну вещь, – проговорила Роза, многозначительно посмотрев на свою коллегу.
– Если он бледнеет, покрывается по́том и после этого с минуту не похож на себя, не обращайте внимания, – сказала Шарлин.
– Он болен? – спросила Джейн.
– Нет-нет. Просто дурные воспоминания. Может быть, об одной из войн, в которых он участвовал. Это быстро проходит, девочка, и ничего не значит.
Шарлин и Роза вернулись к работе – тема была закрыта.
Когда Джейн вышла из женского туалета, Шарлин поманила ее к себе:
– Босс сказал: «Пришлите ко мне эту молодую даму». Если он забыл твое имя, детка, не обижайся. У него много забот, потом он вспоминает все имена. Кстати, тебя как зовут?
– Элис Лиддел, – ответила Джейн.
– Надеюсь, мы будем часто видеться, Элис. Не забыла, где его кабинет?
– Не забыла. Спасибо.
В кабинете Трэхерна Джейн закрыла за собой дверь и посмотрела на возвышавшегося над столом человека в одежде бездомного, с бородой, пронзенной молнией. Уважение к его прошлому разъедали подозрения, понимание того, что страна охвачена порчей. Она подумала о Дэвиде Джеймсе Майкле, которого все считали щедрым благотворителем – эта маска позволяла ему поддерживать Шеннека и пользоваться девочками в «Аспасии». Одежда Трэхерна, внезапно решила она, тоже могла быть маскарадным костюмом, а его непокорные волосы и борода Моисея – частью тщательно продуманного имиджа.
– Значит, вы богаты, да? – спросила она.
Он поднял нестриженые брови, густые, как усы:
– Разве богатство меня принижает?
– Это зависит от того, как вы заработали свои деньги. Вы прослужили двенадцать лет в армии, а там платят не много.
Трэхерн посмотрел на пар над чашкой кофе, взял кружку, подул и осторожно пригубил напиток. Видимо, он пытался обуздать свой нрав, которому прежде дал волю. А может, выигрывал время, чтобы сочинить ложь поубедительнее.
– Когда я оставил службу, – сказал он, – я получил наследство. Годом раньше умер мой отец.
– А как он получил деньги?
Лицо Трэхерна сморщилось и стало похоже на кору кряжистого дуба.
– Если человек попал в такую переделку, как вы, он не закидывает камнями того, кого просит о помощи.
Лицемерное негодование не было ответом на вопрос.
– На тот случай, если вы забыли, – сказала Джейн, – напомню, что недавно мою жизнь исковеркали богачи, которые считают, что могут владеть всеми, кто им нужен, и убивать всех, кто не нужен.
– Мазать всех богачей черной краской – чистый фанатизм.
Джейн прекрасно понимала, что обвинение в фанатизме – распространенный способ заткнуть глотку противнику, в котором от фанатика ровно столько же, сколько в ней самой – от голубого жирафа, способ заставить сомневаться в себе, направить не в ту сторону, говорить с позиции морального превосходства над обвинителем. Какими бы ни были мотивы Трэхерна, благородными или наоборот, Джейн не позволит манипулировать собой.
– Вы водитесь с богачами? Мне кажется, богачи водятся только друг с другом.
Он поднялся со стула во весь рост – примерно шесть футов и четыре дюйма. Грудь выгнулась, напоминая винную бочку на пятьдесят галлонов, лицо покраснело от раздражения.
– Я вожусь с миллионерами и голодранцами, почти святыми и отпетыми грешниками. Со всеми, с кем захочу. Может быть, сядете?
– Я жду ответа.
– Какого ответа?
– Как ваш отец заработал состояние, которое оставил вам?
Трэхерн издал нечто вроде шелеста – такой звук производит собака, волоча по траве змею. Потом он сказал:
– Отец был консультантом по инвестициям. Хорошим консультантом. Наследство было не очень большим. Несколько сотен тысяч, после того как все было улажено. Двухтысячный год, конец тысячелетия, я только что демобилизовался, а вы были сопливой девчонкой с косичками. Передо мной открылись разные возможности. Я взял триста тысяч и оказался гораздо более удачливым инвестором, чем отец.
Джейн по-прежнему стояла.
– Да? И во что вы вкладывали деньги?
Он взмахнул большими руками, выпучил глаза:
– Наркотики! Оружие! Громадные страшные ножи! Фабрика по пошиву нацистской формы! – Трэхерн снова набрал полную грудь воздуха и выдохнул с тем же шелестом. Он все еще был недоволен, но пытался говорить нормальным голосом: – Одиннадцатого сентября, когда эти мрази снесли Всемирный торговый центр, все в панике стали избавляться от акций, а я принес все свои деньги на рынок. В две тысячи восьмом и две тысячи девятом году, когда экономика почти рухнула, я купил много акций и недвижимости. Понимаете, как это действует? Вкладывать в Америку всегда выгодно.
– Вы разбогатели, вкладывая в Америку?
– И эта схема до сих пор работает.
Она подошла к складному стулу и села, пока еще чувствуя себя не вполне свободно в его обществе, но уже поверив, что его негодование было искренним, а не наигранным.
– Я здорово на вас надавила, но извиняться не буду. Речь идет о моей жизни. И жизни моего мальчика. Я должна знать, что вы тот, кем кажетесь. В наше время это большая редкость.
Он снова сел за стол.
– Думаю, это обоюдно. Я позвонил человеку, который мог знать вашего мужа. Все-все, успокойтесь. Ну, вы успокоитесь? Дадите мне шанс? Хорошо. Так вот, этот парень… если бы он голодал на необитаемом острове с собакой, то скорее съел бы свою руку, чем тронул пса. Он знал вашего Ника и говорил о нем так, как римский папа мог бы говорить об Иисусе. С вами он не встречался, но был в деле вместе с Ником. Говорит, что Ник никогда бы не женился на психованной или идиотке, какой бы раскрасавицей она ни была.
Дугал Трэхерн нашел спутниковые снимки принадлежащего Шеннеку поместья площадью семьдесят акров в долине Напа, а потом распечатал их с различным увеличением. Стопка листов, схваченная скрепкой, имела толщину более полудюйма.
Джейн сидела за столом Трэхерна и разглядывала фотографии. В это время он вернулся с большой тяжелой сумкой, которую поставил на пол рядом с дверью.
– Вы правы, – сказала она. – Так, как я задумала, не получится.
– А так, как задумал я, получится.
– А как именно?
– Чтобы сэкономить время, я расскажу вам по дороге.
– Куда мы едем?
– В Лос-Анджелес. Встретимся с одним парнем.
– Каким парнем?
– Вы мне доверяете или нет?
– И доверяю, и не доверяю. В этом мире есть только восемь человек, которым я доверяю полностью. Поэтому я до сих пор жива.
– Ладно, доверяйте и не доверяйте. Может быть, на сегодня это лучшая стратегия. Но вскоре придется сделать выбор. У вас есть оружие?
Отогнув полу спортивной куртки, она показала ремни и пистолет в кобуре.
– Во время отпуска это запрещено. Но если я отправлюсь в ад, то не из-за того, что нарушила закон о скрытом ношении оружия.
Трэхерн пришел в объемистой черной пуховке, в которой его впервые увидела Джейн. Он распахнул куртку, не застегнутую на молнию, и Джейн увидела две кобуры с пистолетами, справа и слева.
– С хорошими связями и репутацией филантропа можно получить разрешение на два ствола.
– Без этого вы не наладите раздачу игрушек?
– По большей части я ношу только один. Я знаю священников, учителей, старушек, которые без оружия не выйдут из дома.
Пока Трэхерн говорил, Джейн разглядывала закрашенные окна.
– Зачем вы их закрасили? – спросила она.
– Не хочу сидеть спиной к окну, через которое любой может меня видеть.
– А жалюзи вас не устраивают? Или шторы?
– Этого недостаточно. Закрасить черным. Единственный надежный способ. – Он поднял сумку. – Нам пора.
Глядя на Трэхерна, который открыл дверь и вышел из кабинета, Джейн думала о том, что будет теперь, когда она заручилась его помощью. Увеличились ли шансы обезвредить Шеннека, или, наоборот, ей гарантирован провал?
Джейн завела двигатель. Трэхерн поставил сумку на заднее сиденье, сел справа от Джейн, захлопнул дверь, положил на колени распечатки спутниковых снимков. В тесном салоне он казался крупнее, чем прежде, и выглядел еще более странно в своих ботинках со шнурками, камуфляжных брюках, черной футболке и блестящей черной куртке из нейлона. Ему исполнилось сорок восемь, но, несмотря на габариты и возраст, временами в нем проявлялось что-то детское. Иногда Джейн поворачивала к нему голову, и когда Трэхерн не видел, что на него смотрят, он выглядел каким-то потерянным.
– Что вы смотрите? – проворчал он.
– Вы хорошо понимаете, во что ввязались?
– Нарушение прав собственности, взлом и проникновение в дом, незаконное задержание, нападение, похищение, убийство.
– А ведь вы познакомились со мной всего несколько часов назад.
– Вы убедили меня. Я видел сайт «Аспасии». Я вам доверяю.
Джейн все еще не перевела рукоятку в положение «передний ход».
– Чтобы нырнуть в это с головой, надо было только поверить мне, и все?