22 августа 2016
Даша пишет:
Планы, чтобы не забыть: к 25 августа приурочить новый плакат-напоминание про советских диссидентов, вышедших в 1968 году на демонстрацию на Красную площадь с выступлением против введения танков в Чехословакию.
сегодня отчет по итогам феминизма:
Реакцию мужчин за несколько дней можно смело обобщить (обычно я боюсь так делать). Смеялись или улыбались практически все. Интересно, что незнакомые между собой мужчины переглядывались, как бы ища поддержки своей реакции. Переглядываясь, обычно улыбались еще больше. Была забавная для меня мизансцена-треугольник. Я по центру перед дверью, два парня чуть впереди, вплотную к дверям вагона. Оба вполоборота читают плакат. Потом отверачиваются к двери. В отражении наши глаза встретились. Я по очереди смотрела то на одного, то на другого. С начала акции мне стало легче управлять лицом. Когда хочется смеяться или сотворить презрительное лицо, удается остаться непроницаемым субъектом. Потом парни стали смотреть друг на друга и общаться скупыми жестами. Я сделала шаг вперед и нечаянно наступила на ногу одному из них. Извинилась. Наверно, он подумал, что я специально.
Другой случай. Группа подростков лет по 15–16 – два мальчика, две девочки – сидят напротив. Читают плакат. Мальчики в их маленькой компании ведут себя бурно – хватают девочек за бока, часто пересаживаются. Четверка начинает обсуждать плакат и его формулировку: «ага, а если бы не было большого взрыва, не было бы Вселенной», «а если бы у нее не пригорело, она бы не сделала плакат» и т. д. Я смотрю им в глаза каждо_й по очереди и улыбаюсь. Мальчик пытается меня пересмотреть, но опускает глаза первый. Другой мальчик спрашивает у подруги: «Ну и типа в чем фишка?» Девушка объясняет ему про акцию: «Ну ты типа смотришь, а она делает вид, что ничего тебе не показывает». Очень точное замечание! В этот момент я опять включила в себе училку литературы и радовалась их успехам.
Потом мы с плакатом неожиданно затрусили с Беллой Раппопорт, которая приехала к нам на вписку, потому что мы остановились у ее приятеля. Последовал трехчасовой разговор о феминизме, различных ситуациях, в которых находимся мы как активистки и т. д. Сделали селфи с плакатом. Была очень рада.
И, наконец, вчера. Идем по улице, подходим к мосту. На секунду останавливаемся. Мимо проходит пожилая женщина и замечает плакат. Просит прочитать:
– мне для книги надо.
Читает одну сторону, переворачивает, читает другую.
– да, вы правы, неравенство существует. А можно вам задать один неэтичный вопрос?
– можно.
– как вы относитесь к Путину?
– не очень хорошо относимся.
– господи, как же я рада! Хочется вам просто до земли поклониться. Я вот совсем плохо к нему отношусь! Я на него в суд подавала.
Тут, надо сказать, я несколько опешила.
Далее выясняется, что перед нами восьмидесятилетняя преподавательница литературы, всю жизнь она провела с детьми и посвятила себя школе. Она была ученицей самого Бахтина. В 1999 году у нее умер муж, и она осталась в трудном положении. Говорила, что всегда активно принимала участие в голосовании. И что Путин ей не понравился, но очень хотелось ему верить. Она писала в Администрацию президента, потому что хотела установить Бахтину мемориальную табличку. После 14-го письма ей позвонили и пригласили в Администрацию. На радостях она взяла редкое дорогое издание Бахтина с его дарственной надписью, чтобы отблагодарить Путина и подарить ему эту книгу. Но книга до Путина не дошла, по мнению женщины, она была по пути украдена тем человеком, который должен был ее передать. Когда это выяснилось, она стала подавать в суд, некоторые адвокаты отказывали ей в помощи, мотивируя тем, что «Путин их растопчет». Странный абсурдный нарратив. Сейчас же женщина пишет книгу про потерю библиографической редкости. Я в свою очередь рассказала ей, что это моя акция и что я тоже преподавательница литературы и русского. Она расцвела, мы пожали друг другу руки, пожелав удачи в каждом из поприщ.
Весь этот разговор о власти, филологии и одиночестве происходил на мосту. Для меня это важно, потому что мост – это как бы «нигде». Не на земле и не на воде, как бы в воздухе, в момент перехода, в подвешенном состоянии. Женщина находилась в капсуле своего монолога, мы – в капсуле своего; как тут не вспомнить о бахтинской полифонии.
25 августа 2016
Даша пишет:
Добавлю стихи Горбаневской. Сегодня катала демоверсию плаката.
25 августа 2016
Даша пишет:
Итак, сегодня, 47 лет назад, восемь человек вышли на Красную площадь с протестом против вторжения советских войск в Чехословакию. Мы были не единственной такой страной (см. Варшавский договор, пражская весна), но численно наши войска, наши танки превосходили остальных. Мужчин и женщин с демонстрации (молодую поэтессу, молодого ученого и пр.) приговорили к принудительному лечению, к арестам. Далее копирую:
Первый президент Чешской Республики Вацлав Гавел о поступке демонстрантов:
«Граждане, протестовавшие в августе 68-го на Красной площади против оккупации Чехословакии войсками Варшавского пакта, проявили человеческую солидарность и величайшее личное мужество. Их поступок я высоко ценю и потому, что они хорошо знали, на что шли и чего можно было ждать от советской власти. Для граждан Чехословакии эти люди стали совестью Советского Союза, чье руководство без колебаний осуществило подлое военное нападение на суверенное государство и союзника» [12].
Из последнего слова Ларисы Богораз на суде:
«Я оказалась перед выбором: протестовать или промолчать. Для меня промолчать – значило присоединиться к одобрению действий, которых я не одобряю. Промолчать – значило для меня солгать. Я не считаю свой образ действий единственно правильным, но для меня это было единственно возможным решением.
Для меня мало было знать, что нет моего голоса «за», – для меня было важно, что не будет моего голоса «против».
Именно митинги, радио, сообщения в прессе о всеобщей поддержке побудили меня сказать: я против, я не согласна. Если бы я этого не сделала, я считала бы себя ответственной за эти действия правительства точно так же, как на всех взрослых гражданах нашей страны лежит ответственность за все действия нашего правительства, точно так же, как на весь наш народ ложится ответственность за сталинско-бериевские лагеря, за смертные приговоры, за…
Прокурор: Подсудимая выходит за рамки обвинительного заключения. Она не вправе говорить о действиях советского правительства, советского народа. Если это повторится, я прошу лишить подсудимую Богораз последнего слова. Суд имеет на это право по закону».
Важно помнить о тех, кто не боялся сказать. Тут обычно начинаются разговоры о бесполезности любого протестного движения, о том, что «ну и чего вы добились этим». Протест демонизирован в нашей стране. Протестующие – это нехристи, им заняться нечем, тунеядцы, семьи у них, наверно, нет и т. д. Или проплатили. Или шпионы. Мы ездим с нашими тихими пикетами и напоминаем друг другу, как важно говорить, что память – это не стагнация, а живой процесс переосмысления, которого не стоит бояться. Его боится тоталитаризм. Как интерпретации в принципе. За нашу и вашу свободу.
Надеюсь, коммуникации будут, я очень хочу разговаривать сегодня и буду много ездить.
Плакат четырехчастный. Пришила к плакату на манер блокнота другой плакат. Буду листать. Там стихотворение Натальи Горбаневской (одной из диссиденток) из цикла восьмистиший «Площадь несогласных». Почитайте сегодня ее стихи, их легко найти.
9
Когда на площадь гонит стыд,
а не желанье славы,
в глазах миражем не стоит
величие державы,
и не томит, как сталактит
московского разлива,
разбушевавшийся синклит
родного коллектива
26 августа 2016
Пишут Мадина и Анастасия:
Идея для плаката пришла как-то совершенно внезапно – хотелось писать про августовский путч и свергаемость тоталитаризма, но вышло про арбузы. А впрочем, тема, как думается нам, важная.
Знаете, в одном фильме сказали, что детство – это пора, когда мы недостаточно сильны и слишком неопытны. Эта точка зрения весьма близка нам, и поэтому этот плакат появился. Этот плакат посвящен тому, что родители способны дать своему ребенку самое лучшее детство или же угробить его напрочь. О том, что есть правила, созданные из привычки, которые можно нарушать. О том, что можно принять ребенка, который ест арбуз ложкой. Можно принять ребенка, который рисует фиолетовые одуванчики вместо желтых. Можно принять ребенка с иной точкой зрения, ребенка-гомосексуала или ребенка-гуманитария, если вы семья технарей.
Словесная коммуникация была всего одна, но достаточно много человек читали и улыбались. С одним парнем пообщались пантомимой – ему явно понравилась мысль о поедании арбузов ложкой (вообще, думаю, основная идея была все-таки утеряна многими прочитавшими, но, в общем, разрешать есть детям арбузы ложкой тоже круто).
Самое веселое началось уже под конец поездки.
В вагон метро зашла мама с ребенком – она прочитала плакат, улыбнулась нам и начала шептать ребенку на ухо. Девочка прочитала, но особо эмоционально не отреагировала, а вот мать еще долго улыбалась. А затем мы поцеловались, и ее улыбка исчезла. Впрочем, это можно было бы вынести в отдельную проблему, но ценность нашего мнения никак не уменьшается от нашей сексуальной ориентации.
Следующими внимание проявили два молодых человека. У нас завязалась небольшая дискуссия о том, как можно и нужно есть арбуз. Вначале они поинтересовались акцией, а затем содержанием плаката. В итоге они сообщили, что стоит сделать плакат о том, что детям нельзя запрещать есть арбуз с помощью ножа, и удалились. Так уж вышло, что нам также следовало выходить. Столкнулись мы вновь у лестницы.
– А вы типа лесбиянки?