Что же осталось в кабинете? Личное фото в рамочке: он и Фиона, оба одетые в белый цвет и цвет хаки, загорелые и беззаботные, стоят на пляже – я их всегда воспринимала совершенно иначе. Служебные записки на его имя пришли, когда его уже не было в живых. Открытка на последний день рождения от сотрудников. А еще в нижнем ящике стола лежала подарочная карточка, мы решили, пусть подарок себе выберет сам. Выписанный по ошибке на рабочий адрес журнал про рыбалку, так и продолжавший приходить, пока не кончилась подписка. И небольшая посылка – тоже прислали не домой, а на работу. Помню, смотрела на его имя, и мне стало как-то нехорошо… все это я убрала в угловую тумбу.
Выбросить все это у меня не хватало духа. Единственным родственником был брат Брэндона, но он забрал себе только собаку. На работе даже не появился, так что я при всем желании не могла у него спросить: Не заберете их отпускное фото, оно стоит на его столе? Неиспользованную подарочную карточку? К содержимому этой тумбы я привыкла, да и, проходя мимо дома Труэттов, уже не дергаюсь. Но сейчас при виде закрытой дверцы меня бросило в дрожь. Руби вернулась и всколыхнула все, воспоминания ожили и всплыли на поверхность. Все без исключения.
Я стояла с папками под мышкой, и вдруг с той стороны кабинета донесся звук. То ли изнутри здания, то ли с улицы. То ли после моего визита в туалет заурчала вода, стены там переделали, а трубы остались старые. Или кто-то дергает ручку у входа в здание.
По спине пробежал холодок, я повернулась к стеклянным стенам. Вокруг пусто. На этих старых кирпичных зданиях камеры не установлены. Мы верили в кодекс чести, и для себя, и для студентов. Считали, что мы здесь сами по себе и сами себе хозяева, а наш городок – просто филиал колледжа, либо колледж – филиал нашего городка. Так или иначе, в нашей общей безопасности мы не сомневались.
Я прислушалась к тишине. Посчитала до десяти, потом до двадцати. Ничего. Наверное, это шалит старое здание, скрытые трубы или система кондиционирования – их во время ремонта оставили нетронутыми.
Я заперла кабинет и пошла к выходу, двигаясь быстрее обычного. Белая машина на другой стороне парковки никуда не делась.
Тут я четко услышала тяжелые шаги по гравию вдоль здания. Резко обернулась – на парковку выходил Престон Сивер.
– Привет, Харпер.
Непонятно, он чего-то ждал или только что появился? Или все это время был здесь?
Одет в форму службы безопасности, но пешком, без машины или электрической тележки для гольфа, какими служба безопасности пользуется при езде по кампусу.
Я машинально отпрянула.
– Так и инфаркт схватить недолго, – сказала я, оглядывая парковку. – Ты эту неделю на работе?
Ведь я его видела вчера утром, он сменил Мака и дежурил по поселку, решила, что он в отпуске.
– Утренняя смена, надо проверить, все ли здания заперты перед праздником. С тобой кто-то есть?
Он мимолетно взглянул мне за спину.
– Никого, – ответила я, поддерживая папки, торчавшие между моей сумочкой и боком. – Взяла кое-какую работу домой. В здании пусто.
Он кивнул, потом дернул головой в сторону белого внедорожника.
– Чья тачка, знаешь?
– Нет, впервые вижу. Наверное, кто-то решил прогуляться по кампусу.
– Она и вчера здесь стояла. Без номеров.
Я присмотрелась. Стильные тонированные окна, а колеса заляпаны грязью.
– На этом же месте стояла?
Он цокнул языком.
– Не помню.
Я вдруг вспомнила, что произошло, когда Брэндона не стало. Газетчики приехали к нему домой, прочесали весь поселок, а потом приехали к нему на работу и вели репортаж прямо с парковки, а мы, запершись в здании, следили за ними через окна. Анна потом вызвала службу безопасности – пусть едут отсюда. Убийство – не самая лучшая реклама для колледжа.
– Можешь ее отсюда отбуксировать, – предложила я. – Если стоит тут без разрешения.
– Буксировать чужую машину без особой нужды нельзя.
Он подошел поближе, заглянул через окна внутрь, сделал неспешный круг.
Я открыла свою машину, положила на пассажирское сиденье сумку и папки – надо уезжать, а то начнет приставать с расспросами.
– Завтра увидимся? – спросил он.
– Да, на вечеринке, – сказала я, усаживаясь за руль.
Отъехала, посмотрела в зеркальце заднего вида. Престон стоит возле белого внедорожника, руки в карманах, смотрит мне вслед.
Глава 12
Я повернула к Холлоуз Эдж, проехала мимо каменного знака, свежих цветов и скульптурки фонарей у въезда в поселок, перед изгибом дороги мелькнуло озеро, и я, как всегда, затаила дыхание. В этом месте иногда кажется, что тебя несет прямо в воду, особенно в темное время суток, когда дорогу освещает только свет фонарей, установленных на крыльце каждого дома. Дорожки под уклон, насыпные участки – всем хотелось, чтобы из их дома открывался вид на озеро, но иногда казалось, что весь поселок соскальзывает вниз, будто все мы ведем борьбу с земным притяжением.
Конечно, все мы разные, но именно озеро – то, ради чего мы здесь, то, что нас сюда заманило. Все мы ценили определенную эстетику, определенный образ жизни. И вот мы привязаны к этому месту, друг к другу, именно озеро нас объединяет. Через его призму мы воспринимаем друг друга. Считаем, что между нами есть что-то общее.
У каждого из нас есть каяк, доска для серфинга, рыболовная сеть. Летом выходные мы проводим в купальниках под легкими топиками, берем с собой кулеры, кружки с теплоизоляцией, чтобы напитки были холодными. Вечером допоздна жарим мясо, расслабленно общаемся в течение дня, не обращая внимания на спутавшиеся от ветра и влажности волосы.
Возможно, Брэндон и Фиона плохо себе представляли, с чем столкнутся, решив поселиться в этих краях. Если честно, это относится и ко мне. Мы с Айданом прокатились по окрестностям, прежде чем сюда переехать, мне показалось, что все здесь спокойно, мирно и тихо, такое местечко вполне в меня впишется, а я впишусь в него. Здесь мое стремление к цели останется при мне, но я смогу жить более беззаботно, как Айдан. А потом, к собственному удивлению, мы стали другими. Обосновавшись здесь, мы впервые увидели друг друга вне связи с работой. Айдан с головой ушел в учебу, возможно, так ему было легче не думать о том, к чему логически должны прийти наши отношения. И он от этой логики всячески уклонялся.
Может, вся эта авантюра на свежем воздухе пришлась мне по душе, потому что меня всегда куда-то выпихивали, посылали в лагеря, записывали в какие-то кружки – только бы я не пошла по стопам моего брата. Может быть, все сложилось именно так, потому что родители боялись: если я остановлюсь, со мной случится что-то ужасное. Есть некая извилистая червоточина, которая обязательно начнет меня пожирать, если я застыну на месте. И тогда я точно паду жертвой обстоятельств, от меня не зависящих.
Кстати, Труэтты сюда перебрались одними из первых. Может, это сказалось на их видении общей картины – кто-то все время приезжает, меняются правила, меняется их роль в жизни общины.
Многие из нас пересекались на работе в Холлоуз Эдж. Не только Брэндон и я, в приемной комиссии, и Руби, тогда еще студентка. В медицинском центре работала Тина, братья Сиверы на факультете почвоведения и в службе безопасности. Пол Уэллмен занимался связями с выпускниками. Шарлотта – юрисконсульт. Тейт подрабатывала тренером по лакроссу.
Наверное, поэтому наш квартал иногда напоминал общежитие. Он словно был продолжением колледжа – по месту и по возрасту. Нас устраивала эта уникальная структура частного специального образования.
Всех, кроме Труэттов.
Они регулярно на что-то жаловались (ночные посиделки на участках, фейерверки в канун Нового года, оставленный дольше положенного мусор), поэтому враждебность к ним только росла. Зачем они вообще здесь живут? К бассейну на выходных никогда не выходят. Никогда не появляются на общих тусовках. Никогда не ходят босиком от края дороги, через рощицу и прямиком в воду.
В принципе, берег для купания не предназначен, но мы все ходим сюда плавать. У нас есть свой заливчик, никаких подводных течений здесь нет. Этот укромный уголок принадлежит только нам – еще одна наша маленькая общая тайна.
Правда, последние месяцы стояла засуха, и шарм немного сдал позиции. Вода отступила, обнажив корни, ил, просто грязь и мусор. Покатавшись на лодках, люди привозили объедки и оставляли на берегу, а вода их смывала, они прилипали к подгнившим бревнам. Из-под них виднелись человеческие тайны. Иногда по вечерам тут шуршали крысы.
Временами мне казалось, что виной всему этому – Брэндон и Фиона Труэтты. Это из-за них здешняя красота увядает. Картинка, нарисованная нашим воображением, подгнила, и теперь это гниение не остановишь.
Руби вышла на улицу.
Она стояла на углу, перед домом Сиверов. В эту секунду ее отделяло шесть футов от Мака, который шел по дорожке от своего дома, покачиваясь на пятках и уперев руки в бедра.
Пять футов, он уже совсем рядом.
Я нажала на тормоз и съехала на обочину. Руби стояла ко мне спиной, она что-то сказала Маку, и он улыбнулся в ответ. Когда он увидел меня, выражение его лица не изменилось.
Я опустила окно.
– Что задумали? – поинтересовалась я.
Руби быстро обернулась, хлестнув хвостиком.
– А что задумала ты? Я проснулась, а тебя нет.
– Надо было кое-что прихватить с работы, – объяснила я, и Руби едва заметно нахмурилась. Я повернулась к Маку: – В кампусе встретила Престона. Подумала, может, и ты утром работаешь.
Не вынимая рук из карманов, он покачал головой.
– Эээ, нет. Мне на этой неделе там делать нечего. Половина сотрудников все равно в отпуске.
Я перевела взгляд на Руби, которая наигранно потянулась, наклонилась в сторону, уперев руки в бедра.
– Ну, я на пробежке, – сказала она. – Готовлюсь к ней. Только об этом и думаю.
Она засмеялась, и Мак засмеялся в ответ.
– Если минутку подождешь, я с тобой.
Вообще-то жарко, да и голова тяжеловата после вчерашнего. А Руби, похоже, с похмельем полностью справилась.