Почему вообще той ночью случилось то, что случилось? Кому понадобилось убивать Труэттов?
Наверное, Руби, ведя за нами слежку, что-то заподозрила, на что-то наткнулась. И в итоге поплатилась жизнью. И теперь я иду по ее следу.
Кому доверять? Только не Чейзу, он тогда солгал, подтасовал факты, навел следствие на Руби. Полиции? У них сейчас идет внутреннее расследование по делу Руби. Этому агенту рангом выше, которого я едва знаю? Мой брат тогда сказал: надо быть уверенной на все сто. Иначе система тебя перемелет.
Даже если за тобой нет вины, после встречи с системой ты – другой человек. С братом вышло именно так. Прошлое не отпускает его по сей день.
Только система тоже ошибается. Ведь что она такое? Система – это люди, законы, которые люди же и написали, стремясь к справедливости. Но всегда ли эти законы справедливы?
И если система нацеливает свое дуло на тебя, увернуться очень трудно. Она преследует тебя, въедается в тебя, и тебя от нее уже не оторвать.
Дома Шарлотта или нет – неизвестно. Я полдня следила за ее гнездом, но признаков жизни не обнаружила. Даже послала ей сообщение, вполне безобидное: можем поговорить? Но она не ответила.
Томясь от ожидания, я еще раз изучила страницы книжечки Руби, где она записывала, куда по вечерам ходила Уитни. Потому что для себя я решила – это она. И точка.
Именно ей Руби сказала: заходи, если что-то понадобится.
Именно она знала, где стоят камеры и как от них укрыться.
Весной она была у меня на работе, чтобы пройти собеседование и поступить в колледж, и наверняка обратила внимание на мою кружку ПРИВЕТ! И решила этим «приветом» меня попугать.
Но меня смущало время, когда записки оказывались у меня под дверью. Какая тут логика? Первую – ТЫ СОВЕРШИЛА ОШИБКУ – подбросили вечером, когда все мы были на собрании, в комнате у бассейна, обсуждали, кто и когда будет дежурить. Вторую – МЫ ЗНАЕМ – я нашла, когда сама вернулась с дежурства, вот наглость!
День близился к вечеру, Шарлотта молчала, я взяла ту фотографию и, крадучись, двинулась к ее дому, через один от моего.
Камера безопасности Броков смотрела на дорожку перед домом. Я подошла оттуда, чтобы меня видели. Нажала кнопку звонка – в окне что-то мелькнуло. Кто-то выглянул. Но открывать не спешил.
Я негромко постучала, и дверь внезапно распахнулась – Молли тряхнула гривой.
– Что такое? – спросила она, и это было нечто среднее между шепотом и воплем. Смотрит так же, как на прошлой неделе, когда я зашла к ее матери перед встречей у бассейна. Подозрительная и напуганная.
– Где мама?
В жилище стояла тишина, свет приглушен. Шарлотта делает вид, что ее нет дома?
– Не здесь, – ответила она с каменным лицом и начала закрывать дверь.
– Погоди.
Я поставила ногу в дверной проем, и дверь осталась открытой. Кажется, я наконец поняла, откуда взялись эти послания.
Причина – я сама.
В этом самом дверном проеме я в прошлый раз сказала Молли: виновность Руби не доказана.
А Молли уверяла, что доказана.
Помню выражение ее лица: и не верит мне, и сомневается. Она боялась не того, что Руби оказалась рядом с ее домом. Нет, она боялась другого – мне что-то известно. Иначе зачем я в тот день заявилась у их двери, зачем хотела говорить с Шарлоттой? И намекала на то, что Руби невиновна.
Но если Руби невиновна, значит, виновен кто-то другой!
Последняя записка гласила ПРИВЕТ! Ее написал кто-то, кто был в моем кабинете. Сначала я решила, что это Престон. Он работник службы безопасности на нашем кампусе, у него есть доступ ко всем зданиям, и к моему кабинету тоже.
Когда я пришла сюда, я думала об Уитни. Уитни подала заявление на учебу в нашем колледже, она вполне могла быть у меня в кабинете и обратить внимание на кружку с яркой надписью.
Но Уитни увели на собеседование дальше по коридору. А со мной сидели, ожидая результата, Шарлотта и Молли.
– Вообще-то я пришла поговорить с тобой, Молли. – Из заднего кармана я достала фото и протянула ей, глаза ее расширились, она громко сглотнула. – Готова поговорить прямо здесь, если хочешь.
Я шагнула назад, к краю крылечка, здесь наш разговор наверняка попадет на камеру.
Но Молли широко распахнула дверь и вернулась в дом.
Я вошла следом – идеальная чистота, как всегда. Все поверхности вытерты, никакой посуды. Но этот фасад явно дал трещину. Что-то было уже не таким, как прежде. Дверца шкафчика под раковиной болтается на одной петле. Семейные фотографии на стенах так и висят – рядом с Шарлоттой стоит Боб, девочки ростом едва доходят им до плеч. Будто они не выросли. Будто Шарлотта не хочет признавать очевидное.
Я бросила фото на стойку между нами.
– Привет! – воскликнула я. – Расскажи, зачем ты мне это суешь?
Молли глотнула, коснулась рукой горла.
– По-моему, ты сейчас нарушаешь закон.
Но голос звучал слабо, и она оглянулась назад, будто чего-то боялась. Ясно, что я застала ее врасплох. Такой лобовой атаки она никак не ожидала.
– Вовсе нет. А Марго… О чем ты думала, Молли? Почему решила нам угрожать? Что скажут соседи, когда узнают, что это ты?
– Вы все с виду такие хорошие, – она скрестила руки на груди. – Только я вижу вас насквозь. Знаю, кто на что способен.
– Это шантаж, – сказала я, хотя она ничего не просила взамен.
– Я вижу то, что вижу, – Молли пожала плечами. Посмотрела на меня с хитрой ухмылкой. – Ты знаешь, что господин Уэллмен однажды забыл ребенка в машине?
Комната поплыла у меня перед глазами, засосало под ложечкой.
– Да, Молли. Знаю. И знаю, что тебе и в голову не пришло помочь.
Она нахмурилась.
– Что это за отец? Когда он подъехал, у него зазвонил телефон, так он пошел в дом, а про ребенка забыл. А его жена озверела. Просто озверела. – Она покачала головой. – Это нормально?
Тейт права – из-за такой мелочи вся жизнь может пойти насмарку.
Но ведь Молли – не случайный прохожий?
– И ты просто оставила малыша в машине? А постучать в дверь не додумалась? Сказать им?
Она пару раз моргнула, будто такое не пришло ей в голову.
– Он был в полном порядке, – объяснила она. – Иначе я бы его не оставила. Ясное дело.
Но я явно задела ее за живое.
– Ты не все понимаешь из того, что видишь, – сказала я.
Ее глаза сузились.
– Прекрасно понимаю. И вижу то, чего не видите вы. Возьми Престона, он наш сосед, но флиртует с моей сестрой, а ей всего восемнадцать! И никто ни слова не говорит. Ты знаешь, что один раз он привел ее к себе? В прошлом году?
Я покачала головой.
– Я этого не знала.
Но я знаю другое: надо уметь молчать, а лучшая защита – это нападение. Вот Молли и пошла в атаку. Сейчас она расскажет все, выложит все наши тайны в свое оправдание.
– Она пошла на вечеринку в колледже, а он явился и всех разогнал. Ну, и ее там увидел. Отвез домой.
– По-моему, поступил очень достойно, – заметила я.
– Ты так считаешь? – Она скривилась. – А в колледже ходят слухи, что кто-то из охраны приходит на вечеринки и всех разгоняет. Всех, да не всех. Что хочет, то и делает.
Я ТЕБЯ ВИЖУ.
Значит, записка, которую я нашла в кабинете Сиверов, предназначалась Престону. Я, Марго… и Престон. Тут есть связующая нить. Мы все выступали в суде, когда слушалось дело Руби.
Угроза была очевидной. Скажи, что это Руби. Этих показаний и держись. Пусть это будет Руби.
У каждого из нас свои секреты, и никто не хочет, чтобы тайное стало явным. И Молли напоминает нам о том, что мы и сами хорошо знаем: подозреваемым может стать любой из нас. Если виновна не Руби, значит, виновен кто-то из нас.
– Вам до этого нет дела, – продолжала Молли. – Что там мутит Престон, вам все равно. Всем, кроме Руби.
– Руби за ним следила?
– Она была в курсе. Как-то пришла к нам в класс на замену. И спросила меня, а потом и Уитни – не хотим ли мы ей что-нибудь рассказать? Сказала, если что, можем прийти к ней, пообещала, что никому не скажет, что узнала это от нас. – Она закатила глаза. – Ты же знаешь Руби, она наверняка хотела вставить ему пистон.
Престон знал, что она за ним наблюдает, ясно, что он ей не верил. Может, считал, что и мне про его дела известно. Или Руби рассказала об этом Маку, когда он навестил ее в тюрьме. А потом пришел ко мне, выведать, много ли знаю я.
А не поехала ли у меня крыша? Везде, в каждом мерещится опасность. Любой мотив, любое взаимодействие – я уже в сомнениях. Будто весь фундамент нашего квартала – это полуправда и невинная ложь.
– Ты и его сфотографировала?
– Зачем он лез к моей сестре с разговорами? Его вообще надо отсюда выгнать! – Молли уперла руки в бедра, будто показывала свою силу. – Думаешь, все, когда узнают, обозлятся на меня?
– Да, – подтвердила я. Ведь дело не только в Престоне. – Думаю, обозлятся, и даже очень.
Молли протянула мне фотографию, словно намекая: мне пора, и не стоит забывать, на чьей стороне сила. Но я еще не закончила.
– Руби сказала вам, что всегда можете к ней обратиться. Это с твоих слов.
– Да, хорошо, что не понадобилось.
– Она оставила для вас запасной ключ, – продолжала я. – Сказала, где он лежит.
Молли только нервно сглотнула.
– Я знаю, что Уитни в ту ночь выходила из дома, – Молли наверняка это знала. И Шарлотта тоже. Все они знали. И перевели стрелку, чтобы под подозрение попал кто-то другой.
Когда Руби вернулась, Шарлотта решила отправить дочерей подальше, я же видела большую сумку. Пусть уезжают. После смерти Труэттов Шарлотта тоже отправила их к отцу. Не потому, что за них боялась. Она боялась того, что они, возможно, натворили.
Молли нарочито подняла плечо.
– Ну выходила потусоваться с друзьями на том краю озера. И что?
Но смотрит в сторону.
– Молли… Что ты сделала?
– Я? Ничего, – она скрестила руки на груди. – Только не делай вид, что Руби – невинная овечка. Даже не думай. Она отсидела в тюряге, – в голосе зазвенели нотки, свойственные ее матери. – Она всех вас выставила дураками. Знаешь, чем она тут занималась? Хотела всех вас перессорить.