Нет, Молли, она следила за тобой. Пыталась разобраться, что на самом деле произошло. Хотела докопаться до истины. И вот она мертва.
– Руби только и делает, что врет, – не останавливалась Молли. – Нам мама так и сказала. И раньше, и сейчас. Знаешь, что у нее есть машина?
– Что?
Меня окатила волна холода, и Молли улыбнулась. Будто поняла, что все-таки меня добила. Я забыла, что такое семнадцать лет. Когда ты уже почти взрослый и входишь во вкус – с тобой свобода, с тобой сила.
– У нее белая тачка, – сообщила Молли, – припаркована в стороне от дороги, ближе к яме. Уитни сама видела. Руби могла ехать куда ей надо, а сама взяла тачку у тебя. Значит, и тебе голову морочила. Знала, что это сойдет ей с рук.
Я закрыла глаза, покачала головой. Все-таки это Руби. Конечно же, она.
– Я не говорила, что она хороший человек, – сказала я. – Но это еще не значит, что она – убийца.
Ее лицо посуровело.
– Мама сказала, что будет пересмотр дела. Но виновна все равно она, Руби.
Голос ее надломился.
Мне стало ее жалко. Несмотря ни на что. Чего не сделаешь, чтобы защитить сестру или брата. Порой не знаешь, помогаешь ты или вредишь, но ведь что-то делать надо? А как иначе?
Как мы по мелочам обманываем родителей – нет, он никуда не уходил. И этот обман становится твоей второй натурой. Помню, как ночами я лежала без сна и вслушивалась – когда брат вернется домой?
А потом страх заставляет тебя лгать по-крупному, и страдает вся семья.
Я ушла, оставив Молли одну, в пустом доме. Когда-нибудь ей придется заглянуть себе в душу – и понять, что она наделала.
Глава 24
Белая машина.
Если верить Молли, белая машина припаркована в стороне от дороги, у ямы.
Но уже темно, следователи обходят местных жителей, вдалеке горит фонарь, хозяин которого, судя по направлению света, приближается. Миновав дом Тейт и Хавьера Кора, луч ненадолго застыл перед моим.
Я не шевельнулась, просто тенью у окна смотрела на улицу. Наверное, так чувствовала себя и Руби, когда из дома Труэттов наблюдала за каждым, кто проходит мимо, – люди идут и понятия не имеют, что в доме кто-то есть и он видит абсолютно все.
В свете лампы над моим крыльцом я увидела лицо – Престон. Но он неторопливо пошел дальше по тротуару. Может быть, снова вышел на дежурство. Или что-то высматривает. Какую-то угрозу – он знает, что она есть, но откуда она исходит?
Я ТЕБЯ ВИЖУ.
Неужели мы никогда не видели, кто мы есть на самом деле?
Едва Престон скрылся из виду, я вышла через заднюю калитку и осторожно ее заперла. Двигаясь вдоль заборов, я слышала привычные вечерние звуки, что доносились из каждого дома, все погружалось в тишину, разве что негромко гудели кондиционеры.
Я повернула за угол, прошла через улицу, и внешние звуки сразу набрали силу, в ушах зазвучала мелодия озера. Сверчки, перекличка лягушек – эти звуки звали меня к себе, вглубь деревьев, чем-то заманивали.
Поначалу, войдя в лесок, я растерялась. Тропинки нет, только деревья, ветки, под кустами что-то шевелится. Когда возвращаешься – легче, огни квартала помогают найти верную дорогу.
Я закрыла глаза, прислушалась, чтобы лучше понять, где я. Впереди плещется вода, значит, это берег – и я взяла левее, пошла через лесок. Заблудиться невозможно, лесная зона здесь неглубокая. И я упрусь либо в дорогу, либо в озеро. Справа веяло озерной прохладой.
Через каждые несколько шагов я включала фонарик своего мобильника, но привлекать к себе внимание нельзя – вдруг тут бродит кто-то еще? Постепенно глаза привыкли к лесу. Луна освещала землю россыпью ясного бледного света, тени стали четче – формы деревьев, веток. Царапались плотные кусты.
И вдруг лес кончился. Были деревья – и вот их нет. Я вышла на открытое пространство.
Посветила вокруг: плоский круг почвы, в центре – пепел. Тут явно кто-то бывал. Окурки сигарет, где когда-то горел костер, чуть подальше – бутылка из-под пива, углубления в поверхности, наверное, через лес волокли лодку.
Но машины нет. Справа от меня озеро, здесь молодежь и спускала на воду лодку. Я двинулась налево, там находилась проселочная дорога. Тропинка узкая, каменистая, то ныряет вниз, то вьется вверх, машинам тут делать нечего. Запросто проколешь шину, а то и чего хуже случится.
Еще один поворот – и я ее увидела. В лунном свете сверкнул металл. Ярко-белая машина, спрятана за обочиной проселочной дороги.
Я прибавила шагу и подошла вплотную. Да, именно эту машину я видела раньше. Тонированные стекла, шины заляпаны грязью. Номерных знаков нет.
Но откуда мне знать, что это машина Руби? Почему Уитни или Молли так решили? Может, Молли это просто наплела, чтобы привлечь внимание к Руби.
Я осторожно обошла автомобиль – как Престон, когда она стояла на нашей парковке. Тонированные окна, вокруг темно – внутри ничего не видно. Посветила фонариком в окно, но там только густые тени.
Собравшись с духом – вдруг среди ночи завоет сирена? – я взялась за ручку. Но пассажирская дверь заперта, сигнализация не сработала. Я попробовала другие ручки – все заперто. Под дверью водителя – кнопочная панель.
Замок – это не гарантия безопасности…
Я поискала в телефоне, что это за модель, можно ли перекодировать замок. Нашла производителя и узнала: машина открывается кодом из пяти цифр, но после трех неудачных попыток замок будет заблокирован, и придется вызывать специалистов.
Я уже собралась уходить. Ее эта машина или нет, я не знаю, внутрь не попасть. Но есть три попытки – и я решила попробовать.
Первая – день рождения Руби. Эта дата мне хорошо известна, перемножаешь день рождения на месяц – и получаешь год. Я нажала нужные кнопки – вдруг сработает?
Нет.
Какие еще цифры она могла взять для кода? Зная Руби, можно предположить, что она придумает что-то неожиданное. Даже не думая о том, чтобы кого-то перехитрить.
Я набрала 1–2–3–4–5, какие у меня еще варианты?
Не сработало.
Осталась последняя попытка, но никакая дата не шла в голову. Я ходила взад и вперед, пытаясь вспомнить день рождения ее отца, чего-то важного в ее жизни – и тут замерла.
Ведь эту дату она написала на передней странице обложки своей книжечки. 28–6–19.
Дата освобождения из тюрьмы! Она много значит в ее жизни. Не просто пометила книжечку датой, а записала код.
Я затаила дыхание и нажала на кнопки: 28619.
В ночи раздался щелчок – замок открылся! Значит, сомнений нет – это ее машина.
Она припарковала ее возле нашего здания, зная, что все мы в отпуске. А когда поняла, что я ездила на работу и машину видела, убрала ее в другое место.
Молли оказалась права. Руби взяла мою машину, но никуда на ней не ездила. Попросила ее, чтобы получить мои ключи. Так удобнее. Притворилась, что целый год не садилась за руль. Притворство, сплошное притворство.
Получалось, что все это она задумала давно. Все четырнадцать месяцев она вынашивала план. Она не приехала ко мне на своей машине, взяла такси. Притворилась, что ей нужна помощь, что ей нужна я.
Руби вернулась не только за деньгами, не только за ключами. Она решила докопаться до истины и устроила за нами слежку. Чтобы отомстить.
Боже, она ненавидела нас лютой ненавистью! Четырнадцать месяцев эта ненависть зрела, копилась в ее сердце.
Я открыла водительскую дверцу, и, выдавая меня, зажегся верхний свет.
Руби обманщица. Руби преступница. Руби жертва.
С какой из них я имела дело? Какая из них подлинная Руби?
В машине пусто, только в бардачке лежит чек на проданную машину. В подставке для чашек – обертки от конфет и банка из-под содовой воды, будто здесь прятался ребенок. Сзади между полом и сиденьем одеяло – видимо, она тут спала или собиралась.
Или просто готовилась сорваться в любую минуту. Если окружной прокурор решит, что они готовы пересмотреть ее дело. Но она уже не верила, что система примет решение в ее пользу.
Я подняла одеяло и увидела, что она под ним прятала: коробка для папок, крышка закрыта.
Коробка с личными вещами Брэндона Труэтта из моего кабинета.
Я открыла коробку – там было все, что я в нее положила. Стопка журналов, пришедших к нам по ошибке, на них фото, мне улыбаются он и Фиона. Подарочная карточка от Visa, мы вложили ее в поздравительную открытку, торчит в углу рамки.
Сбоку картонная коробочка, которую привезли на работу уже после его смерти. Видно, что Руби ее вскрыла. Края смяты, боковины вдавлены, но верхний клапан закрылся сам по себе.
Я раскрыла картонную упаковку, и меня затошнило, бросило в жар, шея покрылась гусиной кожей.
На белой коробочке простым шрифтом было написано: «детектор угарного газа».
На снимке под этикеткой была модель, что стояла у них в доме. Такая же, что и во всех наших домах.
Видимо, Брэндон Труэтт заказал это устройство, но по ошибке в графе «доставка» указал рабочий адрес. Воспользовался нашей подарочной картой, сидя за своим рабочим столом, и сделал заказ.
А когда заказ доставили, его уже не было в живых.
Я закрыла глаза, постаралась наладить дыхание – наконец мне стало ясно, что же нашла Руби.
Детектор угарного газа из их дома никто не забирал. Его никто не спрятал, не выбросил в озеро, готовя им темную и жестокую смерть.
Скорее всего, Труэтты сняли его сами – надоело бесконечное гудение, или детектор сломался, и его надо было заменить. А замену привезли, когда в ней уже не было необходимости.
Кто мог знать, что детектора на месте нет? Кто мог воспользоваться этим, когда готовил их убийство, ночью, в тишине, поняв, что детектор не нужно снимать самому?
Или…
Или…
Руби истолковала это как-то иначе?
Из леса донесся шорох, и я вскинула голову, под ребрами заколотилось сердце.
Через проселочную дорогу прямо перед машиной прошелестел енот и исчез в кустарнике на другой стороне.
Неужели такое возможно?
Надо все просчитать. Тщательно все проверить, как это наверняка сделала Руби, и прийти к простой и жуткой истине: Труэттов никто не убивал.