1
Мазерати скрылся в ночной дождливой мгле, мигнув на прощание фарами, а она осталась на пустой стоянке напротив старого городского кинотеатра.
Со стороны реки медленно наползал слоистый как гамбургер туман. Нижние ветви елей по сторонам дорожки уже скрылись в нём. Он стелился над самой землей, полз по земле гигантской бесформенной амебой.
Кинотеатр «Космос», – неуклюжая бетонная коробка, – несмотря на то, что был построен в середине двадцатого века, все еще работал. За время своего существования он пережил несколько реконструкций. Последняя, которую Катя помнила,…
…удивительно как можно помнить такую ерунду и забыть обстоятельства собственной жизни…
…добавила ему поддержку 3D форматов, увеличила фойе, и позволила разместиться внутри небольшому кафе, в котором перед сеансами, конечно же, готовили попкорн.
Над входом сверкала вывеска с названием. Последняя буква «С» в названии кинотеатра превращалась в реверсивный след улетающей вверх ракеты. Справа на электронном табло горел список предстоящих ночных сеансов, состоявший из фильмов, названия которых ей не говорили ровным счетом ничего.
– Подмена, Иллюзия полета, Полтергейст, Исчезновение Банни Лэйк, – прочитала она.
Список погас, и вспыхнул снова. Но теперь место названий фильмов занял непонятный набор слов.
…ПОТ ДЛЯ ТУТ ПОБЕДИТЕЛЯ – ПОТЕРЯВШИЙСЯ ЛОТЕРЕИ ДЖЕК – МАЛЬЧИК НАШЕЙ…
Впереди в черном бархате ночи пульсировал кроваво-красный крест. Рядом с ним сияла неоновая вывеска «Аптека».
Электронное табло выключилось и со щелчком включилось вновь. Теперь появившаяся на нем фраза казалась более осмысленной,…
…ТУТ ПОТ ПОБЕДИТЕЛЯ – ДЛЯ ЛОТЕРЕИ НАШЕЙ – ПОТЕРЯВШИЙСЯ МАЛЬЧИК ДЖЕК…
…но не менее абсурдной, чем раньше.
Катя уже хотела пойти дальше по направлению к пульсировавшему кресту, когда услышала печальный детский голос.
– Ведь так не бывает на свете, чтоб были потеряны дети, не правда ли?
На скамейке вдали от освещавших дорожку фонарей сидел ребенок. Во тьме она видела лишь его силуэт, – опущенные плечи, согнутые коленки.
Сердце бешено застучало в груди.
– А ты потеряла меня, да, мамочка? – голос был похож на голос ее сына. – И я спрашиваю себя, а любила ли ты меня на самом деле?
– Максим, – она сделала робкий шаг в его сторону: она никогда уже не забудет мальчика в ужасной красной маске, который сидел на ступенях у входа в зоопарк. – Это ты?
Она всмотрелась в маленькую фигурку. Конечно, так он и скажет ей: «Нет, я не он, я лишь его злобный двойник».
– Зачем ты родила меня, если не любила? Тебе нужна была игрушка? Ты сделала это, потому что так поступали все?
– Солнышко, – ее голос дрожал, сердце разрывалось от его слов, но в то же время она была уверена, что ее сын никогда ни при каких обстоятельствах не стал бы говорить подобное. – Конечно, я любила тебя.
…если ты Максим, – закончила она про себя.
Она подошла ближе, пытаясь разобрать, не скрывает ли его лицо маска красной смерти.
– Мышь… – обратилась она к нему.
– Кто вы! – в ответ мальчик вскочил на ноги. – Не смейте называть меня так! Вы не моя мама, чтобы так говорить. Это ее слово. Только она имела право так обращаться ко мне!
Он бросился в кинотеатр. Катя кинулась следом.
Толкнув стеклянную дверь и вбежав внутрь, женщина замерла оглядываясь.
Мальчик исчез. Его не было ни возле игровых автоматов за кассой справа, ни в погруженном в сумрак зале кафе. На столиках стояли чашки с недопитым кофе и бумажные стаканы с выдохшейся колой.
Тут было тепло и сухо. Под потолком гудел кондиционер.
Из закрытых дверей зала доносились приглушенные басы. Неужели там шел один из ночных сеансов? Для города, который скоро затопит, это было очень странно. Еще более странно, чем продолжающее функционировать городское освещение.
Катя осторожно приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Широкие мягкие кресла заливал трепещущий свет, льющий с экрана. Играла тревожная диссонирующая музыка, которую так любят создатели американских слэшеров и истерично кричала женщина.
– Нет. Джулии там не было. Она была в парке. Ее там не было. Вы все сумасшедшие.
– Макс, – позвала она. – Максим. Ты здесь? Не бойся, мышь. Это я, мама.
– Она, наверное, так напугана! Она не понимает, где находится! – вновь закричала женщина с экрана.
Зал был пуст, но на ближайшем к ней кресле в первом ряду лежал темный предмет, который при ближайшем рассмотрении оказался маской. Той самой, которую она видела на мальчике, которого приняла за своего сына. Шершавая поверхность маски напоминала огрубевшую кожу, можно было разглядеть на ней изгибы папиллярных узоров и сетку морщин.
На экране Джоди Фостер в фильме «Иллюзия полета» закатывала истерику за истерикой и бегала по самолету.
Катя провела пальцем по краям прорезей для глаз и почувствовала тепло. Казалось, маска была живой. Под ее ладонью затрепетал неровный пульс. Появилось ощущение, будто она держит в руке мертвую плоть, воскрешенную древней магией, и она проминается под ее пальцами как разогретый пластилин.
Катя с отвращением отбросила маску от себя.
То, что она нашла ее здесь, не говорит ни о чем. Она все равно, должна найти сбежавшего от нее мальчика. Пусть он не окажется ее сыном, но она обязана узнать, кто он и почему притворяется им? Зачем он устраивает весь этот спектакль?
На нее навалилась чудовищная усталость. Тиховодск снова играл с ней в странные игры. На заплетающихся ногах она вернулась в фойе и заметила в глубине кафе лестницу на второй этаж, на входе которой висел указатель: «Приватные залы».
2
Катя никогда раньше не бывала в этом кинотеатре. О том, что он собой представляет, она слышала исключительно от подруг. И ни одна из них никогда не упоминала ни о каких «приватных залах». Это было что-то новенькое. Ей доводилось натыкаться в интернете на рекламу подобных услуг в крупных московских кинотеатрах, поэтому их существование для нее не было тайной. Но она никак не ожидала, что они теперь имеются и в их маленьком Тиховодске.
Поднявшись по лестнице на второй этаж, женщина оказалась в длинном коридоре. Одна из стен была зеркальной, как в каком-нибудь балетном зале, а на другой имелось три двери: каждая на приличном расстоянии от другой.
Голубой Зал, Розовый Зал, Золотой зал – извещали таблички, имевшиеся на них.
– Макс, – позвала она, заглянув в ближайший к ней «голубой» зал.
Она все еще не потеряла надежду на то, что убежавший от нее мальчик не окажется очередной галлюцинацией. Но открывшееся ей просторное помещение, в центре которого стоял широкий диван и низкий столик, было пустым. Не закрывая дверь, чтобы слышать, что происходит в коридоре она медленно вошла в зал.
Стены и обивка мягкой мебели действительно были выполнены в голубом цвете. Напротив дивана находился экран и вытянутые колонки акустической системы домашнего кинотеатра. Под потолком висел проектор. У ближайшей к выходу стены располагались два кресла и еще один стол.
Ее внимание привлек лежавший на диване длинный почтовый конверт. Открой меня – было написано на полях адреса получателя. Катя вспомнила, что точно такую же надпись она обнаружила на доске в школе.
Заглянув внутрь, она обнаружила в конверте две старые выцветшие фотографии. Ее руки затряслись, когда она достала их и рассмотрела поближе.
На первой она, Александр и Максим гуляли в городском сквере. Осень. Деревья уже скинули листву. Яркая красно-желтая мишура усыпала дорожки и тропинки. Низкое безоблачное небо. Они держат смеющегося сына за руки. На лицах улыбки.
Она помнила эту фотографию. Но не помнила, кто их снял. По краю шла длинная полоса сгиба, Углы оторваны.
На второй она вместе с мужем стояла на пороге их новой квартиры. Фотографию сделал коллега Александра, который привез их из роддома. Александр не стал сам в тот день садиться за руль, поскольку уже был «навеселе». Декабрь. Макс, четырех дней от роду, спал завернутый в теплое одеяло.
На фотографиях были именно те моменты, которые она вспомнила, когда нашла кольца на качелях. Она попыталась раскрутить маховик памяти, расшевелить что-нибудь еще связанное с запечатленными на них моментами, но ничего не выходило. Всякий раз она натыкалась только на бездну, от которой не испытывала ничего кроме тошноты и головокружения.
Она убрала их в сумочку и вышла из голубого зала, столкнувшись лицом к лицу со своим двойником.
Женщина по ту сторону зеркала, походила на нее, но всё же ей не являлась. На ней была такая же огромных размеров полицейская куртка, из которой выглядывала такая же тонкая бледная шея в запекшихся разводах от кровавого дождя. У нее были такие же ввалившиеся серые глаза и не расчёсанные волосы.
Но это не было ее отражение. Это был двойник. Точно такой же, как на фотографии в школе или в комнате Максима в квартире на проспекте Батова.
Криво улыбаясь ей лишь правым уголком губ, ее копия протянула к ней руку и зеркало, расколовшись на сотни осколков, со звоном осыпалось на пол.
Вскрикнув, она отпрыгнула назад и почувствовала острую режущую боль в правой руке. Кисть и костяшки пальцев оказались изрезаны стеклом, несколько мелких осколков торчало, вонзившись глубоко под кожу.
– Твою мать, – превозмогая боль, она как можно аккуратней выдернула их и, порывшись в сумке, и достав из нее носовой платок, обмотала кисть так туго насколько смогла.
– Что за хрень, – прошипела она от боли и страха, затягивая узел на ладони.
Тонкая ткань платка быстро пропиталась кровью, но кровотечение замедлилось, а вскоре прекратилось вовсе.
– Так это сделала я? – она в ужасе посмотрела на осколки зеркала, усыпавшие бетонный пол. – Но как? Я же не прикасалась к нему. Или все же?..
Она потрясла головой, будто это могло прогнать наваждение.
– К черту, к черту… Надо найти мальчика. Если он, конечно, был. И хватит разговаривать с собой. Со стороны я наверняка выгляжу как чокнутая.
Двери в «Розовый зал» оказались закрыты, а вот в следующий, «Золотой зал», медленно распахнулись, когда она толкнула их.
3
На обтянутом золотой тканью огромном диване развалился Александр. Вьющиеся мелким бесом короткие волосы вновь были черными как смоль: никакой седины. Ему опять было чуть больше тридцати. Похожий на располневшего от размеренной и сытой жизни банковского клерка он приветствовал ее поднятием руки с зажатым в ней полупустым бокалом с шампанским.
– Я уже думал, ты решила сбежать и оставить меня досматривать этот фильм в тоске и одиночестве.
На экране застыл банальный кадр, который мог принадлежать любой из мелодрам, – мужчина и женщина целуются на берегу озера в лучах заката. Он держит ее за плечи. Она запрокинула голову. Лиц не видно, только силуэты на фоне яркого сине-оранжевого неба.
– Я? Сбежать? Я вообще не ожидала тебя здесь увидеть…
– Ты настолько разозлилась на меня? Кажется, мы уже говорили об этом, и я попросил извинения за сегодняшнюю ночь.
На столике перед диваном стояло ведерко со льдом и бутылкой, лежала открытая коробка конфет, две тарелки с бутербродами с красной икрой, ваза с фруктами.
– Какие извинения? – она встала рядом с ним, но садиться на диван не стала. – Я не видела тебя после того как ты высадил меня из машины.
– Стоп. Или ты пьяна и тебе уже хватит шампанского или я ничего не понимаю. Из какой машины я тебя высадил? Этот милый кулончик у тебя на шее я подарил тебе утром…
– Каким утром? – она потрогала кулон с уродливой змейкой. Почему она не помнит, чтобы одевала его? Про какое утро говорит Александр?
– …и попросил извинения за то, что всю ночь проторчал в «Джокере» с приятелями. Или это уже не считается? Как и то, что я заказал для нас этот зал? Да я виноват, но я хочу исправиться, потому что я люблю тебя.
Обезумевший бог опять перемешал времена, причины и следствия, догадалась она.
– Каким утром, Саша? Все, о чем ты говоришь, было несколько лет назад.
– Так. Все. Достаточно этого безумия, – он встал с дивана и подошел к ней, нежно приложив палец к ее губам продолжил. – Сегодня годовщина. Год с нашей свадьбы. Иначе и быть не может. Ты, похоже, слегка перебрала с шампанским.
– Ничего я не перебрала! – попробовала возмутиться она и не дать вновь вспыхнуть чувствам к мужу. – Просто ты… Просто я… не знаю, как к тебе относится.
– Хватит уже сердиться на меня, – он ласково обнял ее, как ребенка, и поцеловал в уголок губ. Она не ответила на поцелуй, оставив рот закрытым.
– Что на тебе за куртка. Это ролевая игра? Мы будем играть в девушку полицейского с наручниками?
– Нет, – она запахнула воротник, и он заметил перевязанную окровавленным носовым платком кисть.
– Что у тебя с рукой? – Александр усадил ее на диван. – Черт сколько крови. Что случилась?
– Да, ерунда, – она наделялась, что голос прозвучал как можно непринуждённее. – Порезалась. Просто царапина.
– Не может быть, – он взял ее руку в свои. – Где порезалась? Дай посмотрю.
– Не стоит. Все нормально. Зеркало в коридоре, наверное, плохо держалось на стене и упало, когда я проходила мимо. Пара осколков попала в меня.
– Давай посмотрю, говорю.
Александр бережно снял с нее куртку, размотав платок, оттер кровь, и она с удивлением обнаружила, что раны от порезов практически зажили, в нескольких местах остались бледные рубцы.
– Я же говорила ерунда, – она выдернула руку, чуть резче чем следовало, ей не хотелось, чтобы он увидел то же что и она и начал задавать новые вопросы. Она не знала, как на них отвечать.
– Катя, давай все забудем и будем жить дальше, – он заглянул ей в глаза, она смутилась и опустила взгляд. – Каждый совершает ошибки, никто не застрахован от них. И жизнь обязана давать нам второй шанс. Не может же она быть настолько злобной сучкой.
– Нет, ты не понимаешь, – этот Александр разительно отличался от того, что она встретила у дома возле школы, и ей захотелось ему поверить, – просто по-женски – пусть он говорит, решает, делает, а она будет верить. – Дело не в тебе. Дело в том, что сегодня все перемешалось. Разные судьбы, времена все перепутано. Я вижу то, что никогда не случалось со мной, нахожу предметы, которые давно перестали существовать. Совсем недавно я видела тебя, только постаревшего. А до этого другого тебя, который высадил меня из машины.
Он пристально посмотрел на нее. Сложно было сказать, что выражал его взгляд. Но в нем определенно не было ни злобы, ни ненависти.
– И не надо смотреть на меня так. Я не сошла с ума. Я думаю, ты – не существуешь.
Он притянул ее к себе, обнял и вновь поцеловал. В этот раз она не сопротивлялась поднявшимся из глубин души и нахлынувшим на нее чувствам и ответила взаимностью.
Глаза закрылись. Она потеряла счет времени. Вокруг нее закружилась карусель из лиц. Она узнала среди них лицо Александра, Светы, Рустама и доктора с бородкой с рекламного щита.
– Ну что я все еще не существую? – произнес Александр отстраняясь.
Он держал ее за плечи, а она ощущала, как внутри разгорается огонь.
– Разве может несуществующий парень целовать тебя, так что ты содрогаешься от удовольствия в его руках.
Он расстегнул молнию на ее джинсах.
– Ты уверен, в том, что нам стоит это делать? – прошептала она, откинувшись на огромные подушки и приподнимая попу, чтобы ему было легче освободить ее от узких джинсов.
– Абсолютно…
4
После того как все закончилось они еще некоторое время молча лежали на широком диване. Катя смотрела на золотистый идеально ровный потолок. Его пальцы играли с ее свалявшимися волосами.
– Я так ужасно выгляжу, – произнесла женщина. – Извини. Сегодня был кошмарный, странный день.
– Давай выпьем за то, чтобы он, наконец, закончился, – предложил Александр, – и досмотрим это кино.
Он разлил шампанское по фужерам.
– Досмотрим? То есть ты хочешь сказать, что мы уже смотрели его?
– Ну да. Перед тем как ты отлучилась в дамскую комнату.
– И что на мне было надето?
– Да все то же самое, только куртки этой не было. Дурацкая куртка если честно.
– И ты не думаешь, что это странно?
– Ты вообще странная по жизни. За это я тебя и люблю. Давай уже выпьем.
Он и поднял перед собой указательный палец с сияющим обручальным кольцом.
– Вместе, – произнес он.
– Навеки – ответила она, посмотрев на свое тусклое с потемневшей гравировкой.
Они сделали по глотку.
– Фу… – брют оказался выдохшимся и неимоверно кислым. – Оно теплое.
– Лед совсем растаял, – констатировал Александр, заглянув в ведерко. – Подожди. Я быстро сбегаю вниз в бар на первом этаже. Они должны заменить его. Да и бутылку новую захвачу. Эта почти закончилась.
– Нет, – она схватила его руку. – Не ходи.
– Я мигом, – Александр натянул джинсы. – Одна нога там другая тут.
– Не надо, – она тоже стала одеваться. – Ты не знаешь, что там.
– Пять секунд, и я уже вернусь.
– Ого. Это то самое зеркало? – это было последнее, что она услышала от него, перед тем как дверь за ним закрылась.
Это было последнее, что она услышала от него в своей жизни.
5
Она села на край дивана. Откусила от бутерброда и тут же выплюнула его в руку. Он был безвкусным, как бумага или опилки. Бутафория. Все – лишь лживая инсценировка. Для чего? Может для того чтобы не дать ей встретиться с Максимом?
– Что я тут делаю, – прошептала она. – Мне надо найти сына. Остальное подождет.
Она вскочила, подобрала куртку полицейского и направилась к выходу.
В этот момент из колонок раздалась музыка.
– Саша? – она испугано обернулась. – Это ты?
На экране вместо фильма включился незнакомый ей черно-белый клип. Волосатый мужчина в «косухе» запел высоким голосом.
Истина здесь, ты её ощущаешь всей кожей,
Слишком близка, но не даст прикоснуться к себе,
Эта песня была написана на парте в школе, – вспомнила она, и по спине пробежал холодок.
Век твой молчит, для него твоя жизнь невозможна,
Вызов был брошен, стремительным вышел разбег
На экране появился кровавый подтек. Темная кровь закапала с потолка и побежала по стенам.
– Господи. Когда же это прекратится!
Коридор лишился зеркал и теперь выглядел коридором старого заброшенного здания. Стены покрывали трещины, через вскрывшиеся нарывы штукатурки зияла старая мертвая плоть кинотеатра – серые кирпичи.
Катя спустилась на первый этаж.
Там, где несколько минут назад находились столики кафе, теперь пол устилала цементная пыль и переломанная мебель. Вдоль стен стояли кровати с ржавыми панцирными сетками. На спинках некоторых висели рецептурные листы.
Перед дверями, перегораживая выход, стояла кровать на колесиках. Она была чуть больше, чем остальные обычные кровати – из тех, что используют в больницах для транспортировки лежачих больных из операционной в реанимацию, или из палаты в морг.
На ней лежало закутанное в белое тело.
Все повторялось. Нечто подобное Катя уже переживала, находясь в школе.
Она обнаружила, что это мужчина и не удивилась бы, если бы он поднялся на локтях и принялся выкрикивать безумные и оскорбительные слова в ее сторону.
Женщина подошла ближе. Седые жесткие кудряшки, поблекшие глаза, смотрящие в одну точку, серо-желтая сморщенная кожа.
Мужчина был мертв.
– Саша?! – вскрикнула Катя, узнав его. – Нет!
Может быть, он был скверным мужем, но он был единственным человеком из ее прошлой жизни. Из той жизни, где по улицам не неслись потоки воды, где светило солнце, а она, сидя в кафе, наблюдала за тем, как Максим катается на велосипеде.
6
Из скрытых ночной тьмой туч опять лил кровавый дождь. Ручьи плотной багровой жижи текли по желобам вдоль дорожки к кинотеатру.
Спустившись по ступенькам, она заметила сжавшуюся фигурку. На скамейке сидел карлик. Струящие вокруг него тёмно-бордовые потоки, делали его заметней.
– Это ты заманил меня в кинотеатр, – спросила она, подойдя и сев рядом.
Карлик поднял голову и посмотрел на нее.
– Может быть и я. А может и нет, – от его голоса по рукам и спине, как и раньше, побежали «мурашки».
– Зачем? Ты хотел, чтобы я встретилась со своим прошлым? Что-то напомнить? Показать?
– Делать мне больше нечего, – фыркнул маленький невидимый человечек.
Минуту они просидели молча, и когда она решила, что разговор закончен и начала встать, он продолжил:
– Я не хотел тебе ничего показывать. Или доказывать. Ты давно уже сама все поняла, только не признаешься сама себе. Мне просто хотелось тебя задержать, потому что не стоит прямо сейчас идти в Сосновый Бор.
– Это еще почему?
– Поверь мне. Это не самый подходящий момент встречаться с сыном. Пережди еще пару часов.
– Ни за что, – она поднялась и направилась в сторону мигавшего красного креста и багровой вывески Аптека. – Прощай.
Карлик вскочил и засеменил рядом с ней.
– Послушай, умоляю, не спеши. Тебе надо просто немножко подождать.
– Нет. Я должна его найти. Я уверена ему плохо без меня.
– Естественно ему плохо. Но встретившись с ним сейчас, ты столкнешься кое с кем еще. С кем тебе встречаться совершенно противопоказано.
– С кем-то кто причиняет ему боль? Тогда тем более я должна спешить.
– Боли нет. Это всего лишь уловка нашего мозга. Есть люди, которые совершенно не чувствуют боли и люди, которые от маленького укола умирают с разорвавшимся сердцем.
– Я не поняла.
– Все ты понимаешь, просто делаешь вид, что не понимаешь. Мы сами причиняем себе боль. Мы думаем, что нам больно и испытываем ее. Мы получаем всегда только то, что сами желаем. И боль в том числе.
– Хватит говорить, как трахнутый в печень философ.
– Хорошо я скажу прямо. Ты и Макс, на самом деле – одно целое.
– Конечно он – моя жизнь, моя, кровинушка. Именно поэтому я обязана найти его. Он – смысл моего существования.
– Нет. Послушай меня, наконец, – карлик встал перед ней и уперся ладошками в ее живот.
Она содрогнулась, вспомнив, что так же делал Максим, когда не хотел ее отпускать.
– В буквальном смысле. Ты и есть Макс.
– Бред, – она оттолкнула его, и он вновь засеменил рядом.
– Нет. Не бред. Вот мой голос. Он ведь кажется тебе противным. Так ведь? А все, потому что это голос Макса в детстве, но такой, какой слышится со стороны. Потому что я – тоже Макс. Это все он. Весь город. Весь мир.
– Такую ерунду, что ты мне сейчас тут втираешь, еще придумать надо!
– Пока ты веришь в то, что ты реальна, ты существуешь. Стоит тебе усомниться в этом и все, – ты перестанешь существовать. Потому что ты лишь часть Макса, его мысль, его воспоминание, его тоска и печаль. Я тебе говорил об этом в самом начале, помнишь? Будешь отрицать реальность происходящего, и ты никогда не поможешь ему.
– Ох, да отстань ты от меня с этой ахинеей! Я даже слушать не буду тебя больше.
– Вспомни как…
Она зажала уши и принялась бубнить себе под нос – «бла-бла-бла бла-бла-бла… я не слушаю тебя… бла-бла-бла бла-бла-бла… замолчи навсегда…»
Идти с заткнутыми ушами было неудобно, но она готова была терпеть, только бы не слышать его пугающих и странных слов. Сердце гулко отдавалась в прижатых к ушам ладонях. Где-то за его набатом шумел далекий морской прибой из параллельной вселенной.
Иногда она даже закрывала глаза и делала несколько шагов практически в полной темноте. В этот момент на закрытых веках оставались только пятна отпечатавшихся в глазах охряных в багровых подтеках фонарей по обочине дороги.
Так она прошла мимо аптеки и банка. Кровавый дождь прекратился, и в мир плавно вернулись остальные цвета. Хотя насколько много цветов присутствует в ночной тьме?
Впереди за перекрёстком с мигающим желтым глазом светофором, как и говорил Дима, оказалась металлическая стела с приветствием.
Добро пожаловать в Сосновый Бор.
Неужели она добралась? Сердечный набат застучал чуть громче и быстрее.
Катя огляделась вокруг. Карлика не было. Но временное отсутствие дождя позволяло ему как невидимке спрятаться, где угодно. Даже прямо перед ее носом. Она надеялась, что ей действительно удалость отвязаться от него. Женщина опустила руки, и сразу услышала отвратительный скрипящий высокий глотающий окончания голос.
– …на доске в школе – «Открой меня». Как она там появилась? Ты сама ее написала! А зеркало в кинотеатре кто разбил – неужели твое отражение. Все это ты!
– Блин, ты все еще тут!
Они пересекли по диагонали пустой залитый водой перекресток, и пошли вдоль стены огромного мегамолла с узкими, как бойницы, окнами под самой крышей.
– Он создал тебя из своих скудных воспоминаний и фантазий – ты лишь плод его воображения, живущий в его больном сознании. Именно поэтому ты не можешь вспомнить многого из своей жизни. О своем муже, например. Ты ведь удивлялась, почему так мало помнишь о нём, не так ли? А дело в том, что вся твоя память о том времени основана лишь на двух фотографиях, оставшихся у твоего сына. Первая, – когда Александр забрал вас из роддома и привез в новую квартиру, вторая – фотография с прогулки. Ведь именно эти моменты ты вспомнила, когда нашла кольца? Ах, ещё ваше знакомство? Откуда Максим мог о нем знать? Элементарно, мисс Ширли Холмс. Когда-то ты рассказывала о нем своей подруге. Макс отирался рядом и слушал. Что-то он запомнил, а дальше домыслил сам.
Дорога была совершенно прямой. Идеально ровное черное асфальтовое полотно блестело под светом фонарей. На столбах висели камеры и металлические щиты с изображением фотоаппарата и информацией о том, что они установлены по областной программе «Безопасный город». Молл закончился пустой стоянкой, и начались двух и трехэтажные коттеджи, поражавшие своей изысканной на грани китча витиеватостью.
– Он бог. Но есть и дьявол. Ты обязательно столкнешься с ним, если попробуешь встретиться с Максом не в тот момент и не в том месте. Этот человек мягко стелет, да на постеленном им жестко спать. Его цель – убедить тебя, что ты не существуешь, с тем чтобы разрушить все, что ты видишь вокруг.
– Если и так, – плевать. Вокруг нет ничего хорошего. Я найду Макса и пусть этот мир катится в тартарары!
– Но так ли уж он плох? Этот мир? По крайней мере, в нем есть ты, и есть твой сын. Пусть ты будешь искать его целую вечность. Но ты будешь знать, что он рядом.
– Мне мало знать, я хочу его видеть, хочу обнять его.
– Всё возможно. Просто ненадолго затаись. Потом ты обязательно встретишься с ним. Сейчас важный момент, решается будущее твоего сына, дьявол должен поверить, что Максим изменился. Подожди до полуночи.
– Нет, я не могу ждать.
Карлик вцепился в ее ногу.
– Стой! Не пущу! Не разрушай мир. Ты не видела еще и его половины. А ведь есть еще один. По ту сторону.
Катя оттолкнула его и пошла дальше.