1
По мере удаления от молла, вычурность и замысловатая крикливость коттеджей исчезала. Все большее количество из них оказывалось созданным по одинаковым двухэтажным проектам. Подъездные дорожки становились короче, росло количество незавершенных домов. А вскоре, с правой стороны от дороги, их окончательно сменил длинный и высокий металлический забор.
На бетонных столбах висели камеры. Их в отличие от коттеджей не становилось меньше.
Под объективами горели яркие зеленые огоньки диодов, указывавшие на то, что камеры функционировали и, вероятно, в этот самый момент изображение одинокой фигуры на залитой водой улице оцифровывалось и скидывалось на жесткие диски серверов. Кто-нибудь увидит ее, или последовательность нулей и единиц, в которую она превратится, будет в дальнейшем затерта или затеряна среди петабайтов цифрового хлама?
Холодно и зябко.
Опять моросил дождь. В ярком свете фонарей уличного освещения мелкие капли казались облаком роящихся насекомых. А ее тень то вытягивалась и убегла вперед, то сжималась и вновь оказывалась под ногами.
С другой стороны забора росли высокие сосны с толстыми стволами. Аромат хвои плыл в насыщенном влагой воздухе. Она замедлила шаг, вдыхая его полной грудью.
Забор впереди неожиданно закончился распахнутыми воротами. На левой створке была прикручена табличка.
– Сосновый бор, – прочитала Катя. – Клинка доктора Гаврилова. Наркологическая помощь и другие виды медицинских услуг.
За створкой находилась пустая кабинка охранника. На небольшом пульте мигала красная лампочка.
В сумочке завибрировал телефон. Раздалась приглушенная мелодия «крейзи фрога». Расстегнув молнию, она достала аппарат и трясущейся рукой поднесла к уху.
– Макс…
Сквозь треск и низкое далекое гудение раздался голос ее сына.
– Не ходи туда! Мама, ни в коем случае! Не смей! Он все это время использовал…
Голос прервали короткие частые гудки. Телефон сердито пискнул, показав надпись «Критический заряд аккумулятора» и вежливо попрощавшись – «До свидания» – завибрировал и выключился.
Еще несколько часов назад она бы разрыдалась и швырнула бы его в стену забора, а потом в истерике, с наслаждением маньяка топтала бы ногами останки гаджета.
Но теперь она почувствовала внутри себя лишь странную пугающую пустоту.
– Ну, уж нет, Макс, – прошептала она, смотря на погасший экран. – Я должна покончить со всем, чего бы это мне не стоило.
– А ты больше не нужен мне, – сказала она, разжимая пальцы. – Не думаю, что где-то в этом городе я смогу тебя зарядить.
Телефон соскользнул с ладони и упал на асфальт маленьким желтым трупиком.
Войдя на территорию клиники, она не удивилась, не обнаружив никаких признаков эвакуации. Не было ни машин МЧС, ни снующих людей. Тишину нарушал лишь тихий шелест дождя.
Аллея из каменной плитки вела к четырехэтажному старинному дому с колоннами, обтекая подобно реке небольшой фонтан. Темная вода до краев заполняла огромную мраморную чашу. Катя опустила в нее руку и от пальцев пошла мелкая рябь.
Перед фонтаном оказался мраморный постамент, игравший роль оригинального штендера. На постаменте в виде развернутой книги приводилась краткая история клиники, перечислены сферы деятельности и карта ее территории.
Клиника основана доктором медицины, профессором, действительным членом академии наук Гавриловым П.И. в 2005 году на основании отделения ОПНД (с 1971 года) в здании и на землях бывшего имения Мусиных-Пушкиных. – прочитала Катя. – Как говорится в исторических хрониках, еще во времена графа Алексея Мусина-Пушкина за этой местностью была замечена мистическая способность излечивать всякий недуг как душевный, так и физический. Супруга графа Екатерина, после смерти мужа, создала в этом имении первый приют для офицерских детей. Впоследствии преобразованный в реабилитационный центр для вернувшихся с войны офицеров. После революции на территории имения находился детский дом, а с 1971 в здание обосновался областной психоневрологический диспансер.
В настоящее время клиника, возглавляемая доктором Гавриловым, продолжает традиции, заложенные в славном прошлом, тщательно восстанавливая имеющиеся здесь памятники архитектуры и делая все для того, чтобы любой попавший сюда пациент по окончании лечения вышел за ворота здоровым и полным сил.
Клиника доктора Гаврилова – это не санаторий, и не профилакторий. Это полноценный реабилитационный центр, где проводится полный спектр восстановительных…
Катя устала читать и переместила взгляд к окончанию текста.
…пациенты перенесшие операции и прошедшие лечение в областном госпитале доктора Гаврилова, принимаются без очереди и имеют право на скидку в размере…
Этот Гаврилов, – просто медицинский Дон Корлеоне, – подумала она. – Видать, он имеет немалые деньги. А реставрация памятника архитектуры дает ему право на преференции и налоговые скидки. Мда…
К зданию вела бетонная четырёхступенчатая лестница. Холл за огромными массивными дверями был ярко освещён. Свет из высоких окон заливал крыльцо и площадку, ограниченную бетонными перилами с пузатыми балясинами. В остальной части здание оставалось погруженным во тьму. В окнах второго и третьего этажа холодным сиянием оранжевых солнц отражались фонари, стоящие вдоль огибающей клинику дорожки.
Поднявшись по ступеням, она толкнула дверь.
Пол, выложенный в шахматном порядке чёрной и белой плиткой, как осенняя листва в парке устилали обрывки бумаг и разодранные папки личных дел. Листы с отпечатанным на них текстом с полуторным интервалом и четкими границами абзацев, – казалось их сотни, если не тысячи. На некоторых присутствовали черно-белые фотографии, на других линейные графики и гистограммы.
До этого момента таившийся за спиной ветер ворвался в помещение вслед за Катей. Его порыв поднял разбросанные по полу бумаги и закружил их в маленьком смерче. Один из обрывков попал прямо в ее руки. Бросив на него взгляд, она невольно прочитала напечатанный на нем текст.
Одна единственная фраза, – Оставь его мне, – составляла предложения, предложения собирались в строки, те группировались в абзацы. И так продолжалось десятки раз.
Оставь его мне оставь его мне оставь его мне. Оставь его мне. Оставь его мне оставь его мне оставь его мне оставь его мне оставь его мне. Оставь его мне оставь его мне. Оставь его мне? Оставь его мне оставь его мне!
Оставь его мне оставь его мне. Оставь его мне? Оставь его мне. Оставь его мне оставь его мне оставь его мне оставь его мне оставь его мне. Оставь его мне оставь его мне оставь его мне
Позади с громким стуком захлопнулись створки входной двери, преградив путь ветру и бумаги медленно паря, жирными белыми ленивыми голубями опустились обратно на пол и на стоявшие у стен стулья для посетителей.
Она вновь посмотрела на обрывок листа, попавший к ней в руки, и теперь к своему удивлению обнаружила на нем казавшийся вполне уместной для таких мест фрагмент из клинической истории больного.
Пациентка среднего роста, нормостенического телосложения, кожа обычной окраски, без сыпи, следов расчесов, шрамов. Волосы светлые, не расчесанные, по внешнему виду выглядит младше своего возраста. Одета опрятно, ногти не стрижены, но чистые. Выражение лица безразличное, отрешенное. Мимика скудная. Иногда слегка улыбается без причины. Моторных расстройств не выявлено. Сознание клинически не помрачено.
В контакт вступает трудно, иногда не слышит вопросы, не понимает, переспрашивает, отвечает односложно, на некоторые вопросы вообще не отвечает. Замкнута, поглощена своими мыслями. Вялая, медлительная. Речь тихая, монотонная. Больной себя не считает. Ориентировка в окружающем пространстве нарушена: какое число, месяц и год ответить затрудняется, где находится – не знает. Аутопсихической дезориентировки не обнаружено: больная правильно называет свое имя, фамилию, отчество, год рождения, количество лет. Имеются нарушения восприятия, – псевдогаллюцинации (слышит голос внутри головы ведущий с ней полноценные диалоги, иногда как ей кажется, видит контуры человека маленького роста) и расстройства мышления. Темп мыслительных процессов замедлен, наблюдается обрыв мысли (после паузы не может вспомнить, что хотела сказать). В высказываниях наблюдается соскальзывание с одной темы на другую без видимой логической связи («я пошла, погулять с сыном, у меня был любовник, но я ни в чем невиновата»). Отмечается разорванность мышления, и бредовые идеи преследования: «Мой муж хочет убить меня, разрубив топором». Внимание пациентки концентрировать удается лишь на короткое время, объем внимания ограничен, периодически переспрашивает собеседника, очень легко отвлекается (или «уходит в себя»). Долгосрочная память нарушена (не может вспомнить многих фактов из собственной жизни) настолько, что это угрожает сохранению цельности личности. Наблюдаются расстройства эмоциональной сферы. Сниженный эмоциональный уровень сменяется краткими истерическими проявлениями.
Тем более, такие как вы – это по его специализации, – вспомнила она.
А что если это про нее? Что если это ее история болезни? Ведь все описанные симптомы совпадают. И все это время она шла сюда с одной единственной целью – понять, что все это находится внутри ее безумного сознания.
2
Над стойкой дежурного врача показалась бритая голова и она, громко вздохнув, приготовилась заорать.
– Долго же ты сюда добиралась, – раздался знакомый голос.
– Вы? – Катя, перевела дух.
– Я, – Рустам улыбнулся, вставая с низкого офисного стула и разгибаясь во весь свой немаленький рост. – Хотя с уверенностью ответить на этот вопрос уже не могу.
– Что вы тут делаете?
Он проигнорировал ее вопрос.
– Я все понял, – заявил полицейский, расстёгивая пуговицы на воротнике и рукаве форменной рубашки.
Его глаза подозрительно сияли. На висках блестели капельки пота или дождя. На столе перед ним лежал пистолет, чья черная матовая поверхность, выделяясь среди заполнявшего стол бумажного хлама, пугала своей чужеродностью и враждебностью.
– Что? – от нехорошего предчувствия в животе проснулся страх и принялся скрести своими лапками, пытаясь выбраться наружу.
Рустам закатал рукав.
– Вот, – он показал ей левую руку.
Выше запястья тянулись бледные следы давно зарубцевавшихся шрамов.
– И вот – он расстегнул ворот и провел пальцем по шее, будто показывая то, как надлежит перерезать себе горло, но на самом деле демонстрируя длинный след, оставленный удавкой. – Я обнаружил их совершенно случайно. И как не напрягал свою память, я ничего не мог вспомнить о том, когда и как их получил. Лишь после долгой и напряженной мозговой деятельности я вытащил из головы какие-то обрывки.
Полицейский покрутил пальцем, так словно наматывал на него результаты этой самой мозговой деятельности. Его жестикуляция была гораздо живее и насыщеннее чем в прошлые их встречи. Присутствовала даже некоторая лихорадочность в движениях.
– Они походили на стершиеся воспоминания сумбурного сна – бессмысленные и фрагментированные. Это меня н… н… насторожило, – возбуждение вызвало у него даже легкое заикание. – Только добравшись сюда и поняв, что нет никакой эвакуации. Все это бутафория. Я смог сложить фрагменты стёршихся воспоминаний и ужаснулся.
Он опять протянул руку, вывернув запястья и тыча пальцем в толстый бледный шрам поперек предплечья.
– Я делал это сам. И уже не один раз.
– Мне жаль, – Катя не знала, что ответить на это. Сначала ей захотелось как можно быстрее избавиться от общества Рустама. Было видно, что полицейский сошел с ума или находится на грани помешательства. Она подозревала, что никто (даже он сам) не мог бы сказать, что придет ему в голову в следующий момент. Поэтому все, что пришло ей на ум – банальное «мне-жаль». Не выдавать же удивленно-восторженное «ух-ты», разглядывая следы членовредительства и коллапса чужого сознания. Или еще хуже – «вау-очуметь».
– Но зачем? – добавила она, подумав, что необходимо поддержать разговор и выразить свою заинтересованность.
– Мы все, кто остался в этом городе, мы все – мертвы. Я понял, что мы проживаем один и тот же день на протяжении вечности. Когда вода сметает тут все, все начинается сначала. Мы забываем, что было, и опять безуспешно боремся, сами не знаем с чем, и пытаемся вырваться из замкнутого круга. Воспоминания пережитого дня остаются, такими как у меня смутными обрывками, неясными ощущениями. И шрамами, которые, впрочем, тоже со временем рассасываются.
Его слова звучали все тише, казалось силы оставляли его с каждым словом. Паузы между ними увеличивались.
– Я больше часа пытался покончить с собой. Так же как делал уже не раз до этого. Все безуспешно. У меня ничего не вышло. Все раны тут же затягиваются. Петля на шее, выстрел из табельного. Ничего не помогает. Мы должны дожить этот день до конца, дойти до какого-то финала.
Между ними повисла неловкая тишина. Рустам погрузился в свои мысли. Его взгляд уперся в одну точку, губы шевелились. Он продолжал вести диалог, но уже с видимым только ему собеседником. Катя стояла в нерешительности. Она не могла просто развернуться и уйти, но и находиться рядом с ним ей было тяжело.
И страшно.
Она лихорадочно пыталась подобрать слова, чтобы завершить разговор так, чтобы еще больше не ранить человека, одной ногой уже ступившего за край.
– Вам не повезло, – Катя, наконец, решилась заговорить снова.
Рустам посмотрел на нее. Лихорадочный блеск в его взгляде потускнел, он выглядел почти нормально, и она торопливо продолжила.
– Надеюсь, у вас все будет хорошо. Приятно было поболтать, но мне надо идти. Я хочу найти сына.
Катя сделала неуверенный шаг назад.
– Погоди, – Рустам положил перед ней толстую амбарную книгу. – Он действительно был здесь. Я нашел запись о нем в местном журнале регистрации.
На пожелтевших разлинованных страницах велся учет палат и содержавшихся в них пациентов.
– Вот он, – полицейский ткнул пальцем с обкусанным ногтем в середину листа, и она прочла.
– Максим Нилов. Двести сорок один, – просчитала она вслух. – Двести сорок первая палата?
– Именно. Не хочешь спросить, почему я его искал?
– Нет, – ответила она честно. – Все что я хочу, – как можно скорее найти его.
– Погоди. Не торопись. Я, наверное, не с того начал. Я не звезда телевидения и не писатель, чтобы правильно излагать свои мысли. Я простой полицейский. Конечно, мне нужно было начать не со своих шрамов и переживаний, а с того как именно я понял, что мы мертвы. С того момента, когда осознал, что все вращается вокруг него. Именно он, – твой Максим, – ключ ко всему. Он виновен в том, что происходит с нами. Люди, которых я встречаю сегодня, каким-то мистическим образом завязаны на него. Я не знаю, как все это объяснить, но все они знакомы с ним. Любят или ненавидят его. Некоторые помешаны на нем. Парень в «Мазерати» говорил, что знает его; девка с пирсингом, на скамейке в парке, видная такая (он покачал перед собой на ладонях воображаемую грудь) рыдала из-за него. Когда я спросил, ответила, что ее бросил парень, которого, как ни странно, звали – Макс Нилов. Затем мужик в спортивных штанах, воспользовавшийся чрезвычайной ситуацией, введенной в городе, и похитивший шесть бутылок пива. Я прибыл по сработавшей сигнализации в супермаркете и задержал его уже на выходе. К этому времени одну бутылку он уже уговорил и заявил, что агенты «кровавой гэбни» упекли его сына в клинику «Сосновый Бор» и ему надо залить свое горе. У мужика был паспорт на имя Александра Нилова.
– Александр? – она не смогла скрыть удивления.
– Я так понимаю, это его отец? Как-то староват он для тебя. – Рустам махнул рукой. – Ладно. Меня это не должно касаться. Забудь. Я не о том. Меня напрягает другое, – я тоже связан с ним. Как я и говорил – все мы, все связаны.
Его глаза вновь засверкали. По щекам разлился румянец.
– Прежде чем началась вся эта ерунда, я побывал в странной отключке. В салоне сотовой связи некий умник спер айфон. Что-то где-то замкнул, что-то где-то подменил и спер новый смартфон с демонстрационного стенда. Говорят, это практически нереально сделать, но он сделал это. Вот только его все равно засекли на выходе. Последнее что я помню, прежде чем очнуться в патрульной машине – то, как отправлялся поговорить с его семьей. У меня стойкое ощущение, что этот несовершеннолетний умник и твой сын – одно лицо.
– Ничего не понимаю? То есть вы хотите сказать?..
– Что если мы все, так или иначе, связаны с твоим сыном, то резонно предположить, что это он собрал нас всех вместе и пытается от нас что-то получить, – признания или прощения. Или он, например, хочет мести. Да, почему бы ему не желать отомстить нам? Во всех ужастиках призраки возвращаются, чтобы отомстить тому, кто сделал их такими. Походу, мстя и невинным людям, которые просто подвернулись под руку… Короче… Перебрав все возможные варианты, я пришел к выводу, что мы мертвы и наша смерть связана с ним. Либо он убил нас, либо мы убили его.
Катя вспомнила Алексея, поднявшегося из могилы…
…посмотри на результат. Это он сделал со мной. Два удара в живот, чтобы посмотреть на мучения и потом контрольный сквозь глаз прямо в мозг…
…под гранитным пьедесталом с изогнутой потемневшей от времени бронзовой пластинкой на которой было написано имя ее сына. И прислоненные пластмассовые венки с траурными лентами «Покойся с миром» и «Любимому сыну».
Вспомнила мертвого Мишку…
…думаешь, ты убил меня? Напрасно надеешься. Я приду за тобой даже с того света…
…и треск разрываемой ткани за мгновение до того, как из груди подростка взметнулись тонкие изломанные конечности паука-сенокосца.
– Нет, – все в ней противилось мысли о том, что ее сын мог стать убийцей. – Не мог он убить меня. И я также не могла его убить. Я любила его. Он – это всё ради чего я жила. Он – единственное, что меня держит здесь.
– Единственное что держит тебя? Или всё-таки – это единственное за что держишься ТЫ, чтобы остаться здесь?
Катя открыла рот, пытаясь сообразить, что ответить. Последний вопрос был подозрительно похож на грязный намек, но она никак не могла сообразить, на что именно он намекал.
– Хорошо. А что ты думаешь обо всех этих метаморфозах? Когда дождь окрашивается в цвет крови. Он даже на вкус становится похожим на нее. Жирный, металлический. Сворачивается как кровь и засыхает по обочинам, в стоках. Видела?
Неожиданно она вспомнила рисунок Максима, который он по ее персональным часам нарисовал лишь несколько часов назад. Тот, который он показывал сегодня за завтраком
– Я сейчас вспомнила. Когда Максу было шесть, я прочитала ему пару рассказов Эдгара По. В том числе «Маска красной смерти». Мы отдыхали в деревне. Темный летний вечер располагал к ужастикам. Это казалось таким… вполне безобидным. Я не знала, что он на него так сильно подействует. Но спустя пару дней я нашла рисунок, где Максим в первый раз изобразил город красной смерти. В нем, как и во всех последующих подобных рисунках, преобладал один единственный цвет – красный. С тех пор он рисовал этот мир регулярно. Иногда он мне показывал эти рисунки сам, иногда я находила их среди его вещей. Некоторые особо не выделялись среди рисунков самолетов и автомобилей. Но другие…
Она передернула плечами, испытав смесь страха и отвращения.
– …были отвратительны. Только сегодня за завтраком он показал мне один подобный рисунок. Пожухлые цветы, голые деревья, церковь со странными символами вместо крестов на куполах. В рисунке ребенка разобраться так же сложно, как и в современных изобразительных шедеврах, но он сам объяснил мне, что и где хотел изобразить.
– О, черт! – она вскрикнула и Рустам, подавшись к ней, схватил ее за руку.
– Что такое?
– Какая я дура! Они действительно похожи, – город красной маски, что нарисовал Максим и залитый кровавым дождем Тиховодск. Это один и тот же мир. Один и тот же сраный чертов город. На куполах собора сегодня я видела точно такие же знаки вместо крестов. И полицейская машина там была. А человек-червь – это же священник!
Одного воспоминания о слепых зрачках, и веках из-под которых, извиваясь и шевелясь, выползают длинные бледные черви, ее бросило в мелкую дрожь.
– Красная маска. Кровь. Вот, видишь. Я, конечно, думал, что это связано с ним иначе. Но то, что ты рассказала, еще лучше все объясняет. Он убил нас и поместил в этот нарисованный когда-то им самим мир.
– Да чушь же это! – она не хотела верить доводам Рустама. – Он прямо божество какое-то получается.
– Нет, это не чушь. Именно так! Он наш бог. Он причина всего.
– Глупость! – она вырвала свою ладонь из его пальцев. – Ты не первый кто говорит мне подобную ерунду за последний час. На самом деле Максим – просто маленький мальчик. Ему всего семь. И он мой сын! Я должна найти его. Обязана. И, возможно, тогда я получу ответы на все эти вопросы. А если нет… Я не расстроюсь…
– Мы не просто так представляем время как реку. Их движением управляют одинаковые физические уравнения. Мы говорим, время течет так же, как говорим про воду, текущую в реке. Время, как и река, может течь быстро, может медленно, а есть места, где что-то образовало затон и его течение остановилось. Такое тихое, вялотекущее время, такое тиховодье, полно опасных мест, где оно закручивается в турбулентных вихрях, не выходя за определенные границы. Например, за пределы одного дня. Есть ведь даже поговорка – в тихой воде омуты глубоки. Так и город наш – город остановившегося времени, и омуты в нем бесчисленны и опасны.
Рустам вздохнул и протянул ей ключ с биркой, на вкладыше которой был написан черным фломастером номер комнаты – 241.
– Поверь мне. Есть такие вопросы, которые нам разумнее оставить без ответов.
3
Она уже сделала несколько торопливых шагов по направлению к лестнице, когда услышала за спиной смех Рустама.
– И все же это прикольно, да?
Она обернулась. Рустам вышел в центр холла и встал, широко расставив ноги. Довольно улыбаясь, он держал пистолет приставленным к виску.
– Он заряжен и исправлен, но, когда я пытаюсь прострелить свою башку, он дает бесконечные осечки, – произнес он и нажал на курок.
Раздался щелчок, и полицейский сдавлено истерично хохотнул.
– А теперь вот так, – он вытянул руку и навел пистолет на нее.
– Рустам! – она подняла руки в рефлекторной попытке защититься от летящей в нее пули. – Нет!
Грохнул выстрел. На пару секунд у нее заложило уши, а эхо заметалась между полом и потолком и, отражаясь от стен, помчалась по пустым коридорам.
Пуля попала в угол за ее спиной, раздробив стилизованную под старину лепку. Пыль и крошка осыпались на пол.
– И опять так, – он приставил ствол к виску, нажал на курок. Но вместо выстрела раздался лишь щелчок осечки.
– Видишь?! Ничего! Я, бляха, бессмертен!
Новый щелчок. Рустам засмеялся.
– А может я не прав, а? Может это я бог! Я сотворил этот мир и вершу судьбы! Я! Я – есмь воскресение и жизнь! Я даю им жизнь вечную, и не погибнут вовек, и никто не похитит их из руки моей!
Он вложил ствол в рот и нажал на курок.
Вместо щелчка, прозвучал глухой выстрел. Фонтан крови, костей и мозгов брызнул из затылка служителя закона. Он упал, театрально раскинув руки.
Катя вскрикнула и, отшатнувшись, уронила стоявшее возле лестницы деревянное кашпо с нолиной.
4
Сука, сука, – повторяла она, поднимаясь по темным лестничным пролетам на второй этаж. – Он просто съехал с катушек, это было видно с самого начала. Дерганый, возбужденный. Нес всякий бред.
Меньше всего ей хотелось увидеть развороченный затылок Рустама, его навеки застывший полный удивления взгляд. Она сбежала, даже не посмотрев в его сторону.
Ты ничем не могла бы ему помочь, – оправдывала она себя. – После такого не выживают. Да чем тут помочь можно!? Его мозги разлетелись на несколько метров, как сопли во время простуды!
Пространство между лестничными пролетами было огорожено металлической сеткой так же, как в школе параллельного Тиховодска. Она случайно дотронулась до мелких ячеистых сплетений и тут же отдернула руку, ощутив легкий удар тока.
Вход с площадки второго этажа преграждала металлическая дверь с кодовым замком. Надпись под пластиковой панелью, прикрученной к стене уведомляла…
…Второе отделение. Вход ограничен…
…что просто так и всем без разбора за нее не попасть. Однако по извечной российской расхлябанности дверь была приоткрыта, а замок заблокирован в одном положении, торчащим из него огрызком карандаша.
Коридор второго этажа показался темной глоткой гигантского чудовища. Арочные перемычки поддерживали высокие в ржавых разводах потолки. Стены покрывала паутина трещин. Запустение и заброшенность, царящие тут, диссонировали с походившим на картинки клиник из рекламных буклетов, холлом первого этажа и видом здания снаружи.
Думается, на второй этаж не водили ни фотографов. Комиссиям, рекламщикам и инвесторам его тоже не показывали. Типичная российская больница.
Двести сорок первая палата оказалась в противоположном конце коридора. Войдя внутрь, она ощутила смесь запахов, остающихся после недавнего ремонта, – запах шпатлевки, влажного бетона, клея. Палата выглядела скромно, но разрушенности и запущенности коридора в ней не наблюдалось. Чистые простые обои с неброским мелким узором и песочной текстурой обтягивали стены. На навесном потолке бородавками торчали панорамная камера и дымоулавливатель. У заправленной кровати в углу стояла небольшая тумбочка, на которой среди вороха бумаг, стопки старых журналов находилась рамка с ее фотографией.
Это была фотография, которую она сделала за несколько минут до того, как броситься под колеса фургона. Одетая в черную майку и джинсы она позировала сама себе на фоне ресторана «Марсель» перед вывеской, приглашающей посетителей отведать шашлыков и комплексные обеды, среди цветов петунии и бугенвиллея в длинных деревянных горшках вокруг летней веранды. А в это время Макс уже скатывался с горки на велосипеде и набирал скорость.
Она смотрела на себя и не узнавала. Она опять словно видела чужака, одетого в свою одежду, примерившего на себя ее лицо. Похитившего ее жизнь и жизнь ее ребенка.
Сомнений у нее не осталось – это была палата, в которой держали Максима.
– Сынок, где же ты, – прошептала она и увидела у изголовья кровати пластиковый карман, из которого вместо обычных рецептурных листов и графика температуры торчали подшитые листы.
– Клиническая история больного. Максим Нилов, – прочитала она.
На титульном листе присутствовала синяя квадратная печать с текстом «Копия. Собственность клиники «Сосновый бор».
5
Количество полных лет: 21.
Место работы: безработный.
Клинический диагноз: Шизофрения, параноидная форма непрерывно-прогредиентного течения, галлюцинаторно-параноидный синдром.
Причина госпитализации.
Больной поступил в клинику сан. транспортом по направлению лечащего врача. Направлен в связи с ухудшением состояния. Появились «голоса», стал разговаривать без собеседника, но к врачу сам не обращалась. На прием к врачу пациента привел отец. Число предыдущих госпитализаций – 18. Согласие на госпитализацию и лечение получено.
Жалобы на момент осмотра.
Пациент считает себя здоровым и никаких жалоб на момент осмотра не предъявляет.
Сведения о наследственности.
Мать: мертва.
Отец: 43 года, здоров, работает в ООО «Юпитер». Отношения с сыном холодные. Родных братьев и сестер нет. Воспитывался до семи лет матерью, после гибели матери с отцом отношения деградировали до полного взаимного игнорирования. Сейчас проживает с отцом в хороших социально-бытовых условиях. В семье психически больных, психопатических личностей, больных наркоманией, алкоголизмом, совершавших суицидальные поступки, страдавших туберкулезом, сифилисом, злокачественными опухолями, заболеваниями обмена веществ не было.
Анамнез жизни.
Возраст родителей во время зачатия – 21 (мать) и 23 (отец). Информация о здоровье матери на момент зачатия, какая была по счету и как протекала беременность и роды не известно. Развитие в раннем возрасте предположительно протекало без отклонений и потрясений. В семье единственный ребенок. До семи лет воспитывался матерью. После, в связи с ее гибелью в ДДП испытал сильный шок. Отношения с отцом начали ухудшаться. Со слов последнего сын избегал его и обвинял в гибели матери. В школе, со слов пациента, «учился хорошо», самый любимый предмет был «русский язык». Образование 11 классов. Судя по записям, поступившим из отделения полиции и из школы, по мере взросления стал замыкаться и отдаляться от сверстников. Причислял себя к альтернативным молодежным субкультурам. В 13 лет зафиксирован конфликт с соседом и одноклассником. Со слов пациента тот «был недостоин своей матери». По данным полиции набросился на одноклассника с ножом. Был поставлен на учет в детскую комнату и стал наблюдаться у психолога. В 14 лет произошел конфликт с одноклассницей. Имеется информация, что конфликт был на сексуальной почве. Больной отказывается разговаривать об этих событиях. После вопросов замыкается и уходит в себя. О других фактах за период обучения ничего не известно. Никакого профессионального образования не получал, не работал.
Половой жизнью не живет. Говорит, что ему «нравилось много девочек». Судя по ассоциативным тестам совершенно асексуален, вероятно, избегает секса. Отрицает и не замечает сексуального в окружающих людях и объектах. В браке не состоял. Из информации, полученной от отца и знакомых – в последние годы во время непродолжительного периода ремиссии имел связь с Юлей К. девушкой без определенного рода деятельности.
Социально-бытовые условия: климатические и бытовые условия хорошие. Материально обеспечен. Семья состоит из отца и сына.
Перенесенные заболевания: детские инфекции – ветряная оспа. Данных о других заболеваниях в истории болезни и со слов пациента нет.
Анамнез заболевания.
Пациент считает себя здоровым. Уверяет, что не курит, а лишь «балуется», алкоголь употребляет «в меру».
Болен в течение многих лет. С 10 лет, стал слышать голос матери комментирующего характера, считает, что она оберегает и наставляет его. Уверен, что отец хочет убить его, отрубив голову топором. С 14 лет проходил стационарное лечение, был поставлен на учет в областном ПНД. Число госпитализаций 18, госпитализации длительные. После лечения отмечалось улучшение состояния: стал реже слышать голос матери, не разговаривал без собеседника, не совершал противоправных и агрессивных поступков. Лечение проводилось Азалептином (0,05 3 раза в день). После выписки ПНД посещал редко, нерегулярно. Настоящее обострение началось с возвращения «голоса», стал разговаривать без собеседника, но к врачу самостоятельно не обращался. На прием к психиатру его привел отец.
Оценка личности больного.
При опросе о друзьях говорит, что в детстве у него было много друзей и подружек. Упоминает о Мишке (соседе по подъезду и однокласснику), с которым они «играли в пилотов». При напоминании о школьном конфликте уходит в себя. Ответы на вопросы дает медленно. Когда речь заходит о боге, заявляет, что ненавидит его. Считает себя здоровым.
Объективный анамнез.
Исходя из данных истории болезни, известно, что заболевание началось с 10 лет, стал слышать голос матери комментирующего характера.
Вероятной причиной заболевания служит глубокое потрясение, связанное с гибелью матери в ДТП, которое произошло у него на глазах. Винит себя. Впоследствии стал так же обвинять и других. В частности отца, которого подозревает в желании убить его, отрубив топором голову.
Несколько раз во время сеансов объявил, что сам он убил несколько человек – любовника матери, своего одноклассника Михаила, одноклассницу Свету, которая пыталась вступить с ним в интимные отношения в восьмом классе и «еще некоторых особо любопытных и назойливых». Во время этих откровений менялся характер речи, жестикуляция и мимика. Пациент явно представлял себя кем-то другим, находящимся в другом месте и в другое время.
Из информации, полученной от отца и знакомых – в последние годы во время непродолжительного периода ремиссии имел связь с Юлей К. девушкой без определенного рода деятельности (подрабатывала барменом в клубе, где выступала рок-группа пациента).
Соматический статус.
Состояние удовлетворительное. Нормостеник. Кожные покровы обычной окраски и влажности. Шрамов, расчесов, следов инъекций, татуировок нет. Паразитов кожи и пролежней нет. Пульс 70 ударов в минуту, ритмичный, симметричный. Артериальное давление: 120/80 мм. рт. ст… При аускультации сердечные тоны ясные, звучные, первый тон громче второго на верхушке сердца, шумы не выслушиваются. При перкуссии границы относительной и абсолютной сердечной тупости в пределах нормы. Частота дыхания – 17 в минуту. В легких при аускультации дыхание везикулярное. При перкуссии перкуторный тон ясный легочный над всей поверхностью легких. Живот при пальпации мягкий, безболезненный. Почки не пальпируются, поколачивание по пояснице безболезненно.
Неврологический статус.
Реакция зрачков на свет живая, содружественная, OD=OS. Асимметрии лица нет, носогубные складки и углы рта симметричны. Координация движений сохранена. Тремора нет. Очаговой неврологической симптоматики не выявлено.
Психический статус.
Волосы светлые, не расчесанные, по внешнему виду выглядит младше своего возраста. Одет опрятно, ногти стрижены, чистые. В большинстве случаев выражение лица безразличное, отрешенное. Мимика скудная. Иногда слегка улыбается без причины. Моторных расстройств не выявлено. Сознание клинически не помрачено.
Несколько раз во время сеансов проявлялось расщепление личности. Выражение лица менялось, становилось жестче. Появлялась богатая мимика, жестикуляция, смех, злоба. В этом состоянии может быть опасен для окружающих.
В основном (депрессивном) состоянии в контакт вступает трудно, иногда не слышит вопросы, не понимает, переспрашивает, отвечает односложно, на некоторые вопросы вообще не отвечает. Замкнут, поглощен своими мыслями. Вялый, медлительный. Речь тихая, монотонная. Больным себя не считает. Ориентировка в окружающем пространстве нарушена: какое число, месяц и год ответить затрудняется, где находится не знает. Обнаружена аутопсихическая дезориентировка: больной правильно называет свое имя, фамилию, отчество, но затрудняется назвать год рождения и количество лет, либо заявляет, что ему семь лет и он только закончил первый класс. Нарушения восприятия. Галлюцинации – слышит голос внутри головы, как комментирующего, так и указывающего побуждающего характера (например, «мама говорит, ее убил папа»).
В наличии расстройства мышления. Темп мыслительных процессов замедлен, наблюдается обрыв мысли (после паузы не может вспомнить, что хотел сказать). Отмечается разорванность мышления и бредовые идеи преследования: «Папа хочет убить меня, отрубив топором голову так же, как он делал это с курочками».
Расстройства эмоциональной сферы. Отмечается снижение эмоционального реагирования, однообразное выражение лица, уменьшение спонтанности движений, эмоциональный ответ отсутствует.
В маниакальном состоянии несколько раз наблюдались симптомы расщепления личности. Иная личность больного обладает живым эмоциональным откликом, обильно жестикулирует, смеется, кричит, ругается матом. Вопросы слышит, но реагирует на них неадекватно с немотивированной агрессивностью. Проявляет гиперактивность, движения быстрые, целеустремленные. Во время теста схватил специально оставленный на столе нож и пытался напасть на санитара. Больным себя не считает. Ориентировка в окружающем пространстве нарушена: какое число, месяц и год ответить затрудняется, где находится не знает. Заявляет, что с неба льется кровь и скоро все в ней утонут. Заявляет, что он убийца, что у него на счету убийства нескольких человек (перечислить их всех затрудняется). Обнаружена аутопсихическая дезориентировка: больной правильно называет свое имя, фамилию, отчество, но затрудняется назвать год рождения и количество лет, либо заявляет, что «в этом месте времени нет», «тут только смерть, а мне надо быть в стране радости». Нарушения восприятия. Галлюцинации – видит монстров и чудовищ, желающих его убить, видит стены и преграды там, где их нет, либо наоборот пытается пройти сквозь них, уверен, что весь мир окрашен в красно-черные тона, а с неба льется кровь (эритропсия?).
Краткосрочная память снижена: не может вспомнить имени врача, с тестом запоминания короткого ряда чисел не справляется совсем.
Критика в отношении заболевания.
Критика в отношении заболевания отсутствует. Пациент считает себя здоровым, но отмечает что «здесь чувствует себя лучше», поскольку дома отец хочет его убить.
Данные дополнительных методов исследования.
Дополнительные методы исследования не проводились.
Клинический диагноз
Шизофрения.
Параноидная форма.
Непрерывно-прогредиентное течение.
Галлюцинаторно-параноидный синдром.
Имеются первичные и вторичные (дополнительные) признаки шизофрении.
Дифференциальный диагноз.
Психоорганический синдром, составляющий основу отдаленных последствий органических поражений головного мозга, у больного отсутствует: нет выраженных вегетативных расстройств, неврологическая симптоматика отсутствует. Все это вкупе с наличием характерных для шизофрении нарушений мышления, внимания позволяет исключить органическую природу наблюдаемого расстройства.
Для дифференцировки параноидной шизофрении у данного пациента с маниакально-депрессивным психозом следует учесть наличие нехарактерных для МДП бреда, нарушений мышления и внимания.
Вид наблюдения и план лечения.
1) Пациенту показано стационарное лечение.
2) Непрерывное длительное фармакологическое лечение для закрепления клинического эффекта и предотвращения обострений:
– Азалептин по 0,05 три раза в день.
– Пирацетам по 0,8 один раз в день.
3) Контроль клинического анализа крови один раз в месяц.
Прогноз
Прогноз в отношении заболевания неблагоприятный, так как непрерывно-прогредиентная форма шизофрении характеризуется быстрым развитием апатического слабоумия.
6
На последней странице оказался текст, написанный ручкой: размашисто, почерком уверенного в себе человека с большими амбициями.
Лечение закончено. Добились существенной коррекции, зафиксирована очередная ремиссия, сегодня вечером пациента направить ко мне на финальный сеанс. Завтра будем принимать решение о выписке
Под текстом стояла подпись врача, в которой угадывались буквы Г и П.
Пальцы разжались. Листы выпали у нее из руки и один за другим спланировали на кровать.
– Ох, Максим, – прошептала она. – Неужели это все про тебя? Неужели это все, правда? Я мертва, всего лишь трахнутый в печень призрак, долбанное приведение, а ты… шизофреник? Не может быть. Нет. Не верю.
В этот момент за спиной раздались шаги и возмущенный голос спросил:
– А вы кто? Что вы тут делаете?
Катя обернулась.
В дверях замерла медсестра. Шапочка скрывала убранные темные волосы, но она сразу узнала ее по хищным стрелкам вокруг глаз и пирсингу на нижней губе.
– Юля?
– Вы меня знаете? – возмущение сменилось удивлением.
– Еще сегодня утром вы работали в летнем баре при ресторане «Марсель».
Девушка оглядела ее с недоверием и опаской.
– Вы ошиблись: и сегодня утром и вчера утром и год назад я работала здесь. Но как-то я действительно подрабатывала там во время учебы в медучилище.
– А еще в арт-клубе «Перекресток»?
– Да. Но откуда вы… Погодите, что вы тут делаете? Как вы сюда попали вход во второе отделение запрещено.
– Дверь была открыта.
– Ах, да, – девушка посмотрела на маленькие золотые часы на запястье левой руки. – Дверь заблокировали, чтобы к нам попали водопроводчики. Наконец решили на этаже закончить ремонт и для начала поменять трубы в санузлах и душевых. Но, похоже, они уже не придут. По радио только что передали, что на ГЭС выполнен аварийный сброс воды, скоро весь город затопит.
– Как льет сегодня, да? – девушка подошла к окну и посмотрела на темнеющие за стеклом сосны.
– Да, – согласилась Катя.
– Знаете, я, конечно, рада, что тут появился еще хоть кто-то живой. Но вы не ответили, кто вы и что тут делаете.
– Я пришла за Максимом. Но, похоже, я опоздала.
– В смысле за Максимом… Блин, вы же похожи! Вы что его сестра? Он никогда ничего не говорил о том, что у него есть сестра.
– Я… да, сестра. А вы что? Близки с ним?
Девушка вздохнула.
– Я люблю его. Даже несмотря на то, что он такой странный. Весь последний год ему было плохо. Он так страдал. И я даже устроилась сюда, чтобы быть поближе к нему. Вы знаете, какой он талантливый? Я уверена, что Петр… Ильич, вылечит его, что он еще выступит со своей группой.
– А где он сейчас?
– У доктора. У них последний сеанс. Гаврилов обещает если не полное выздоровления, то продолжительные ремиссии, вопреки тому, что написали другие врачи. Конечно, при условии, что Максим будет регулярно посещать его сеансы. Петр Ильич говорит, что у него нет шизофрении в классическом понимании. Он все еще в пограничном состоянии, и его можно вернуть в реальный мир. Доктору уже удавалось подобное. А я буду бороться за вашего брата.
Бедная девочка, – подумала Катя. – Я же все вижу. Ты не просто любишь моего сына. Ты из тех, кто в детстве не мог пройти мимо ни одной дворняги, желая облагодетельствовать и спасти всех убогих. Уверена, что ты притаскивала домой больных лишаем кашек и выхаживала их. Тщательно мазала мазями их подранные уши, кормила их из своей тарелки. Это твоя карма, солнышко. Ты сама взвалила её на себя. Тебе хочется приносить себя в жертву. И я даже знаю почему? Потому что таким образом ты желаешь добиться своего места в холодной неизвестности будущего. Ты готова быть подстилкой у ног больного гения, и Максим тебе кажется идеально подходящей кандидатурой.
– Я хочу его увидеть.
– Это на четвертом этаже. Четыреста первый кабинет. Но вам туда нельзя. Подождите у дверей, если хотите. Знаете, я думаю, это здорово, что вы пришли. Я уверена, что он обрадуется и это вернет его к жизни. Они ведь с отцом не очень-то ладили…
Она посмотрела на фотографию.
– …а вы так похожи на его маму. Просто одно лицо. Невероятно. Теперь понятно, почему вы меня знаете. Макс, наверняка говорил вам обо мне. Значит, он тоже ко мне не равнодушен, да?
Катя кивнула. Она решила, что лучше многозначительно промолчать. Ей не хотелось давать ложные надежды, но и не было желания расстраивать человека.
– Юля, а вы не замечали ничего странного сегодня? – она попробовала перевести разговор.
– О чем вы? – девушка дернулась как от удара током, ее лицо побледнело.
– О странностях. День мне кажется сегодня какой-то необычный.
– Нет. Все нормально, если не считать бесконечного дождя и этой странной ситуации со сбросом воды и эвакуацией. Почему-то у нас так никто и не появился. Наверное, весь город эвакуировали раньше. Я сегодня, кажется, проспала все на свете. Такие сны дурацкие снились.
– Мне тоже… Ну ладно, я пойду подожду Макса у кабинета доктора.
– Пойдемте. Я тоже скоро подойду к вам. Мне надо только журнал заполнить. Я быстро спущусь на первый этаж, все сделаю и составлю вам компанию.
Уже на лестничной площадке Юля опять подозрительно посмотрела на Катю.
– И все же это странно. Я помню, как закрывала входную дверь. Кто же вас впустил?
Длинная, но не глубокая морщина протянулась вдоль ее лба, но через мгновение девушка махнула рукой.
– Гриша, санитар наш, вышел покурить наверняка?
– Ну да… – пробормотала Катя.
– Ну вам наверх, мне вниз, – произнесла Юля и засеменила по ступенькам. – Скоро увидимся.
Катя поднялась до третьего этажа, когда услышала истошный вопль медсестры.
– О! Кошмар! Что с вами, вы живы!? – верещала она.
Нашла Рустама, – подумала Катя. – Значит, мне ничего не привиделось.
Коридор четвертого этажа был погружен в полумрак. И в таком состоянии он совершенно не смотрелся как коридор клиники. Его нельзя было так же принять и за коридор любого другого лечебного учреждения – санатория или профилактория. Двери в административные помещения и кабинеты выглядели дорого. Между окон, закрытых раздвинутыми жалюзи, стояли пафосные статуэтки – копии известных скульптур. В окна был виден внутренний двор клиники во всей его красе. Гигантские сосны, петляющие дорожки. Пруд с двумя небольшими островками в виде цифры 8 и мост через него был переполнен, но даже это не портило изумительно вида.
Доктор Гаврилов неплохо устроился в бывшем графском имении.
Одна из дверей в дальнем конце коридора была приоткрыта, и из нее лился приглушенный желтоватый свет. Несмотря на полумрак, не нужно было обладать уникальным зрением, чтобы разглядеть номер на приоткрытой двери – 401.
Катя осторожно заглянула в проем.
Прямо напротив дверей на огромном кожаном диване, стоявшем у противоположной стены, утопая в вычурном ампире, среди ручек с вензелями и огромных подушек сидел молодой человек. Диван казался огромным монстром, вознамерившимся проглотить худосочного низко опустившего голову юношу, длинными нервными пальцами теребившего край собственной вылинявшей футболки. Волосы, когда-то давно стриженные под каре, а теперь неопрятные и разросшиеся свешивались на грудь, закрывая лицо.