1
Оказавшись на крыльце, она понимает, что время опять остановилось. Рубиновые россыпи кровавых капель рассыпаны в воздухе. Поверхность огромной лужи на детской площадке сморщилась под порывом ветра и застыла, будто скованная космическим холодом. Весь мир – огромная ледяная скульптура. И ее тело – лишь часть его. Оно – часть скульптурной композиции.
Тело, но не сознание, ведущее счет своему собственному времени…
21… 22… 23… 103… 105…
…бесконечно сбивающееся и начинающее заново отсчитывать однообразную вечность до тех пор, пока предметы и, кажется, даже бесцветный и прозрачный воздух вновь не раскрашиваются, не достававшими еще какие-то мгновения назад, цветами и оттенками.
2
Кровавая пелена, окутывавшая город, спала. На деревьях вновь зеленели листья, по небу проносились низкие тучи. Она выдохнула, и изо рта вырвалось мутное облачко багрового пара. Прощальный привет из параллельного мира, в котором она побывала.
От следующего вздоха закружилась голова. Пронзительно и дурманяще пахло зеленью и мокрой землей.
Приятные запахи реальности не шли ни в какое сравнение с медными и гнилостными запахами кровавого дождя.
Перед ней возвышался дом, в котором она жила. Он уже не выглядел мертвым как раньше, но всё ещё казался брошенным, подобно остальным строениям в городе. Окна больше не были похожи на черные дыры, – в стеклах отражалось и небо, и соседние здания.
Над крышей промелькнула молния. Раздался запоздалый раскат далекого грома.
В дали печально прокричала одинокая чайка, и у Кати замерло сердце. Это он, это тот самый звук – поняла она. То, что она слышала стоя внутри подъезда – не было плачем ребенка. Это был просто крик чайки.
Возле крыльца появились довольно массивные на вид новые скамейки.
Когда их успели поставить? Кажется, утром их еще не было.
Она обернулась и ахнула, увидев, как и положено закрытую дверь. Подергала за ручку – запрета. Никаких сломанных доводчиков и выломанных кнопок на панели под табло с глазком камеры.
Вынув из кармана ключи, она прикоснулась к замку. Раздался писк и щелчок открывающегося затвора. Створка подалась в ее сторону.
Как только она вошла, сработал датчик движения, и яркий свет диодной лампочки осветил выкрашенные в салатовый цвет стены.
У меня была галлюцинация, – решила Катя. – Все эти странности, кровавый дождь, шофер, оживший страх Максима в виде чудовища из глины и травы – ясно же, что ничего этого нет и не было. Мне надо обязательно показаться врачу. Обещаю, как только я разыщу Макса, и всё вернется в свое русло, я обязательно сделаю томографию мозга. Вдруг это опухоль?… Нет. Лучше не думать об этом.
3
Охранника на месте не оказалось, но в этом не было ничего необычного, учитывая, что в городе объявлена эвакуация. Наверняка он вместе со своей семьей и внуками уже едет к своим родственникам, проживавшим в Ярославле.
Кровавые разводы и сюрреалистические картины отсутствовали, стены были чистыми и салатовыми – такими, какими и положено быть стенам в ее подъезде. Двери квартир – обычными металлическими.
Лифт открылся сразу, как только она нажала на кнопку – сияющий чистотой и сверкающий блестящими ручками вдоль стен. Под потолком мигала красным огоньком крохотная камера.
Войдя внутрь, она по привычке первым делом посмотрелась в зеркало и не узнала себя.
Перед ней стояла не молодая успешная, женщина, а подросток-беженец из сербского села. Худое, если не сказать истощённое, тело скрывала огромная на пять-шесть размеров больше необходимого полицейская куртка. Средней длинны светлые волосы, намокнув, висели темными неопрятными прядями, из-под них испуганно выглядывали серые глаза с расширенными зрачками. На шее и щеке застыли кровавые разводы.
Катя откинула с лица волосы и оттерла следы багрового дождя с лица. Двери за ней закрылись.
Нажав на кнопку седьмого этажа, она расслабилась, понимая, что от родного дома и Максима ее уже не отделяет практически ничего. И как только они встретятся, всё изменится, всё вновь войдет в привычное русло.
4
Но спустя несколько секунд лифт, дернувшись, остановился. Мигнув, погас свет, и ее окутал удушающий кокон.
Тьма и тишина заключили Катю в свои объятия. Тьма и тишина – именно тот компост, на котором вырастают исключительно гигантские цветы страха, с жирными стеблями и резными листьями, гордость садовода. Первые ростки паники запустили свои корни в ее сознание.
Надо найти кнопку с вызовом диспетчера, подумала она. Вот только ответит ли ей кто-нибудь на том конце, ведь все жители города уже эвакуированы или ждут своей очереди в школах и больницах?
Протянув руку, Катя нащупала контрольную панель и принялась нажимать на все кнопки подряд.
– Эй, – прошептала женщина срывающимся голосом. – Меня кто-нибудь слышит? Я застряла. Вытащите меня!
Ответом по-прежнему была тягостная тишина, в которой отчетливо слышался неровный стук ее собственного сердца.
Глаза постепенно привыкали к отсутствию освещения, и она различила стены, контрольную панель на одной из них и створки дверей между которыми сочился тонкий ручеек мутного оранжевого света. Катя поднесла к нему руку, и пальцы, словно на самом деле окунулись в небольшой горный поток.
Екатерина не успела вскрикнуть, а кто-то уже притронулся к её ладони.
Прикосновение было мягким, но ее передёрнуло как от удара током. По всему телу пробежала судорожная волна, и она завопила так, как не орала никогда в жизни.
Катя вжалась в угол, в испуге выставив перед собой руки. В шаге от неё стояла высокая темная фигура. Черты лица, особенности одежды всё это было скрыто царящей в кабине лифта тьмой. Все что она могла различить – общие контуры.
Человек был выше нее, худощав.
– Кто ты! – закричала она. – Откуда?! Что тебе надо?!
Но он лишь стоял совершенно без движения и, казалось, пристально разглядывал ее. Катя лихорадочно соображала, что же ей делать. Броситься на него с кулаками, продолжать кричать? И то, и другое не имело смысла. Все варианты дальнейших действий, что приходили ей на ум, казались глупыми и бестолковыми.
Она смотрела на незнакомца, он смотрел на неё. Мгновения тянулись невообразимо долго, изматывающе, как срывающаяся с крана капля. Такая игра в «гляделки» была хуже, чем полуденный бег по Сахаре.
Женщина не выдержала первой.
– Что тебе надо? – спросила она. – Хочешь убить меня? Напугать? Изнасиловать? Давай быстрее покончим с этим.
Но незнакомец, не издав ни звука в ответ, всё так же стоял напротив нее молчаливой каменной скалой. Только медленно помотал головой. Или ей показалось. Как и то, что при этом его вид уже не настолько пугал, насколько вызывал жалость.
– Да, что ты, черт побери?! – крикнула Катя, попытавшись толкнуть его в грудь. Однако рука прошла сквозь тело человека, не встретив никакого сопротивления. Эфемерная сотканная воображением фигура медленно растаяла, растворившись в наполнявшей кабину лифта тьме.
В тот же момент вспыхнул яркий свет, и двери лифта распахнулись.
Она вылетела из него, испуганно озираясь.
Третий этаж.
Лучше оставшиеся этажи пройти ногами, решила она, поглядывая на сверкающую внутренность лифта.
Поднявшись на один пролет, она увидела, как прямо на нее, прыгая через ступеньки, катится синий светящийся каучуковый ёжик. После каждого удара об пол игрушка ярко вспыхивала, и становилась похожа на маленькую звезду, сорвавшуюся с небосвода. Когда ёжик подкатился к ногам женщины, его свечение заметно ослабло, а когда та взяла его в руки, погасло вовсе.
Податливые шипы прогнулись под пальцами. Ощущение показалось безумно знакомым. Была ли у Макса в детстве подобная игрушка? Она не могла ответить с полной определенностью. В голове крутились только странные смутные образы.
Приклеенные, сведённые в кучу, глаза удивлено разглядывали узор линий на ее ладони. Еж хиромант был шокирован поворотами линий судьбы и жизни?
– Вот даже этот ёж обалдел от увиденного, – сказала она себе, подбрасывая его на руке. – Обалдевший ёжик.
При этих словах у неё перехватило дыхание. Катя уже переживала это. Она уже держала в руках резинового светящегося ежа и называла его обалдевшим. Но когда? При каких обстоятельствах?
5
Они собрались на прогулку. Максим, которому совсем недавно исполнилось три года, одетый в теплую меховую куртку, и похожий на маленького медвежонка, вошел в лифт первым. Из руки в руку он перекладывал синего резинового ежика, который при этом ярко светился.
Максим взял игрушку за длинную резинку, приставил ее к носу и, смеясь, объявил.
– Ма, смотри, – сопелька… Сопелька-фонарик…
Катя улыбнулась в ответ и, уже заходя за ним следом, вспомнила, что оставила включенным утюг.
– О, боже, рыбка, – обратилась она к сыну, – Подожди, мама сейчас…
Чуть ли не бегом вернувшись в квартиру, женщина выключила прибор из розетки и проверила газ на кухне.
Когда она вновь стояла в дверях, намереваясь закрыть замок ее, перехватил звонок мобильного.
Это была Анастасия, подруга юности, звонившая чтобы, рыдая, объявить, о том, что от нее ушел парень, с которым она встречалась с переменным успехом на протяжении последних двух лет.
Катя пребывала в уверенности, что разговор у них состоялся до неприличия короткий. Событие, конечно, было неприятным, но явно не из тех, на которые можно тратить свое бесценное время. На что рассчитывала её подруга, она не особо понимала, – с самого начала было ясно, что этот Павлик при первой же возможности скинет Настю как ненужный балласт, несмотря на все её занятия фитнесом и грудь третьего размера.
Быстро попрощавшись с подругой, пообещав перезвонить той, как только появится возможность, она, не торопясь, закрыла входную дверь.
– Ну, пойдем, – сообщила она Максу, оборачиваясь и убирая ключи в карман.
Но улыбка, адресованная сыну, медленно исчезла с её лица. Лестничная площадка была пуста. Макса за её спиной не было. Она решила, что он, не став дожидаться своей матери-копуши, пошел на прогулку самостоятельно.
Первоначальное изумление сменилось страхом за него.
Но когда перед ней разошлись двери лифта, страх в свою очередь оказался вытеснен ужасом.
Она увидела прижавшегося к стене и держащего в руках светящегося ежика Максима. Осознание произошедшего чуть не лишило её чувств. Она прижала сына к себе, вытерла несколько слезинок с его щек.
– Ты как, дурачок? – прошептала женщина, поцеловав его. – Ты что же не вышел?
Естественно, Максим не мог ответить на эти вопросы, вместо этого он просто объявил.
– Так страшно было… Я прям обалдел… Если б не ёжик я бы помер…
– Ёжик тоже обалдевший, мышь, – Катя опять обняла сына. Затем щелкнула по носу сначала игрушку потом Макса. – Вон как глаза свои выпучил.
– Обалдевший ёжик, – улыбнулся Максим.
– Именно. И если он спас тебя от темноты и обитающих в ней чудовищ я разрешаю тебе сегодня спать с ним.
6
Не желая расставаться с резиновым ёжиком, она убрала его в сумочку. У нее возникла убежденность, находясь рядом с ней, игрушка своим присутствием не позволит ей больше оставить сына в лифте и после забыть об этом, вычеркнуть из памяти, так будто ничего не было. И, кроме того, она просто не могла взять и выбросить ее. Как не смогла выкинуть бумажный флажок, найденный в песочнице.
7
Поднимаясь по лестнице, она не могла пройти мимо «стены поэзии». Так она называла участок между пятым и шестым этажами, где, вместо привычного сейчас в спальных районах доморощенного граффити, можно было обнаружить тексты песен популярных среди подростков рок-групп и дворовый фольклор, в меру приправленный словами, которые в книгах обычно принято заменять многоточием.
Но эта стена поэзии, оставаясь, по сути, тем, чем ей и надлежало быть, изменилась по содержанию. На ней больше не было песен и стихов о любви подростков, о несчастной собаке, не было и изображения сердца пробитого стрелой амура. Катя очень хорошо помнила его – искусно нарисованное, оно выглядело объемным, будто выпирающим из стены.
Все это заменили грубые порнографические рисунки и никогда не слышанные ей раньше стихи.
Рисунки были подробными, вульгарными, и отнюдь не детскими. Их скорее бы нарисовал престарелый озабоченный импотент, чем подросток. Подростки с их гиперсексуальностью даже представить не могли всей изображенной тут гадости. Такие рисунки могли бы принадлежать кисти Сальвадора Дали, если бы он принялся иллюстрировать Playboy.
Ее взгляд пробежал по кривым строчкам.
Я – кукла-вуду
Плакать не буду
И запомни
Я ничего не забуду
Она не слышала раньше такой песни и не замечала этого текста на «стене поэзии». Было в нем что-то зловещее, перекликающееся с ее ощущениями. Правее текста была нарисована голова вороны, скрытая капюшоном. Рисунок напоминал изображение чумного доктора со средневековых гравюр. Только клюв был длиннее и не загнут к низу.
Ниже было еще несколько десятков строк. Она прочитала окончание.
Как только отойдут
красные воды,
найдутся всем куклы Вуду
и кукловоды.
Сеанс иглотерапии
идёт покуда
есть в зеркале кукловод или
кукла Вуду.
У неё появилось огромное искушение связать между собой природный феномен, свидетелем которого она стала, и текст никогда не слышанной ранее песни. Будто все происходило не просто так, а по сценарию загадочного кукловода. Любое событие, любое слово или ощущение несло в себе смысл и увязывалось с придуманным им сюжетом. Ее сознание, как и сознание любого человека, стремясь найти закономерность в совпадениях, обнаруживало скрытый смысл там, где его не было и верило, что всякое ружье, рукой сценариста повешенное на стену, к финалу обязательно отыщет свою жертву.
Упомянутые в стихах «красные воды» и кровавый дождь и были той самой скрытой закономерностью, теми самыми ружьем и жертвой. Ей показалось, этот текст появился на стене не просто так. Это было тайное послание от Максима или его ангела-хранителя. А может от добрых серых человечков. Кто-то из них оставил его, потому что знал, что ей предстоит попасть под кровавый дождь и значит она, в отличие от «них» – похитителей, агентов ФСБ, демонов или сонма чужих – поймет скрывающийся в нем смысл.
Забравшись на седьмой этаж и переводя дыхание, она подошла к дверям своей квартиры. Это была единственная дверь с высокой степенью взломостойкости, сделанная из легированной стали толщиной шесть миллиметров, с укреплённым замком, выдерживающим прямое попадание из огнестрельного оружия. На нее был наклеен номерок с пальмой.
Трясущимися руками Катя попыталась вставить ключ в замочную скважину, но у неё ничего не вышло. Выдохнув, попробовала ещё раз, но ключ, входя на половину, каждый раз во что-то упирался.
Наверняка, это детские проказы. Когда ей было шесть, она сама любила забивать отверстия замков в дверях соседей обломками спичек, чтобы потом наблюдать как они, чертыхаясь и матерясь, пытаются попасть в свою квартиру.
Разозлившись, она принялась крутить ключ, стараясь протолкнуть его, несмотря на сопротивление, и тут из-за двери донесся женский голос.
– Уходите! Я уже вызвала полицию!
В испуге отскочив от дверей, Катя выронила ключи. Они звякнули о бетонный пол и скатились на пару ступенек вниз по лестнице. Поднимая их, она услышала, что изнутри квартиры кто-то щелкает замком.
Вероятно, это те о ком ее предупреждал Максим. Это целая банда кинднеперов. Они смогли обманом вынудить его открыть дверь, и затем…
Только бы они ничего с ним не сделали, только бы не причиняли ему боль!
– Кто вы?! Что вы делаете в моей квартире?! – закричала она, схватившись за ручку и принявшись дергать её из стороны в сторону.
– В вашей?! Что за неслыханная наглость! Это наша квартира! Мы живем тут уже четырнадцать лет! – голос определенно принадлежал молодой женщине или девушке. Кате она представилась в виде невесты Сунни Тодда из фильма про демона-парикмахера с Флит-стрит – черные всклокоченные волосы, глубокие тени под глазами, пирсинг в губе и на носу, – женщина, которая силой и обманом проникла в ее квартиру, обязана быть сатанисткой, наркоманкой и подругой антихриста.
Сквозь дверь донёсся мальчишеский голос.
– Ма, ты где?!
– Я здесь, рыбка! – закричала Катя. – Мама пришла! Я спасу тебя! Не бойся!
Колотить в дверь и пытаться ее взломать было бесполезно. Оставалась призрачная надежда на соседей (которых, судя по всему, в доме уже не осталось), и на то, что всё же ей удастся открыть замок. Катя снова вставила ключ в скважину, и в этот раз он легко вошел в нее, но совершенно отказывался вращаться.
– Сейчас, мышь, сейчас. Мама уже рядом, – сбивчиво бормотала она сквозь неровное дыхание. – Мама никому не даст тебя в обиду. Подожди минутку. Сейчас, сейчас…
– Уйдите, – раздалось в ответ. – Вы пугаете Андрюшу.
– Это вы, – завизжала Катя и со всей силы стукнула кулаками в дверь. – Это вы уйдите из моего дома! Как вы там оказались?! Почему вы называете Макса Андрюшей. Максим я тут! Я тебя освобожу!
Катя уткнулась лбом в холодный металл, стараясь успокоиться и привести в порядок мысли.
– Мама, кто эта тётя? – донёсся до неё голос ребенка. – Почему она так кричит?
– Тётя сошла с ума, – ответила женщина с той стороны дверей. – Не бойся, родной. Мама уже вызвала милицию.
На Екатерину внезапно навалилась совершенно невыносимая усталость.
– Макс, – прошептала она и обессиленно опустилась рядом с дверями. – Где ты сынок? Что происходит?
Она обхватила голову руками.
8
Двери лифта распахнулись, и на площадке показался огромный полицейский, которого она не могла не узнать.
– Рустам! – она бросилась к нему на встречу, но остановилась на полпути, не заметив ожидаемой ответной реакции со стороны молодого человека.
– И почему я не удивлен? – полицейский смотрел на нее холодно и отстранённо, при его огромном росте взгляд свысока получался у него превосходно. – Как только я услышал о том, что безумная женщина пытается проникнуть в чужую квартиру, я сразу подумал, что это вы.
– Нет, послушайте, – Катя схватила его за руку. – Это моя квартира. А те, там, внутри – они захватили в заложники Максима и не пускают меня.
– Разберемся, – отведя от нее взгляд, ответил полицейский
Он подошел к дверям.
После его звонка дверь сразу распахнулась.
На пороге стояла молодая женщина, невысокого роста, брюнетка. Большие черные глаза испугано изучали Екатерину. В ее облике не было практически ничего схожего с Хеленой Картер или с безумной сатанисткой. У нее за спиной прятался мальчик в клетчатых шортах.
И это был не Макс.
Русые всклокоченные волосы, карие глаза, веснушки на длинном носу – даже слепой не смог бы перепутать его с Максимом.
– Как хорошо, что вы приехали так быстро, – брюнетка показала на Катю. – Она пыталась открыть нашу дверь. Я выходила с кухни, когда услышала, что кто-то ковыряется в замке и, посмотрев глазок, увидела ее. Вначале я подумала, – это вор и позвонила в «02», но потом эта девушка начала нести всякий бред… Кажется она – того – спятила…
– Разберемся, – опять ответил Рустам. Он должно быть в детстве хорошо усвоил, что краткость – сестра таланта, но забыл, что повторенье – мать ученья.
Катя разглядывала коридор своей квартиры и не узнавала его. Мало того, что эта мошенница, проникнув в ее квартиру, за пару часов поменяла всю мебель, она также успела сделать ремонт, переклеив обои и заменив ламинат.
Ты сама-то веришь в это? Объяснишь, как такое возможно? – раздался высокий и неприятный голос. Она скосила глаза и увидела колышущийся полупрозрачный силуэт у лестницы. Карлик стоял, опираясь о поручень перил.
Катя посмотрела на Рустама, затем перевела взгляд на женщину. Слышат ли они его? Или он – плод только ее воображения?
– Для начала я хочу, чтобы вы все представили мне документы, – произнес полицейский, как ни в чем не бывало.
– Андрей сбегай в комнату, принеси со стола мамин паспорт, – сказала женщина, обращаясь к ребенку, и тот мгновенно исчез в тени коридора.
Бедная, ты совсем запуталась, – засмеялся карлик. – Ты уже не знаешь, что правда, а что ложь. Жаль мне тебя.
Вернувшись, мальчик протянул документ Рустаму.
– Спасибо, – полицейский быстро пролистал его и вернул женщине.
Катя выдохнула и прикрыла глаза, – кроме нее никто не видел и не слышал карлика. Она не знала радоваться или огорчаться этому факту.
– А, где ваши документы? – обратился к ней Рустам.
– Ну, вы же знаете… – начала было Катя. – Я…
– Нет, не знаю, – прервал он ее. – Всё что я знаю, – это то, что документов у вас при себе нет, но вы уверяете, что живете именно в этом доме, в этой квартире. Вы пытаетесь проникнуть в нее, заявляя, что она принадлежит вам? При том, что ключ явно не от нее, так? Идем дальше… Я, проживший в этом районе почти десять лет, знаю каждого местного бомжа и знаком с любой дворнягой. Но я не помню вас. Вам не кажется, что кто-то из нас заблуждается? И, судя по количеству голосов (двое – нет, даже трое – против одного), заблуждаетесь именно вы?
– Да… – Катя опустила голову. Она уже догадалась, куда он клонит.
Осознание безумцем, того, кем он является, принятие им факта собственной безумности – это шаг к излечению, – изрек карлик.
Нет, я не сошла с ума, – подумала Катя. – У всего этого должно быть другое простое объяснение.
Давай, попытайся придумать, я дам тебе вечность на это, – по голосу она чувствовала, карлик усмехается. – И таки-да представляешь, я могу читать твои мысли, как и любая галлюцинация психопата. Я же существую исключительно в твоем больном сознании. И благодаря ему.
Всё, замолчи! – мысленно прикрикнула на него Катя. – Я не хочу больше слышать тебя!
– Позвольте, – Рустам опять взял в руки паспорт женщины и, открыв его на странице с регистрацией, поднес к лицу Кати. – Прочитайте, что вы тут видите…
– Да… я вижу… – из глаз Екатерины потекли слезы. – И я ничего не понимаю. Пожалуйста, простите меня. Я никого не хотела напугать. Но где тогда мой сын, где мой дом?
– Вот это нам и предстоит узнать, – ответил Рустам. – Мне придется задержать вас для выяснения личности и определения степени достоверности той истории, которую вы недавно мне поведали.
– Не будьте к ней очень строги, – сказала брюнетка в дверях ее квартиры. – У нее просто не все дома.
Катюша, ты даже не представляешь насколько она права, – карлик отошел к стене. Правую руку он поднес к лицу, и, поскольку он представлялся ей лишь чуть более материальным, чем летнее марево, она не смогла разобрать для чего. Могло показаться, что он вытирает слезы. Но отчего-то она была уверена, что именно в этот момент, прислонившись к стене и смотря на нее мутным не видящим взглядом, он как маленький испуганный мальчик грызёт ногти.
Так же, как когда-то делал ее собственный сын.
9
Она опять оказалась в патрульной машине и снова вытирала сопливый нос и слёзы одноразовыми салфетками из бардачка.
Где она? Где Макс? Куда идти теперь? Где искать сына? Как в ее квартире могут жить чужие люди?
Она была совершенно раздавлена. Слишком много вопросов. И ни одного ответа.
Катя прикусила нижнюю губу, но это не помогло, и она заревела в полный голос.
– Бред, какой бред, – пробормотала она, громко высморкавшись.
Дверь со стороны водителя открылась. Пригибая голову, Рустам сел за руль. Набрав полную грудь воздуха, и задержав дыхание, Катя отвернулась от него, делая вид, что смотрит в окно.
Автомобиль медленно двинулся вперёд, и она потянулась за ремнём безопасности. Рустам, увидев это, ухмыльнулся.
– Бросьте, – произнес он. – Можете не пристёгиваться. Ну конечно если не доверяете мне как водителю, то, пожалуйста.
– А, вам можно доверять? – ответила она. – Вы же мне не доверяете?
– Даже так? А вы, можете быть язвительной, – «форд» неторопливо вывернул с подъездной дороги на главную, и Рустам, переключив передачу, надавил на педаль газа. Автомобиль бесшумно рванулся вперед, разбрызгивая по сторонам фонтаны грязной воды.
– В ситуации, в которой мы оказались, есть и свои положительные стороны, – произнес полицейский после минутного молчания. – Можно превышать скорость, проезжать по лужам, не боясь забрызгать пешеходов, и даже не обращать внимания на красный свет светофоров.
В подтверждение своих слов он разогнал форд до сотни километров в час и перестал притормаживать на перекрестках.
– Ну и к вопросу о доверии, – на долю секунды он повернулся к ней, отвлёкшись от дороги. – Куртка как? Не промокает? Теплая?
– Да, спасибо, – буркнула женщина, низко опустив голову и разглядывая свои посеревшие мокрые кроссовки.
– Думаете, я бы дал ее, если бы вам не доверял? – он стал медленно сбрасывать скорость.
– Думаю, это ваша работа, вы – полицейский.
– Отчасти, – да, – согласился Рустам. Форд прижался к обочине и теперь ехал со скоростью пешехода. – Но также это доверие. Я вам не поверил. Но доверился. Вера и доверие – слова, обозначающие разные понятия. Доверять – значит не видеть в субъекте доверия врага.
– Спасибо за то, что растолковали, – она посмотрела в окно сквозь запотевшее, покрытое каплями дождя стекло и про себя добавила, – но в следующий раз я воспользуюсь словарем.
– Не за что, – он свернул в узкий переулок и стал петлять между обветшалых старых домов. – Я просто пытаюсь донести до вас, что несмотря на то, что я не верю не единому вашему слову, я вам доверяю. Я не вижу в вас врага и не думаю, что вы способны на агрессивный или злой поступок. Может если только припереть вас к стенке. Знаете, каждый из нас, полицейских, ведь обязан быть еще немного физиономистом и психологом. Нам даже проводят специальные курсы, где рассказывают, как определить террориста, преступника или просто человека, планирующего совершить противоправный поступок.
– То есть я частично реабилитирована? – с того момента как они сели в машину Катя впервые посмотрела на него.
– Я вас и не обвинял ни в чём, – произнес полицейский. – Кроме лжи. Вероятно, даже не преднамеренной. Вероятно, даже той, в которую вы сами верите.
– Иными словами вы считаете меня чокнутой, – она приоткрыла бардачок и убрала в него очередную использованную салфетку. – Тихо помешанной безобидной городской сумасшедшей?
Пакет с чистыми салфетками в бардачке стремительно худел, в то время как кучка из скомканных и влажных только увеличивалась в размерах.
– Ну не совсем так, – ответил Рустам. – Я думаю, вы испытали шок, какое-то психологическое потрясение. Может это действительно последствие аварии, в которую вы попали. Но в вашем рассказе слишком много несовпадений и странностей. Иногда мне кажется, что вы о чём-то умалчиваете. Иногда, что вы выдаете себя совсем не за того человека, которым являетесь на самом деле. Специально ли это, с умыслом? Думаю, что нет.
Они проехали мимо разрушенного здания девятнадцатого века, которое уже давно обещали реставрировать и открыть в нём гостиницу международного уровня. На карнизе под фронтоном выросла небольшая берёза, крыша зияла дырами с торчащими гнилыми перекрытиями. Сквозь оконные проемы на первом этаже чернели сырые покрытые плесенью стены, а на верхнем этаже проглядывало серое небо.
«Если признать, что карлик прав, и я сошла с ума, – подумала Катя, – это вполне всё объясняет. Всё это галлюцинация, а в реальности я пребываю в палате для умалишенных».
Она подумала, что Рустам ждал от неё ответа, но у нее не было желания что-либо говорить. Он озвучил её собственные сомнения на свой счет. Конечно, сделал он это вполне деликатно и обтекаемо, но главный посыл от этого не менялся.
Эй, карлик, где ты? – обратилась Екатерина к своему невидимому собеседнику. – Я согласна признать себя сумасшедшей, только отведи меня к Максу… Эй, алло?
Но карлик не появился.
– Спасибо за откровенность, – наконец пробормотала Катя.
– Не стоит благодарностей. Если честно вы сразу показались мне подозрительной. Вы уверяли, что жили в моем районе. Однако при всем желании я не смог вспомнить ни вас, ни вашего сына. Кстати, я видел у вас сотовый, наверняка, у вас там есть его фотографии. Можете показать? Всякое может быть. Вдруг я всё-таки его вспомню.
– Конечно, – Катя нашла на смартфоне фотографии сына и протянула ему.
Рустам одной рукой вел автомобиль, а другой листал фотографии. Их было немного, чуть более двадцати и все сделаны в последние полгода. Большинство фотографий она по старинке держала на своем компьютере.
– Не знаю почему, но мне все ваши фотки кажутся такими антикварными? Это из-за фильтров что ли?
– Понятия не имею о чем вы, – пожала Катя плечами.
– Ладно, – Рустам вернул ей телефон. – Найдем вашего парня.
«Форд» пересек проспект Революции и свернул в очередной переулок старого города. Серые шлакоблочные дома, темные, вымокшие под дождем, деревянные дома: в облике каждого из них была одна общая деталь – они будто были пропитаны безысходностью и одиночеством.
– Наш город нынче можно переименовывать, вам не кажется? – спросила она Рустама. – Например, в Безнадегу.
– Кинга читали? – полицейский понимающе кивнул.
– Да. В детстве. Тиховодску теперь это название больше… – Катя замолчала, до нее дошло, что она не к месту вспомнила этот роман.
– Извините, я ни на что не хотела намекать, – произнесла она и задумалась над тем, где он ее пристрелит, – здесь или сначала выведет из машины, чтобы не пачкать обивку салона.
– А именно на то, что я тоже полицейский, как и спятивший коп из Безнадеги? – Рустам усмехнулся. – Бросьте. Я даже не подумал об этом. Внешний вид нашего городка затмевает все остальные эмоции. От него у меня, как и у вас, мороз по коже. Думаю, в первую очередь так влияет отсутствие людей на улицах. Не город, а просто мечта социофоба.
– Может, стоило бы ехать по центральным улицам? – спросила Катя. – Там торговые центры и офисы, они выглядят более жизнерадостно, и не было бы такого ощущения подавленности.
– Может и стоило, – кивнул Рустам. – Но центр города, если помните, находится в низине, и весь затоплен из-за разлива рек. Вы бы видели, насколько уровень воды в Волге поднялся. Мне машину жалко, это не катер, плавать не умеет. Мы проедем через старый город, без необходимости делать крюк вдоль реки по затопленной развилке.
10
Вывернув на Крестовую из очередного безымянного переулка, «форд» медленно подъехал к мосту и остановился у обочины. Разлившаяся река казалась бесконечной. Противоположный берег терялся в дождливом мареве. Темная речная вода затопила проезжую часть.
На средине моста поперек полос и практически во всю его ширину лежала опрокинутая фура.
– Вот же черт, – произнес Рустам, глуша двигатель.
Какое-то время они сидели молча. Полицейский, барабаня пальцами по рулевому колесу, о чем-то сосредоточенно размышлял. Она, зажмурив глаза, боролась с овладевшим ей отчаяньем.
– Вы сможете просто посидеть тут? – наконец обратился к ней Рустам. – Мне придется выйти. Вариантов нет, надо посмотреть, что случилось, оказать помощь, если необходимо, и выяснить можно ли это объехать. Если не удастся, поедем по окружной.
– Конечно, куда мне еще идти, в моей ситуации? – произнесла она.
– Это точно. Вы должно быть сами заинтересованы в том, чтобы мы как можно быстрее добрались до конторы. Там я смогу поискать вас в базе и попытаться установить личность. Сделаю несколько запросов, если связь появится. А потом я доставлю вас в Сосновый Бор. В городе только два района, могут избежать подтопления – Скоморохова Гора и Сосновый Бор.
– Впервые слышу о таком районе, как Сосновый Бор, – Катя не сумела скрыть удивление. – Это на левом берегу Волги? Там же просто с десяток коттеджей и пара улиц. А еще там психдиспансер кажется.
– Ну, после таких слов, определенно мне следует отправить вас именно туда. Ничего не бойтесь. Там тоже может быть развернут центр эвакуации, но самое главное – там работает один мой хороший знакомый. Он за вами присмотрит. Тем более, такие, как вы – это по его специализации.
Рустам улыбнулся и вышел, хлопнув дверью.
Дворники со скрипом проползли по лобовому стеклу и замерли. Бисеринки мороси тут же покрыли поверхность стекла, искажая действительность с той стороны автомобиля. Катя смотрела на искривленный силуэт Рустама, на фоне опрокинутой фуры Volvo и думала над его словами.
…Такие, как вы – это по его специализации…
Какие такие? Уж не намек ли это? Не было ли в его голосе сарказма и скрытого желания уязвить ее? Сомнительно. Он выглядел довольно открытым и добродушным.
Она вспомнила, жуткие истории, бесконечно повторяемые по телевизору, о продажных ментах крышующих бордели и рыночных торговцев. Может ли Рустам быть одним из им подобных? Что ей делать, если этот его знакомый окажется обычным сутенером, предпочитающим блондинок?
Нет. К черту все эти беспочвенные страхи, решила она.
…Такие, как вы – это по его специализации…
Вспомнились и другие телевизионные передачи – об экстрасенсах, привлекаемых полицией для поиска пропавших людей. Это конечно из области фантастики, но если подумать, то фантастичного в этом не больше, чем, очнувшись в ином и странном мире, обнаружить, что в твоей квартире живут другие люди.
В крайнем случае, его знакомый будет «мозгоправом», успокоила она себя. Это не страшно. Нейролептики внутривенно, в частности 100 миллиграммов аминазина, и всю оставшуюся жизнь блаженная улыбка не сойдет с её лица.
11
Почувствовав, как что-то зашевелилось под курткой, и принялось карабкаться вверх по правой груди, Катя подскочила от испуга.
– Черт! – вскрикнула она и отвернула край, ожидая увидеть ползущего по ней очередного монстра, – сколопендру или гигантского скорпиона с ядом, сочащимся и капающим с острого жала.
Но вместо звука скрежещущих жвал и шуршания когтистых конечностей об подкладку, она услышала мелодию «Крейзи Фрог» и вспомнила о мобильном телефоне.
Когда Рустам, закончив разглядывать немногочисленные фотографии, вернул его, она по инерции убрала сотовый во внутренний карман, и совершенно забыла об этом.
Катя, расстегнула молнию и нащупала смартфон.
…драм… драм… драм-ба-ба-бэззззз… – пропел под ладонью лягушонок голосом сломанной игрушки.
У нее перехватило дыхание.
Она достала телефон и трясущейся рукой поднесла к уху.
Из него не доносилось ничего кроме далекого шипения и потрескивания.
– Максим? – спросила она шепотом, опасаясь, что ее может услышать Рустам, разглядывающий преградившую им дорогу фуру.
В ответ раздался звук похожий на всхлип.
– Максим? Это ты? – произнесла она уже в полный голос. На том конце всхлипнули уже более отчетливо.
…Мамуль…
Ей показалось или она это действительно услышала? Голос был очень слаб и тих.
– Алло! Макс! Где ты?! Макс! Ответь мне, сынок!
Раздался короткий гудок, и затем она услышала своего ребенка.
– Мамочка, ну где же ты? Я так ждал тебя!
– Я уже иду, мышь. Мама найдет тебя.
Катя прижала трубку к самому уху, схватив телефон обеими руками, так словно это был сам Максим, и она прижимала его к себе, чтобы уберечь от всех грозящих ему неприятностей и напастей.
– У тебя все нормально? – спросила она. – Объясни, как мне тебя найти? Можешь сказать, где ты находишься?
– Я в нашем секретном месте, – голос Максима с каждым словом становился тише, будто отдаляясь от нее. – Помнишь его? Я тут не…
Его голос прервался, но потом появился вновь.
– …поторопись, мам…
Конечно, Катя помнила их секретное место – беседку на берегу Волги. Она сама предложила ему считать ее их тайным укрытием, когда вовремя прогулки они оказались, застигнуты внезапным ливнем.
12
Летом в Тиховодске, из-за близости водохранилища погода часто непредсказуема. Скоротечные дожди возникают словно из ниоткуда, и так же внезапно прекращаются. Так и в тот раз, подняв с асфальта обертки от мороженного и пакетики от чипсов, неожиданно подул сильный ветер. Мгновенно потемневшее небо после краткого всполоха молнии, громыхнуло раскатом близкого грома.
Максиму шел третий год. Он начал проявлять интерес к всевозможным устройствам, почти каждый поход в магазин заканчивался для нее приобретением очередного конструктора. По вечерам он заставлял ее играть вместе с ним в упрощенный вариант игры «города», – нужно было называть слова, начинающиеся с той буквы, на которую заканчивалось предыдущее слово. Иногда он при этом настолько «входил в раж», что повышал голос чуть ли не до крика, заявляя, что очередного неудобного для него слова не существует, и обвинял ее в том, что она сама только что выдумала его. Как правило, после этого он сам начинал выдумывать свои собственные слова. Например, «улицейский» или «детоед». Первый как не сложно догадаться был патрульным полицейским, а вторым оказалось еще одно персональное чудовище ее сына. Выглядело оно как огромный клоун в цилиндре. Максим объяснил это так, – детоеду требовалось усыплять внимание детей, которые были его единственной пищей и поэтому он выглядел большим и добрым.
Иногда Максим доводил ее до состояния белого каления, проснувшимся в нем нигилизмом и упрямством. Ей казалось, что часто он делает все назло и наперекор ей, – например, называет грушу – игрушей, а сыр – маслом. На каждое ее «да», у него находилось одно упертое и непробиваемое «нет».
Но все-таки это было крайне редко. В основном Максим был некапризным и ласковым ребенком.
Так же и в тот день.
Они хорошо погуляли: посидели в кафе-мороженом, где Катя потрепалась с подругами, побрызгали друг друга водой из городских фонтанов, съели по хот-догу и покормили голубей остатками булок. И уже возвращаясь домой, попали под ливень.
Чтобы не вымокнуть и укрыться от отвесных и даже болезненных струй, они забежали под крышу недавно отреставрированной белокаменной беседки-ротонды. С нее открывался замечательный вид на всю набережную Волги. В народе ее называли «беседкой влюбленных», – по ночам тут всегда затиралась какая-нибудь парочка. Можно даже было сказать, что после того, как на город опускались сумерки к этой беседке выстраивалась длинная очередь.
В беседке кроме них никого не оказалось. Максим попросил поставить его на парапет и, оказавшись на нем, выставил ладонь под льющую с козырька воду.
– Это будет наше секретное место, да малыш? – сказала она, придерживая его за торс.
– А в нем будет магия?.. – спросил Максим. – Ну как в палочке у Гари Поттера?..
– Конечно, – месяц назад она начала читать ему перед сном первую книгу из серии «про мальчика, который выжил» и она ему очень понравилась. Чтение про приключения Гари Поттера, Рона и Гермиону – превратилось в их ежевечерний ритуал.
– Это хорошо… Детоед не сможет нас тут достать…
– Конечно, не сможет, Максим, – уверила она его.
– Главное никому не говори, что в нашем секретном месте есть магия, – он очень серьезно посмотрел на нее. – Если ты скажешь кому-нибудь, то место перестанет быть секретным и магия исчезнет. А тогда детоед сможет до нас добраться…
– Если он попробует, я щелкну его по носу, – попыталась пошутить Катя.
– Нет, – Максим печально покачал головой. – Если бы все было так просто… Лучше тебе не сталкиваться с детоедом один на один…
13
– Я ничего не понимаю, а он все говорит и говорит… – голос сына уже был на грани слышимости, тонул в шорохах и скрипах. – Такие страшные вещи… Почему все не может быть так же, как было раньше? Почему я должен слушать его? Почему я не могу вернуться домой?.. Когда же ты придёшь и заберешь меня…?
Раздались короткие гудки. Она отняла телефон от уха и посмотрела на экран.
«Вызов прерван», – было написано на нем под фотографией сына.
Катя убрала телефон обратно во внутренний карман и поискала взглядом гигантскую фигуру полицейского. Рустама уже не было. Он скрылся за фурой. Это было к лучшему. Он ей ничем не сможет помочь. Нынче каждый сам за себя.