женное на р. Волхов в 120 верстах от Тихвина. Первоначально общее командование отрядом приняли Даниэль Хепбёрн и Роберт Мюр, и на первых порах он имел следующий состав:
• Лейб-регимент Делагарди (Д. Хепберн) 7 рот (922 чел.);
• финская кавалерия (Р. Мюр) 5 рот и 2 отряда (1032 коня);
• польская конница (Холаим и др.) несколько рот (ок. 300 коней);
• новгородские помещики (кн. Н. И. Одоевский) всего ок. 300 чел.;
• черкасы (Сидор) 8 сотен, 1500–2000 чел.
В общей сложности, уже первоначальную численность войска можно оценить не менее чем в четыре тысячи человек, поскольку, сверх указанных, в него вошли отдельные гарнизонные части из Порхова и, возможно, из Ладоги и самого Новгорода.
Впереди всех была направлена конница из финнов и литовцев, а также черкасы. Запорожцам запомнилось, что пришли они в окрестности монастырей «в Негров пост» — т. е., еще до 29 июня, почти одновременно с ратью Прозоровского. Первым делом «литовские люди» напали на ратников, собиравших продовольствие и фураж для тихвинского отряда: в частности, в Егорьевском погосте на Паше попал в плен к ротмистру Холаиму казак Лев Золотов. Мирных жителей окрестностей, не успевших спастись «в осаду», вражеские всадники просто секли саблями, где застанут, либо брали в полон; дворы их сжигались, та же участь постигла и древний «Беседный» монастырь, расположенный неподалеку. 29 июня произошел первый бой со вражеским авангардом уже под самим Тихвиным[80]. Узнав от «языков» приближении крупного вражеского войска, Прозоровский отправил к Государю старца Успенского монастыря Игнатия с просьбой о срочной присылке подкреплений[81].
В начале июля основные силы шведов, в сопровождении некоторого количества артиллерии, выступили к Тихвину. Прозоровский с большей частью своего отряда (до 2 тысяч чел.) встретил их в трех верстах от посада и К) июля принял неравный бой. Его войска были воодушевлены недавними победами на Белой и рвались в бой с уже знакомым противником. По-видимому, они рассчитывали на успех внезапной атаки, с опорой на засеку; или традиционный «обоз» — «гуляй-город». Однако, основу боевого порядка (кордебаталь) шведов составлял Лейб-регимент Делагарди, окруженный многочисленной кавалерией; русская конница была подавлена превосходством противника, а укрепления могли быть легко взяты или «разорваны» немецкой и запорожской пехотой. В итоге, царские полки, потеряв «множество много», нс смогли удержаться на сожженном посаде и едва отошли за р. Тихвину. Шведы отбили 5 знамен, которые с торжеством отправили в Выборг — к приезду королевича Карла Филиппа; заняв посад, они укрепились на нем острогом и вскоре открыли артиллерийский огонь через реку по русским позициям.
Князю Семену пришлось «сесть в осаду» в недостроенном «малом» остроге у Введенского («Царицына») монастыря. Однако, некоторые казаки, деморализованные поражением, не захотели садиться в осаду и ушли на восток, к Белоозеру: уже через несколько дней эта разбойная ватага захватила денежную казну, собранную местными крестьянами на содержание белозерских стрельцов и пушкарей[82].
Первое время бои сохраняли полевой характер: 15 июля, видимо, шведы переправились через Тихвину, а 1 августа должны были произвести первый мощный приступ к русским позициям[83]. При этом, орудийным обстрелом, в том числе брандскугелями, и частыми атаками они препятствовали царской рати завершить постройку укреплений. Одновременно черкасы попытали счастья под Успенским монастырем, сделав ночной приступ, по своему обычаю, «с огненными подметы и прочими кознодействы» — т. е., с возами, набитыми смолой и соломой и, возможно, «штюрмами». Вельяминов сумел со стен «большего острога» нанести противнику потери и отстоять укрепления. Оборона облегчалась тем, что шведы долго не могли блокировать Малый острог, и его защитники сохраняли прямое сообщение с Успенским монастырем (вдоль правого берега р. Тихвинки) и вообще с внешним миром. Поэтому многие из ратников, как Леонтий Плещеев, продолжали выходить на бой в конном строю.
После присоединения самовольного плещеевского отряда к рати Прозоровского Государь указал зачислить его казаков в воеводские полки (возможно, в станицу Ф. Бронникова, выделявшуюся в 1614 г. своей многочисленностью), а самого Плещеева, похоже, по просьбе влиятельных родственников, отозвал к Москве — тот, однако, остался при воеводах под предлогом ранения и начавшейся осады[84]. У Леонтия Степановича были свои счеты с противником — а точнее, с «литовскими людьми». Пятью годами раньше, во время осады Москвы «Тушинским вором», его семья направлялась из столицы в новгородское поместье — подальше от ужасов Смуты. Однако, по дороге на обоз Плещеевых напали черкасы, которые убили его брага Тимофея и дворовых людей, забрали с собой сестру, а мать бросили на дороге[85]. И теперь, под Тихвином, Леонтий раз за разом вызывал себе сопротивников из запорожского стана и «перед воеводы и перед полками с литовскими людьми бился на поединках». Потомок древнего боярского рода, Плещеев выезжал на бой по старинному обычаю: верхом на коне и с копьем, — поразил троих врагов на поединках и четверых во время общих схваток, потеряв двух лошадей и получив пулевую рану навылет[86].
Закрепившись у стен Царицына монастыря, шведы перешли уже непосредственно к осадным работам, которыми на первых порах руководил майор (overstevaktmastaren) полка Делагарди Арциан (или Арриан) Курц. Последний имел опыт подведения петард и минных работ при взятии Новгорода, при атаках Пскова и под другими русскими крепостями; Видекинд даже именует его командиром петардной роты. Орудия постепенно подводились как можно ближе к стенам под прикрытием плетеных туров и валов: вскоре такие батареи появились с юга и востока от русского острога. Отразив первый приступ (15 июля), ратники Прозоровского выдержали многодневную бомбардировку огненными ядрами из укреплений, поставленных уже с северной стороны от малого монастыря, и «отсиделись» во время второго большого штурма, который продолжался с утра до вечера (1 августа). Со времени печально знаменитой обороны Кром атаманом Лжедмитрия I Корелой (1604–1605 гг.), «осадное сидение» для вольных казаков было, что называется, «за обычай». Врывшись в землю и производя частые жестокие вылазки, они в то же время мастерски сооружали «слухи» — ямы и подземные ходы для противодействия возможным подкопам.
В первые дни августа к Тихвину подошли подкрепления из Швеции: голландский полк Мёнихгофена (4 роты, ок. 900 чел.), усиленный шотландской конницей Коброна (3 роты, 486 коней). Кроме того, Делагарди продолжал посылать туда более мелкие подкрепления: по показаниям пленных, в осаде приняла участие рота некоего «Каптемира» или «каптелима Вилима»[87], со «швейскими немцами» (шведами) в своем составе: в нем с оговорками можно узнать капитана Веламссона, командира Лейб-кампании полка Рейхенберга — единственной роты шведов, имевшейся до осени 1613 г. у Делагарди (340 чел.). Таким образом, численность осадного корпуса приблизилась к шести тысячам человек. В качестве заместителя Делагарди начальство над войском принял молодой талантливый подполковник полка Мёнихгофена Пауль Беттиг, недавно, на датской войне, произведенный в этот чин «благодаря своей предприимчивости».
Под его руководством 11 августа шведы перекопали шанцами дорогу к северу от Малою острога, полностью блокировав его. Этот успех противника, вкупе с приходом к нему сильного подкрепления и неизвестностью относительно собственной выручки, вверг многих русских ратников в уныние. В такой ситуации в царском войске нашлось несколько предателей. Летописец называет только некоего Гаврилку Смольянина, однако, по документам известны еще двое казаков — Кузьма Неворов из станицы Микиты Маматова (из бывших войск князя Трубецкого) и уже упомянутый выше Смирной Иванов (из отряда Плещеева). Активно участвуя в земляных и контрминных работах, они «выведали на Тифине слухи и всякие крепости», после чего переметнулись во вражеский стан. Смирка Иванов, видимо, сразу нашел давних знакомых в рядах польской роты Холаима; увидев среди слуг ротмистра пленного казака Лёвку Золотова, он «стал доводить» на него, что тот на Удомле склонил казаков Плещеева к присяге Михаилу Федоровичу. Ротмистру с трудом удалось спасти своего пленника от расправы.
По утверждению Прозоровского, «подвод» этих изменников помог «немцам» взять Царицын монастырь[88], но по данным и русской летописи, и шведской хроники, до третьего штурма дело не дошло. Само известие об измене столь осведомленных казаков вызвало в войске «мятеж велик»: одни казаки стали настаивать на немедленном отходе, другие же призывали держаться с воеводой до конца. Как бы то ни было, 17 августа гарнизон острога в смятении выступил в поле и двинулся на прорыв к Успенскому монастырю. Неожиданное наступление удалось, но в возникшей неразберихе войско Прозоровского понесло большие потери; в частности, шведы отбили у него небольшую пушку. В плен попали не только казаки, но и знатные дворяне: так, в руки к запорожцам угодил младший брат воеводы князь Матвей Прозоровский. Правда, достойно удивления, что и войско противника оказалось фактически обезглавлено: на поле боя пали подполковник Беттиг и майор Курц: видимо, готовя колонны к штурму, они оказались на северных шанцах во время внезапного наступления казаков. Похоже, тогда же погиб и лейтенант Маттс Якобсон Браксен, командир отряда финских всадников из бывшей роты Л. Андерсона (60 коней); он был похоронен 31 августа в Выборге, а остатки отряда раскассованы