Не видели. И шкатулку, предъявленную Анитой, не опознали. Капитан поджал губы, допрос прекратил и, глянув на светлеющее небо, распорядился готовиться к похоронной церемонии. Долго держать покойников на жаре было нецелесообразно и негигиенично.
Вероника уже пробудилась и, потягиваясь, сонно смотрела то на сидевшего на койке Максимова, то на вошедшую госпожу.
— Анна Сергевна, а вы что же, так и не прилегли?
— Некогда, — бормотнула Анита. — У нас тут такое… Ляжешь спать и не проснешься.
Сведав об еще одной смерти, случившейся на корабле, Вероника ойкнула и по обыкновению осенила себя крестным знамением.
— Куда ж это нас нелегкая занесла, а? Люди как мухи мрут… А ежели и мы тоже?
Алекс цыкнул на нее, а Анита, усевшись на тюфяк и скрестив по-турецки ноги, выставила перед собой шкатулку с черепом.
— Не возражаете, если мы проведем маленький эксперимент? Есть у меня догадка, но ее нужно проверить.
Вопрос относился к Максимову, ибо мнение Вероники в учет не бралось.
— Что за эксперимент? — напрягся Алекс. Интонация Аниты пришлась ему не по душе.
— Сейчас увидишь… — она не собиралась раскрывать карты, зато раскрыла шкатулку и взяла на ноготь несколько гран серого порошка. — Сидите и не двигайтесь. Сосредоточьтесь на ощущениях. Раз, два, три!
Она дунула, и воздух наполнился взвесью, тончайшей как микроскопические пылинки. Она рассеялась по всей каюте и медленно оседала, окутывая невесомой кисеей всех присутствовавших. В гортани у Аниты защипало, но не противно. Она хотела зачерпнуть еще порошка, но плоть ослабела, в суставах поселилась свинцовая тяжесть, они отказывались сгибаться и разгибаться. Анита ватно повалилась набок, так же поступила и Вероника. Максимов сидел на койке и стеклянно смотрел в стену.
Ощущения были необыкновенными. Едва Анита оказалась в горизонтальном положении, как тяжесть улетучилась, сделалось легко и весело. Она подумала, что если предпримет усилие, то сможет оторваться от тюфяка и взмыть… пускай не к потолку, но фута на два точно. Однако лень было напрягать мускулы, шевелиться. Она превратилась в желеобразную медузу, плывущую по течению податливым пузырем.
Взвизгнула несмазанными петлями дверь, и в каюту ввалился Мак-Лесли. Он заполнил собой половину пространства, навис над Анитой как утес.
— Вы живы? — не без труда расклеила она слипшиеся губы.
Не сказать, что воскрешение шотландца вызвало у нее вихрь эмоций. Воскрес и воскрес — подумаешь, невидаль! Может, он и не умирал вовсе. Капитан Руэда — не лекарь, немудрено, что ошибся.
Вероника, закрыв глаза, сладко причмокивала. Опять спит, паршивка. А что Алекс? И он тоже. Улегся на койку, ладони под щеку подложил, как малолетний отрок, и высвистывает носом ноктюрн. Вот же сони!
Аниту и саму клонило на боковую, но как заснешь, когда столько всего надо выведать! Через силу приподняв голову, она оперлась на руку и окинула человека-гору взглядом снизу вверх.
— Вы извините, что мы вас в трюм… Это, собственно, не я. Приказ капитана. Чтобы вы сгоряча никого не покалечили…
А с какой стати она оправдывается, словно действительно в чем-то повинна? Наверное, на нее так подействовали габариты этого увальня. Когда на тебя надвигается боров размером с Джомолунгму, волей-неволей сердце екнет.
Он промычал что-то миролюбивое. Кажется, не в обиде. Осмелев, Анита предприняла попытку вытянуть из него полезные сведения:
— Вы знаете, кто прятался в трюме? И почему он не хотел, чтобы мы его видели?
Мак-Лесли кивнул. Стал толстыми, как сосиски, пальцами чертить в пространстве невидимые фигуры, подкрепляя художественные экзерсисы звуками, какие издает стадо, бредущее по сельскому пастбищу. Анита пыталась уловить хоть крупицу информации, но пантомима шотландца не говорила ей ни о чем.
Ее непонимание огорчало немого, он все истовее размахивал лапищами и от мычания перешел к трубному реву. Усердствовал, пыжился и вдруг — начал сдуваться, подобно аэростату, в котором образовалась пробоина. Анита, замерев, наблюдала, как он суживается, становясь все тоньше и тоньше. В итоге он уменьшился до толщины змеи, ноги его срослись в хвост, руки укоротились и всосались в туловище, волосы и уши исчезли, а рот претворился в пасть с высунутым раздвоенным жалом.
Анита, пересиливая слабость, сдвинулась с места и заползла под койку, висевшую низко над полом. Дальше ползти было некуда. Гадюка потянулась следом, извиваясь кольцами.
Ужалит! Анита, не придумав другого способа, стащила с себя пиджак, чтобы накинуть его на мерзкую тварюку. Но в этот миг дверь снова взвизгнула, и на пороге нарисовался еще один оживший покойничек — индус Санкар. Он улыбнулся Аните, достал из-под своего балахона тростниковую дудочку и заиграл на ней. Полилась липучая убаюкивающая мелодия. Змея зевнула, раззявив пасть, и начала обвиваться вокруг ног Санкара. При этом она невообразимо удлинялась, взбираясь все выше и выше. Виток за витком чешуйчатый жгут скручивал индуса, а тот ничего не замечал — дудел себе и дудел, самозабвенно прижмурившись. Плоская голова змеи оказалась вровень с его лицом и вцепилась зубами в дудочку. Мелодия оборвалась, послышался хрип, а потом…
— Пчхи!
Это прозвучало над головой вжавшейся в пол Аниты, и химеры враз пропали — не стало ни индуса, ни змеи. Растаяв без следа, они забрали с собой и тягучий дудочный мотивчик. Наваждение схлынуло, Анита снова слышала всплески волн, поскрипывание досок и видела замурзанные стены каморки и закрытую дверь. О недавнем мираже напоминала только зыбкая пелена, которой было подернуто все видимое вокруг.
Завозился Максимов. Еще раз чихнул и свесил ноги с койки. Анита выползла из-под нее, тряской рукой схватила Алекса за колено. С паузами выдохнула:
— Надо… выйти… отсюда!
Он и так сообразил — поднял ее и на полусогнутых вышел из каюты, боднув дверь лбом. Уложил на палубу, вынес обвисшую, как тряпичный манекен, Веронику и, задыхаясь, свалился рядом с ними.
— Что это было, Анна? Что ты с нами сделала?
Муж не назвал ее Нелли, и это было явным признаком крайнего недовольства.
Что поделаешь — он имел право гневаться. Анита признала, что подвергнуть себя и близких неоправданному риску было с ее стороны легкомысленно.
— Зато мы познакомились с воздействием пейотля. Это такой кактус, он растет в Мексике, и тамошние индейцы почитают его как божество. Из него готовят снадобья, которые используют, когда хотят провести какой-нибудь обряд.
— Ничего себе божество! — Алекс мазнул пальцами по виску, мокрому от струившегося пота. — Я чуть в преисподнюю не отправился…
— Честно говоря, я не думала, что небольшое количество сушеного пейотля так сильно ударит по нашим мозгам… Впервые его описал монах еще в шестнадцатом веке. В книге сказано, что того, кто осмелится попробовать пейотль в любом виде, преследуют галлюцинации. Знаешь, мне привиделся Мак-Лесли! Будто он ожил, а потом сделался гадюкой…
— А надо мной Змей Горыныч летал, — признался Алекс, который всегда был настроен патриотично. — А на нем Кощей Бессмертный сидел и орал на всю ивановскую: «Майор Максимов, это вы ящик коньяка в походный лагерь приволокли?» Совсем как наш полковник, когда я на Кавказе служил…
Вероника потянулась, расправила плечи и после блаженного «а-ах!» промурлыкала:
— А мне сад Эдемский приснился. А в нем фруктов, ягод диковинных — видимо-невидимо! И я хожу по нему, рву их и ем, рву и ем… По сию пору слюни текут!
— Ну хоть кто-то удовольствие получил… — в голове у Алекса прояснилось, он сел, жадно глотая ветер вперемешку с солеными каплями, долетавшими с моря. — А все ж не могу уяснить, какое отношение имеет этот кактус к убийствам на шхуне.
Анита, которая тоже чувствовала себя лучше, пустилась в объяснения:
— Шкатулка с порошком неслучайно оказалась в трюме. Кто-то мог просунуть руку в короб, где находился Мак-Лесли, и развеять там щепотку пейотля. То-то я учуяла необычный запах… В больших дозах в замкнутом пространстве пейотль тлетворно влияет на сердце, вплоть до приступа.
— Полагаю, ты подозреваешь Рамоса?
— С чего бы?
— Он мексиканец, ему проще было достать этот… как его?..
— Пейотль мог раздобыть и Хардинг… Да кто угодно! Учти, что компания, которая собралась на шхуне, не вчера прибыла в Латинскую Америку. А законов, ограничивающих продажу пейотля, пока еще ни одно государство не вводило. Чтобы определить, кто убил Мак-Лесли, мы должны узнать, кому принадлежит шкатулка.
Максимов встал, отряхнулся. Дурнота понемногу отступала. Он подал руку Аните, помог ей подняться, а та, в свою очередь, потянула за локоть Веронику. Служанка охнула, схватилась за леер.
— Анна Сергевна, вы как хотите, а я еще посижу. Мотает меня как пьяную.
— Ладно, посиди. Алекс, побудешь с ней?
— А ты куда?
— Пройдусь по палубе. Обещаю ни во что не ввязываться.
Анита критически оглядела свой затасканный наряд. Брюки снизу разлохматились, от пиджака отлетели две пуговицы, у правого ботинка отстала подметка. Плюс ко всему, одежда и обувь были покрыты грязью, словно их владелица совершила марш-бросок через болото, а потом ночевала в клоповнике вместе с забулдыгами. Видок, признаться, не блестящий… Но где достать обновку на этом чумазом корыте? Максимум, чем можно разжиться, — измочаленные матросские штаны да задубелая от пота рубаха. Фу!..
Смирившись с тем, что в ближайшее время придется щеголять в обносках, Анита направила стопы к каюте сеньора Руэды. Алекс с Вероникой пусть себе прохлаждаются и любуются восходом. Сейчас их присутствие будет только мешать.
Дурман выветрился, и в освеженной голове стали роиться думы — колкие, будоражащие, противоречивые.
Смерти Санкара и Мак-Лесли — связаны ли они? Допущение, что индуса убил шотландец, а шотландца — кто-то другой, выглядит натянуто. Ясно, что дело уже не в кусках райского дерева, они так и лежат в каюте капитана. Надо, кстати, спросить, как он ими собирается распорядиться.