На черном, как вакса, лике Нконо отобразилось замешательство. Этого вопроса он не предвидел.
— Болтают, будто в трюме не сахар, а порох. Кэп везет его в Южную Америку повстанцам.
— Похоже на правду, — Анита повременила и, почувствовав, что настала пора для решающего броска, выпалила: — Это ты убил Мак-Лесли и Санкара?
— Зачем бы мне их убивать? Мы познакомились неделю назад, когда кэп нанимал нас на шхуну.
— Ложь! У тебя в рундуке я видела фотографию молодой негритянки. У вас общие черты лица. Это твоя сестра?
Он пожевал разбитыми губами, продумывал ответ.
— Может быть… И что?
— Судя по фривольным картинкам на заднем плане, снимок сделан в публичном доме. А она одета как… ну, в общем, как работница этого заведения. На пальце у нее колечко — запоминающееся, с узором. Точно такое же было в вещах Мак-Лесли.
— Я не понимаю! — он тряхнул головой. — Отпустите меня!
— Жаль. Хотелось бы по-хорошему, но не получается… — Максимов подтянул рукава. — Придется развязывать язык. С какого средства начнем? С традиционного? — он ткнул пальцем в тесак. — Или предпочитаешь порошочек? В малых дозах он восхитителен, но лишняя понюшка — и ты уже на небесах.
Нконо задергался в своих путах. Оба варианта пришлись ему не по нраву.
Еще немного и пережмем, подумала Анита. Заголосит, сбежится народ, и все пойдет насмарку.
— Подожди, Алекс. Сеньор не остолоп, сеньор сам признается. Мы поступим так: я разложу все по полочкам, и мы увидим, попала я в точку или нет. Договорились? — И, прочтя в гляделках африканца молчаливое согласие, она начала: — Мак-Лесли и Санкар спелись уже давно. Мне неизвестно, какое отношение к ним имеет твоя сестрица, но допускаю, что они подобрали ее на улице, попользовались и сдали в бордель. Или напротив, нашли в борделе, опять же попользовались и бросили на произвол судьбы. Вероятнее всего, она умерла, иначе как ее кольцо перекочевало к Мак-Лесли?
— Они могли ее ограбить, — подсказал Максимов.
— Никогда не встречала богатых негритянок. Нет-нет, Алекс, с нее нечего было взять! Это колечко — дешевое, сделано из меди.
— И что было дальше?
— А дальше наш приятель, — она указала на Нконо, который, вслушиваясь, весь напружинился, — узнал о том, что приключилось с его родственницей, и принял решение отомстить. Эти двое не были с ним знакомы, поэтому, нанявшись вместе с ними на шхуну капитана Руэды, он не вызвал их подозрений. Дальнейшее ты и без меня угадаешь, правда?
— Значит, команда не ошибалась — это он убил Санкара?
— Сперва Санкара, а потом и Мак-Лесли. Он спустился в трюм будто бы за провизией. Шотландец еще не пришел в себя. Нконо всыпал в его клетку порошок пейотля, смертельную дозу. Но тут некстати появились мы с капитаном. Ему пришлось уносить ноги. Второпях он выронил шкатулку…
— А пляски у котла?
— Благодарственный молебен богам за то, что позволили совершить возмездие, — Анита отвела назад руку с тесаком, как бы готовясь пырнуть Нконо.
А тот взял да и рассмеялся ей в лицо. Смех у него был каркающий, а губищи разошлись в издевательской ухмылке.
— Все не так… не так! — просвистел он через дырку, оставшуюся на месте утраченного зуба. — Вы напутали… Санкар и Лесли были моими друзьями. Характер у меня вспыльчивый, иногда мы вздорили по пустякам… Из-за карт и прочего, но все это мелочи! А насчет Нан — той, с фотографии, — она и вправду моя сестра. Лесли наткнулся на нее в Бостоне, в доме терпимости, как вы правильно сказали. Но вы ошиблись: он не пользовался ею. У него появились деньги, он выкупил ее, и мы полгода странствовали вместе. Она, дурочка, втрескалась в него, подарила колечко в знак… как это? Помолвки. Но он белый — ему нельзя было жениться на ней. А потом она умерла от болезни, которую подхватила от кого-то из клиентов. Лесли хранил ее кольцо, а я — фотографию. На память…
Анита с разворота вонзила тесак в стену, немногим выше головы Нконо. Африканец выдержал испытание стойко, подобрал языком кровавую юшку, сочившуюся по нижней губе. Завершил сказанное:
— Это и есть мое признание, сеньора. Другого не будет.
— А петуха с курицей зачем распотрошил? Фрикасе по-сенегальски?
— Обряд упокоения. Чтобы души Лесли и Санкара попали в Джунгли Неземных Наслаждений.
— Так я тебе и поверила!
Говоря по совести, Аните стыдно было признаться, что она могла допустить просчет. Во второй раз кряду! Не может такого быть… Проще убедить себя, что Нконо врет, сочиняет на ходу слезоточивые небылицы, чтобы избегнуть правосудия.
— Нелли, — опять встрял Максимов, — позволь, я ему уши обрежу?
Он взялся за рукоятку тесака и выдернул его из стены.
— Брось, Алекс, — Анита загородила собой умолкшего африканца. — Нужно проверить: вдруг он не лукавит?
— Как проверить? И Мак-Лесли, и Санкар к праотцам отправились. Кого мы еще призовем в свидетели?
— Хороший вопрос…
Она приготовилась спросить у Нконо, может ли еще кто-нибудь из команды «Избавителя» подтвердить его слова, но Вероника, о которой все благополучно забыли, нарушила течение допроса заполошным возгласом:
— Горим!
Она караулила у двери, глядела наружу, следя, чтобы никто не помешал господам инквизиторствовать. Ей, как порядочному часовому, не полагалось вопить без надобности.
— Кто горит? Чего ты несешь, глупая? — Максимов открыл дверь пошире и сам не удержался от восклицания: — Нелли, поди сюда!
Веронике не привиделось. Ближе к носу корабля, у капитанской каюты, горел накрытый парусиной ящик. И как горел! Из него вырывались то алые, то изумрудные космы, разбрызгивались фонтанами, бросая дробящиеся на лету огненные звездочки на борта, на такелаж, на сбегавшихся к пожарищу матросов.
— Горим! Горим! — подхватывали все новые и новые голоса.
Максимов выскочил из каюты и помчался прямо к салютовавшему разноцветными залпами ящику. Анита и Вероника не отставали. Они не успели ни о чем подумать. Да и какие могли быть раздумья? Шхуна вот-вот займется и сгорит.
Спутанный веревками Нконо что-то прокричал им вослед, но его никто не слушал.
Палуба уже тлела, подожженная искрами. Экипаж споро взялся за ликвидацию бедствия: маленькие очажки затаптывали, на те, что побольше, набрасывали обрывки парусов, куртки, плащи… Все, что подворачивалось под руку. А фейерверк не прекращался. В ящике, как нетрудно было понять, хранился запас корабельных фальшфейеров. Сам по себе он загореться не мог. Значит, кто-то поднял непромокаемый чехол и бросил под крышку зажженный фитиль.
Но разбираться с причинами возгорания следовало не сейчас. Усилия поредевшей команды были направлены на то, чтобы не дать судну сгореть. В дыму, распространившемся над палубой, Анита видела мелькавшие лица капитана Руэды, помощника Рамоса, боцмана Накамуры, юнги Париса… Они то проявлялись, как изображение на фотографической пластине, то вновь пропадали за едкой завесой. Рыжий Карл оказался расторопнее всех — он принес ведро с привязанной к нему цепью, зачерпнул забортной воды и вылил на ящик. Зашипело, дым смешался с белесым паром, и палубу совсем заволокло, не видно было ни зги. К счастью, пожар уже не расползался, ящик оттащили от стены и отрезали огонь от палубных надстроек. Рамос выстроил всех, кто имелся в наличии, цепочкой и принес еще два ведра. Емкости передавали из рук в руки и выливали воду на верткие стебли пламени.
Было шумно, голова болела от несмолкаемого гомона и задымленности, но в один из моментов Анита, стоявшая вместе со всеми, уловила донесшийся с кормы громкий щелчок. Что это? Улучить бы хоть полминутки, сбегать и проверить, но человеческий конвейер действовал беспрерывно, и ни одно звено не могло из него выпасть. Анита, ошарашенная происходящим, решила, что услышанный звук — не что иное, как треск перегретых досок.
Сколько прошло времени — минут пятнадцать-двадцать? Никто не засекал. Результат был достигнут — огонь потух. Вскоре развеялся и дым. Сеньор Руэда заглянул в ящик — там, в присыпанной золою луже плавали обугленные остатки фальшфейеров. Отныне шхуна лишалась возможности подавать ночью световые сигналы, но могло быть и хуже, поэтому от жалоб воздержался даже вечно недовольный Джимба.
— А где Нконо? — спросил капитан, пересчитав всех невольных пожарников, собравшихся вокруг него.
К щекам Аниты прихлынул жар. Африканец так и сидел связанный в каюте, и теперь надо было как-то оправдываться. Она вывинтилась из людского скопления и потянула Алекса с Вероникой за собой, шепча на бегу:
— Его надо освободить! Живее!
Дверь в каюту была полуоткрыта. Они вбежали в помещенье, куда наплыли снаружи дымные барашки, и окаменели.
Нконо сидел под стеной, все так же скрученный по рукам и ногам. Выставив кадык, он опирался затылком на сучковатый брус, а над его переносьем багровела рваная дыра.
Глава четвертая07:00–10:00
Козлы отпущения. — Против семерых. — Превосходство японской борьбы над английским боксом. — Сеньор Руэда прекращает побоище. — Пропавший револьвер. — Тройное погребение. — Приказ капитана. — Человек за бортом! — Самоотверженность Максимова. — Юнга Парис проявляет строптивость. — Битва на море. — Что носила при себе Вероника. — «Огаста кроникл». — Четыре портрета. — Новые подозрения. — Нечистый с рогами. — В «вороньем гнезде».
— Это был выстрел! Выстрел! — простонала Анита и привалилась к столбу, поддерживавшему крышу каюты. — А я…
— Но кто его? — Максимов оторопело ворочал головой, словно надеялся, что убийца притаился где-нибудь в углу и ждет разоблачения. — Мы же все были на палубе, тушили пожар…
— Ты вспомни, как там дымило… Я не видела, что делается в шаге от меня. Кто мне совал ведра и кому я их передавала — шут знает… Мы были как слепые! С таким прикрытием любой мог отлучиться на пару минут, прибежать сюда и застрелить его.
Аниту прорвало, она развивала бы мысль и дальше, но почувствовала, что позади нее кто-то стоит. Обернулась. Стоял не просто «кто-то», а весь экипаж «Избавителя», точнее, те семеро, что еще значились в реестре живых. Замаранные, в копоти, с лицами, перемазанными черным, они молча взирали на труп Нконо.