— Спустить все паруса! Лечь в дрейф! — загрохотал Руэда.
Полностью укомплектованный экипаж справился бы с этой задачей в два счета. Однако на «Избавителе» отсутствовала уже почти треть матросского коллектива, поэтому исполнение приказа затянулось. Но и когда все паруса были спущены, шхуна все еще рассекала волны, двигаясь по инерции.
Парис плавал сносно, тем не менее, гоняться за кораблем было ему не под силу. Он барахтался в кильватере, раз за разом погружаясь в воду.
— Вот бараны неповоротливые! — выругался Максимов.
Накамура и Хардинг, не дожидаясь остановки судна, спускали шлюпку. Алекс, глядя то на них, то на утопавшего, изводился от нетерпения, потом смачно плюнул и ласточкой прыгнул за борт.
— Куда? — только и вымолвила Анита, после чего онемела, скованная испугом.
В этом был весь Алекс. Он выбросил из памяти недавнюю драку, в которой участвовал этот юнец, и ринулся спасать его, как истинный дворянин. Широкими взмахами он рассекал прогретую тропическую воду, и расстояние, отделявшее его от обессиленного Париса, быстро сокращалось.
— А этот русский — молодчага! — послышалось за спиной у Аниты.
Она повернулась, но так и не смогла определить, кто это сказал. Капитан Руэда, чертя в водухе зигзаги дымящей трубкой, покрикивал:
— Живее! Не спите, в кишки вам каракатицу!
Шлюпка бултыхнулась, подпрыгнула, закачалась у корабельного борта. В нее соскользнули по тросу Накамура, Джимба и Рамос. Австралиец с японцем сели на весла, помощник капитана взялся за румпель. Шхуна к тому моменту уже практически застопорила ход.
— Раз-два, раз-два! — Рамос задал ритм, и лодка, покачиваясь, пошла прочь от кормы «Избавителя».
Максимов подплыл к Парису и протянул ему руку:
— Хватайся!
Парень с благодарностью уцепился за него. Говоря по правде, ничего экстраординарного в этом происшествии не было. Алекс плавал как пробка, а температура воды делала купание комфортным. Солнце припекало, и освежающая морская ванна пришлась весьма кстати.
— Плывем или подождем здесь? — Максимов смерил на глаз расстояние до шлюпки и решил, что повода для спешки нет. Минут через пять-семь гребцы подгонят свое плавучее средство, а до того времени можно расслабиться.
Он приобнял Париса, чтобы тому проще было держаться на воде. Но юнга отстранился.
— Не надо, я сам!
Гордец! Чуть не утоп, а туда же — героя из себя строит.
Алекс, настроенный великодушно, не стал его воспитывать. Молодо-зелено, все в юности такими были…
— Ты извини, что я тебя тогда… за шиворот… — Максимов лег на воду в позе морской звезды. — Вы тоже хороши, первыми полезли.
Напоминать о потасовке было не совсем к месту, но он желал снять все недоразумения и расставить точки над i. А сейчас самый удобный случай: пацан струхнул, испытал душевное потрясение и вряд ли будет артачиться, тем более высказывать претензии спасителю.
Так и получилось. Юнга покраснел, как девица на выданье, и пробулькал:
— Это вы извините. Мы поступили глупо, набросились стадом… Акула!!!
Последнее слово хлестнуло Максимова по ушам. Он встрепенулся, принял вертикальное положение и беспорядочно заплескал руками.
— Акула? Какая акула?
Концовка фразы застряла у него в гландах. По морю бежала рябь — это продавливала водную толщу объемная рыбина с торчащими кверху плавниками. Максимов разглядел только верхнюю ее треть, но без труда определил, что перед ним — синяя акула. Навидался их и на Кубе, и на Мадейре, так что ошибка исключалась.
В Карибском море можно было встретить и белую, и тигровую, и рифовую акулу, но они старались держаться подальше от берегов. Рыболовы били их на дальних промыслах и привозили на продажу. Акулье мясо не обладает изысканным вкусом, зато дешево, беднякам в самый раз.
Сытая акула на человека не нападает. Но хищница, нацелившаяся на Максимова и его спутника, без сомнения, проголодалась. Ее глазки алчно горели, а пасть, усеянная треугольными зубами, была полуоткрыта. Подплывет и схватит!
Заметили ее и со шхуны. Остолбеневшая Анита протянула руки вперед, будто могла чем-то помочь ненаглядному Алексу. Сообразительный Карл метнулся и принес ружье, оставленное Рамосом на мостике. Навел мушку на продолговатую акулью морду. Стоявший рядом с ним Руэда ударил ребром ладони по стволу.
— Не трать заряды! Отсюда не достанешь…
Он выхватил у Карла ружье и, размахнувшись, бросил его в отплывшую шлюпку. Рамос со сноровкой циркового артиста поймал оружие за приклад и встал на шлюпочную скамью, раскорячившись, чтобы удержать равновесие. При этом он не переставал повторять:
— Раз-два, раз-два, раз-два!
Максимов, уже не церемонясь, обхватил левой рукой Париса, а правой стал загребать, одновременно работая ногами.
Акула неумолимо надвигалась. В ней было не меньше десяти футов длины и пудов двенадцать веса. Перемолоть и сожрать двух людишек для эдакой громады — пара пустяков. А скорость она развивает крейсерскую — не уйдешь. Все, на что уповал Алекс, — выиграть секунд десять и максимально сблизиться со шлюпкой, чтобы позволить Рамосу выстрелить прицельно.
Если б еще юнга помогал! Но он при виде зубастой зверюги окончательно сдал, перестал плыть и попросту висел на Максимове, как ядро на каторжнике.
— Ныряйте! — прокричал Рамос со шлюпки.
Алекс вместе с безвольным мальчишкой ушел на глубину. Вода — прекрасный проводник звуков — донесла до слуха раскатистое «ба-бах!» Прыснули в стороны стайки мелких рыбешек, резвившихся в зеленоватых текучих слоях. Максимов выждал и вынырнул. Парис, позабыв про гордость, хныкал и впивался в него совсем по-кошачьи.
— Прекрати! — Алекс отвесил ему затрещину.
Вокруг них заструились извилистые багряные линии. Это означало, что Рамос попал в цель. Но сразил ли он акулу насмерть или только ранил? Максимов не стал озираться и тратить бесценное время. Таща юнгу на буксире, он с грехом пополам догреб до шлюпки и перевалился через борт.
— Спасены!
О, нет, сказано слишком рано! Выстрел Рамоса пришелся акуле аккурат между глаз, она заизвивалась, зашлепала хвостом, кровь хлынула ручьем, и это немедленно привлекло ее соплеменниц, рыскавших неподалеку.
— Назад! К шхуне! — Рамос, качаясь, как канатоходец, перезаряжал ружье, а Накамура с Джимбой, налегая на весла, разворачивали шлюпку на сто восемьдесят градусов.
Палуба корабля в сложившихся обстоятельствах представляла собой зрительный зал, откуда драма, разворачивавшаяся на море, была видна как на театральных подмостках.
Анита прижала руки к груди и бессмысленно повторяла:
— Алекс! Алекс!..
Пять или шесть акул терлись возле шлюпки, мешали грести. Рамос перезарядил ружье и выстрелил во вздымавшиеся над водой синие лоснящиеся спины. Толчок — и он едва не полетел через борт. Ружье выпало из его рук в красно-белую пену. Акулы — и раненые, и невредимые — защелкали зубами, потянувшись отовсюду к сидевшим в шлюпке людям. Накамура с Джимбой, не сговариваясь, принялись лупить их веслами.
Каким-то чудом лодчонка не перевернулась, и ее даже несло туда, куда надо, — к дрейфовавшему судну. На палубе не зевали: Хардинг размотал и сбросил вниз веревочную лестницу, а Карл где-то раздобыл острогу, готовясь метнуть ее при первой же возможности.
Одна особенно наглая акула, подскочив, изогнулась дугой и норовила выхватить зубами из шлюпки застывшего в ужасе Париса. Джимба всадил ей в пасть весло, она сжала челюсти, и дерево раскрошилось в щепы. Вскоре такая же участь постигла и весло Накамуры. Отбиваться больше было нечем.
Счастье, что шлюпку уже подогнало течением к шхуне. Максимов взял сжавшегося юнгу в охапку и подсадил на первую ступень лестницы. Поддал коленом под зад для ускорения. Парис — вот оригинал! — опалил его взглядом, полным оскобленного самолюбия, и лишь после этого полез наверх. Хардинг и Руэда втянули его на корабль.
Акулы расшатывали неустойчивый челнок все сильнее. Максимов изловчился и врезал одной из них кулаком в нос. Она фыркнула, взвилась на дыбы, подобно лошади, и, показав на миг белое брюхо, опрокинулась назад. Ее место заняла другая, не менее настырная. Рамос мазнул ее по морде железными когтями, разбороздил кожу вместе с глазами. Накамура, чтобы не отставать, заехал пяткой в рыло третьей акуле, вгрызшейся зубами в шлюпку. Ряды морских разбойниц, не готовых к рукопашной, слегка смешались, это позволило Рамосу и Джимбе перебраться на шхуну.
— Теперь вы! — Алекс подтолкнул японца к лесенке.
Тот начал отнекиваться, развел антимонии и едва не поплатился. Акулы сомкнулись с новой силой, шлюпка накренилась. Максимов не без усилий удержал ее и посредством крепчайших матерных выражений высказал Накамуре все, что думал относительно его медлительности.
Дошел ли до азиата сокровенный смысл волшебных слов? Как знать. Так или иначе, они произвели должный эффект. Накамура прекратил жеманничать и мартышкой перепрыгнул на лестницу.
Алекс остался в шлюпке один на один с кровожадными тварями. Геройствовать было уже ни к чему, и он полез вслед за японцем. Порыв ветра припечатал его к борту шхуны, подошва съехала с перекладины, и он повис, держась за лестницу руками. Возле его голени мгновенно ощерилась акулья пасть. Еще чуть-чуть — и он лишился бы ноги, но в непосредственной близости от него пролетела пущенная Карлом острога. Хр-руп! — она вошла в акулу, как нож в масло. Алекс избавил себя от созерцания конвульсий пропоротой гадины и приложил все силы, чтобы как можно быстрее очутиться в безопасности. И вот уже он на палубе — мокрый, изнуренный, но живой!
Втащили шлюпку, закрепили. Сеньор Руэда погрозил трубкой разочарованным акулам, которые уже не были страшны, и отдал приказ поднять паруса. Шхуна после вынужденной остановки снова пустилась в путь.
Анита не отходила от Алекса, ей все не верилось, что он выбрался из передряги, не получив ни царапины. К нему подошел Накамура и, церемонно поклонившись, произнес цветистую фразу по-японски. Было понятно: благодарит и восхищается. Недавняя вражда забылась, Максимов ловил на себе одобрительные взгляды матросов, и в нем крепла уверенность, что он все сделал правильно.