Анита завелась, отступать ей было некуда.
— И как вы поступите? Расскажете ему, какая я глупая, и вы вместе посмеетесь?
Капитан посерьезнел, всыпал в трубку щепоть табака из жестяной коробчонки, стоявшей на столе. Рассудил так:
— Давайте условимся: о нашем разговоре — никому. А за Хардингом сам пригляжу. Я устрою так, что он никому не сможет причинить зла, даже если пожелает.
— Как вы это сделаете?
— Это уже моя забота.
Руэда подвел черту под диалогом и вышел из рубки. Найдя глазами Хардинга, повелел:
— Джеймс, ступайте на мачту, побудьте впередсмотрящим. Если не ошибаюсь, в этой части моря попадаются рифы, надо быть начеку.
— Будет исполнено, кэп, — ответил американец с едва уловимой развязностью. — Разрешите взять с собой немного воды? Жарко…
— Берите.
Хардинг отцепил от пояса тыквенную флягу и направился к баку с водой.
Чувство уязвленности, поселившееся в Аните во время пикировки с сеньором Руэдой, прошло. Капитан не выставил ее на посмешище и не признал ее измышления совсем уж никчемными. Хардинг будет в течение нескольких часов изолирован от всех. Поглядим, к чему это приведет.
— А-а-а-а!
Ну кто еще мог так вопить? Конечно, Вероника! Извечную возмутительницу спокойствия опять что-то потревожило. Хардинг выронил флягу, Накамура отпустил штурвал, даже Руэда от неожиданности вздрогнул и просыпал горящий табак из трубки себе на штаны.
При других обстоятельствах Анита снисходительно пояснила бы несведущим, что Вероника блажит по поводу и без, поэтому не надо так болезненно реагировать на каждый ее вскрик. Однако творящаяся на судне кровавая вакханалия предполагала любое развитие событий.
Служанка как полоумная бегала вокруг котла с куриным бульоном и, размахивая половником, повторяла:
— Нечистый! Нечистый!
Максимов встал на ее пути, остановил кружение.
— Какой нечистый? Где?
— С рогами! Оттель выскочил! — она махнула половником куда-то за себя. — Страхолюдный, спасу нет!
— Куда ж он делся?
— За борт сиганул… К водяным, поди…
Алекс шагнул к корме и перегнулся через борт.
Представление, что ни говори, было захватывающее. Над водой висел, ухватившись руками за балюстраду, уродец с двумя рожками, торчащими из всклокоченных лохм на голове. Он перебирал ногами, плевал в кильватерную струю и напевал невообразимую песню с отрывистыми нечленораздельными звуками вместо слов.
— Это что за юродивый? — Максимов смело протянул руку и дернул уродца за рог, который с легкостью отломился, поскольку был выточен из хрупкой ветки.
Нечистый глянул вверх и зашелся в вое, какому позавидовал бы оборотень в лунную ночь. Вместо рожи у него был круглый белый блин с прорезями для глаз и двумя дырками для носа и рта.
За борт просыпалось табачное крошево — рядом с Максимовым возник капитан. К нему вернулось хладнокровие. С трубкой в зубах он прогундосил:
— Джимба! Ты опять за свои фокусы? Прекращай немедленно!
На уродца голос Руэды подействовал магически. Он дернул головой, и маска вместе с оставшимся рогом слетела с него, ударившись об ахтерштевень. Австралиец подтянулся и с ловкостью шимпанзе перемахнул на палубу.
— Вот же ж ирод! — ругнула его Вероника. — Испужал до икоты…
— Джимба желает добра! — заупокойно провозгласил он, воздев очи к небу. — Джимба хочет очистить корабль от скверны!
Говоря, он по обыкновению что-то пережевывал.
— Иди-ка ты, братец, принеси еще дров, — перебил его капитан. — А то огонь еле теплится. Эдак мы завтрака и к обеду не дождемся.
Джимба прекратил вещать и испарился. Руэда обернулся к Аните и Алексу.
— Вы его извините. Даже Нконо не был таким заблудшим. Дитя джунглей, воспитан на мифах, поклоняется идолам… Зато предан как собака. — Завершив сию сентенцию, он гаркнул на стабунившийся экипаж: — А вы чего застыли? Все по местам!
Матросы и с ними Рамос рассеялись по палубе. Джимба приволок Веронике охапку дров, она приняла их молча, надувшись как мышь на крупу, яростно помешивая поварешкой в котле. Хардинг, набрав во флягу воды из бака, водрузился в «воронье гнездо» на грот-мачте. Алекс с Анитой переместились на нос корабля.
— Тебе не кажется, что капитан нарочно набрал к себе на шхуну шутов гороховых? — тихонько произнесла Анита.
— Смысл? — Максимов глянул на монументального Руэду, вид которого отнюдь не свидетельствовал о стремлении превратить судно в шапито.
— Пока не знаю. За всем этим кроется какая-то мистерия, Алекс. И я ее разгадаю!
— Ты уже пробовала. Как-то не очень…
— Значит, буду пробовать еще! — она топнула ногой и отвернулась, как делала всегда, когда он не верил в ее аналитические способности.
Повеяло разладом, но обстановку разрядили корабельные склянки — сеньор Руэда подошел к рынде и отбил один сдвоенный и два раздельных удара.
— Десять утра, — определил Алекс. — Пора бы Веронике подавать на стол. Есть хочется ужасно.
Человек привыкает ко всему, даже к череде убийств. У Максимова сосало под ложечкой, и он не стеснялся в этом признаться. Жизнь продолжалась.
— Капитан! — позвал Руэду Накамура. — Там впереди что-то черное… Не риф ли?
Руэда поднял голову.
— Эй, впередсмотрящий! Заснул? Что там по курсу?
Хардинг не откликнулся. Снизу виднелась лишь рука, плетью свесившаяся с наружной стороны приколоченной к мачте бочки. А секунду спустя о палубу стукнулась выпавшая из его пальцев фляга.
Глава пятая10:00–12:00
Еще один. — Капитан Руэда проводит проверку. — Догадки и обвинения. — Платок с вышитыми инициалами. — Преображение юнги Париса. — Огонь над порохом. — Алекс проявляет вопиющую непочтительность. — Печальная история госпожи Деметры. — Ноев ковчег. — Анита принимает щедрый подарок. — За завтраком. — В последний миг. — Сонное царство. — Темные пятна на белой коже.
Рамос подскочил к мачте.
— Я посмотрю, что с ним!
— Стойте! — Руэда взмахнул трубкой. — Возьмите с собой еще двоих. Его и его, — он указал на Карла и Максимова.
«Похвальная предосторожность, — подумала Анита. — Когда каждый находится под подозрением, лучше все делать сообща. Тем более, если речь идет о том, чтобы засвидетельствовать очередную смерть».
Трое отряженных капитаном гонцов, и в их числе Алекс, поднялись по вантам к «вороньему гнезду». Они обнаружили Хардинга мертвым. На губах его играла улыбка — почти такая же, как у Мак-Лесли, когда его нашли убитым в трюме.
После того как труп спустили на палубу, Анита вгляделась в его лицо, и от этой улыбки ее охватил озноб, как если бы карибские тропики сковало сибирской стужей.
— Скажите, капитан, — заговорила она с Руэдой, — а у вас не возникло мысли, что все, кто погиб на корабле этой ночью и утром, не испытывали ужаса перед смертью? Она была для них легкой и… — Анита подыскивала нужное слово, — желанной? Нет, это я выдумываю… Но, во всяком случае, убийца сделал все, чтобы не причинить им страданий.
— Я не думал об этом, — процедил Руэда, заскрежетав зубами о трубку. — Отчего он умер? К нему никто не приближался с той минуты, как он залез на мачту. Полчаса назад он ни на что не жаловался, а теперь лежит перед нами неживой. Не апоплексия же с ним приключилась!
Анита подняла упавшую флягу, в которой еще плескалась вода.
— У меня только одно объяснение…
Руэда понял ее с полуслова, выхватил флягу и пинком откинул крышку люка, ведущего в трюм. Все в молчании следили за его действиями. Он сбежал вниз и (Анита видела это, глядя в отверстие люка) поймал последнюю одинокую курицу, бродившую меж бочонков и ящиков. Зубами выдернул из фляги пробку и влил трепыхавшейся птице в клюв добрых полпинты воды.
— Не сверните ей шею, — предупредила Анита, — иначе весь опыт пойдет насмарку.
— Обойдусь без ваших рекомендаций, — огрызнулся он и с курицей в руке поднялся на палубу. — Засеките время, Рамос.
Потянулось томительное ожидание. Длилось оно около четверти часа, на протяжении которой никто не проронил ни звука. Все ждали, что будет. Но вот подопытная перестала барахтаться и безвольно обвисла, склонив голову набок. Сеньор Руэда заглянул в ее подернувшиеся поволокой глазки-бусины и вынес вердикт:
— Она отравлена. Как и Хардинг, — он с гадливостью швырнул дохлую курицу в море, словно это она была виновницей всех несчастий на шхуне.
На Аниту, равно как и на прочих свидетелей этой сцены, сообщение капитана не произвело сколько-нибудь сильного впечатления. Вывод и без проверки напрашивался сам собой. Оставалось выяснить, где конкретно содержался яд: только во фляге или в баке, откуда Хардинг набирал воду.
— Это что ж теперь — весь суп выливать? — жалобно пропищала Вероника. Ее, как главную по кухне, волновал именно этот вопрос.
— Не надо выливать, — послышался голос Рамоса. — Я пил из бака, когда Хардинг уже залез на мачту.
— Я тоже пил, — сказал Карл. — Как видите, живой.
Руэда для всеобщего успокоения зачерпнул из бака воду кружкой и выпил до капли. Ход простой, но требующий мужества. Несомненно, он укрепил репутацию капитана.
Анита посчитала, что теперь пора обсудить очередное убийство. Она была признательна сеньору Руэде за то, что он не предал огласке ее рассуждения относительно причастности Хардинга к предыдущим смертям. Опозорилась бы — только и всего.
Она пребывала в расстройстве и давалась диву: почему ее сообразительность, которая столько раз помогала изобличать самых хитрых злодеев, нынче отказывается служить? Вроде и версии логичные, подкреплены фактами, а поди ж ты — оплошка за оплошкой…
Она поклялась не лезть на рожон, и соображения, если они придут на ум, держать при себе, покуда не возникнет твердая вера в их непогрешимость. При подобной тактике правильнее было помалкивать или задавать вопросы. Анита выбрала второе.
— Когда мы сбежались на крик Вероники, Хардинг уронил свою фляжку… Кто-нибудь притрагивался к ней?
Разумеется, не стоило рассчитывать на то, что убийца выдаст себя. Анита ничуть не удивилась, услышав, что ни один из членов команды не видел, чтобы кто-то подходил к фляге. Ее поднял сам Хардинг перед тем как забраться на свой наблюдательный пост.