— Превосходно! — саркастически пыхнул трубкой Руэда. — Наш палач в своем репертуаре: подстроил все так, чтобы подозрения коснулись любого из нас.
— Кроме Вероники, — вставил ремарку Алекс. — Она находилась в центре внимания и не отлучалась с кормы.
Вперед выступил помощник капитана Рамос.
— Не то чтобы я обвиняю, — начал он, оглядывая угрюмых моряков, — но посудите сами… Из-за кого случился переполох? Из-за нее? — он вытянул палец в направлении Вероники. — Не-ет! Джимба — вот из-за кого мы побросали все и побежали на корму.
Австралиец подпрыгнул как ужаленный пчелой кенгуру, брякнул висевшими на шее костяными бусами.
— Джимба не убивал! Джимба очищал корабль от зла!
— Доочищался… — пробухтел рыжий Карл. — Хардинг, по-твоему, тоже зло?
— Я не травил Хардинга!
Вспыльчивый абориген попер на обидчика с кулаками, но был отброшен. Карл, сложенный, как древний викинг, прихлопнул бы его как муху, но ему помешали юнга и Рамос.
— Полегче, друг, полегче! — одернул скандинава Руэда. — Бездоказательные нападки у нас не в чести.
Анита в который раз отметила про себя, что он сбивается на интеллигентский стиль. Ну какой, скажите на милость, морской волк, урезонивая матросскую братию, будет употреблять салонные выражения? «Бездоказательные нападки»! Еще и честь приплел… Ох, непрост сеньор капитан, очень непрост!
Карл отпихнул юнгу влево, Рамоса — вправо, однако конфликтовать больше не стал и, матерясь, ушел на шканцы. Руэда поднял трубку повыше, по шлейфу дыма определил силу и направление ветра. Шхуна ходко рассекала морскую зыбь, не требуя срочных маневров с парусами. Однако Руэда не позволил матросам бездельничать.
— Подтянуть грот! А фок спустить и подлатать. Вон как бурей потрепало, не ровен час разойдется…
Анита отдала должное его мудрости. В головах у матросов раскардаш, напряжение такое, что из-за любой мелочи может начаться поножовщина. Пусть-ка потрудятся, выпустят пар. Целее будут.
Капитан встал у штурвала, сменив Накамуру. Он, как поняла Анита, не чурался простой судовой работы, а теперь, когда численность экипажа уменьшилась почти наполовину, ему и вовсе было зазорно командирствовать, сложа руки.
Вероника с возгласом «Ой, у меня ж там суп выкипает!» бросилась к оставленному без присмотра котлу. Максимов успел вдогонку спросить у нее, скоро ли поспеет долгожданный завтрак, она пообещала, что часам к одиннадцати справится, и убежала на корму. Накамура и Рамос полезли на грот-мачту, Джимба и Карл — на соседнюю. Юнга Парис замешкался, выбирая, кому подсобить. Рамос, вспомнив о нем, кивнул на Джимбу с Карлом — дескать, иди к ним. Мальчишка двинулся к фок-мачте, но его остановил нарочито смягченный, можно сказать, елейный голос Аниты:
— Это не ваш платок… миссис?
Юнга развернулся юлой, точно его стегнули сзади кнутом по афедрону.
Анита протягивала ему кремовый платочек, отороченный кружевами.
— Это ваш. Он выпал у вас из кармана, когда вы с сеньором Рамосом помешали Карлу побить Джимбу.
Парис залился краской, протянул было руку к платку, но тут же отдернул.
— Это не мое! Вы что-то путаете, сеньора…
— Не путаю, — Анита подошла к нему вплотную и зашептала, чтобы не слышали сидевшие на мачте: — Я давно догадалась, что вы не мужчина. Походка, жесты, поведение… Уж в этом-то я не ошибаюсь.
— Догадались? — потерянно переспросил… хотя теперь уже переспросила особа, чье имя мы пока еще не готовы огласить. — Кто еще об этом знает?
— Я, — сознался приблизившийся Максимов. — Когда я спасал вас в море, вы всячески увертывались от меня, предпочитали держаться на целомудренной дистанции, хотя видно было, что перетрусили. Это меня насторожило.
— Вы опасались, что ваши формы, если Алекс, пардон, нащупает их, могут вас выдать. А потом отказались переодеваться на виду у мужчин, и у меня отпали последние сомнения.
Девица в матросском одеянии порывисто прижала ладони к лицу и всхлипнула. Чувствовалось, что она вот-вот зарыдает.
— Тише! — Анита подпустила в речь строгости. — Вы же не хотите, чтобы вашу тайну узнали все на этом корабле? Держите себя в руках!
— Юнга! — проорал с грот-брам-реи Рамос. — Ты долго там будешь торчать? За работу!
Незнакомка совладала с нервами, отняла ладони от глаз и прокричала в ответ:
— Сейчас!
С места, однако, не стронулась. Анита развернула перед ней платочек, на котором были вышиты две буквы: «Д» и «Б».
— Как вас зовут? Случаем не Джесси Блейк?
Девица побелела, как свежевыпавший снег. Надсадно вытолкнула из себя шесть слов:
— Я не Джесси… Отстаньте от меня!
В особенностях женских душевных струн Анита разбиралась преотлично. Инструмент деликатный, капризный: чуть перетяни — и вместо гармоничной мелодии получишь какофонию. Незнакомка находилась на пределе эмоций, нажим следовало ослабить.
Анита вложила ей в руку платочек, дав понять, что не собирается его никому показывать. Доверительно взяла за локоток, приготовившись наговорить столько утешений, сколько понадобится.
На палубу с шуршанием опустился парус — тот, что был предназначен для штопки.
— Юнга! — снова донеслось с мачты. — Задери тебя Кракен, сколько можно ждать?
— Меня зовут! — девица попыталась высвободиться. — Мне надо идти…
Анита уже готова была смириться с тем, что важное общение придется отложить, но неожиданно вмешался Алекс.
— Джесси Блейк? — проговорил он, осененный идеей. — Постойте… Нелли говорила, что о вас писали в газете. Вашего мужа застрелили, так? И это сделали люди, которых уже нет… Их убили здесь, на шхуне!
Барышня, притворявшаяся юнгой Парисом, отшатнулась. Ее лицо совсем помертвело.
— На что вы намекаете? — выкрикнула она, уже не заботясь о конспирации.
— Не надо, Алекс! — Анита хотела удержать его от дальнейших разоблачений, но он вошел во вкус.
— Я не намекаю, сеньора… или кто вы там на самом деле… Я вас спрашиваю: не вы ли их ухлопали, а? Кровь за кровь, зуб за зуб, и все такое прочее…
Анита опустила руки. Теперь будь что будет. Свой зарок она не нарушила: предположение выдвинуто Алексом, а не ею. Хотя, если быть честной, мысли ее вертелись вокруг того же самого. Отмщение — достаточный посыл для убийства. Кто знает, может, между этой дамочкой и ее благоверным были такие отношения, что и Ромео с Джульеттой не снились. А разве то, что она проникла на судно под видом мужчины, прикрываясь чужим именем, не говорит о враждебных намерениях? Какую еще цель она могла преследовать, переодеваясь юнгой и устраиваясь на шхуну, куда капитан Руэда нанял убийц господина Блейка?
И все же Анита, памятуя о своих промашках, медлила, не присоединялась к мнению Алекса. Ждала, как поведет себя импульсивная личность, что стояла перед нею.
А личность саданула острой коленкой Максимову между ног, подбежала к борту, сдернула с крюка фонарь (из-за треволнений его забыли погасить после ночи) и в два прыжка очутилась возле люка, ведшего в трюм.
— Стой! — Анита припустила за ней, оставив скрюченного Алекса охать на палубе.
Девица спустилась по лесенке в темное нутро корабля, Анита не отставала. Они обе оказались в запутанных, похожих на червоточины, проходах между расставленными бочками. Трюм озарился зеленым светом, шаткие кляксы которого облепили предметы и лица двух разгоряченных беготней женщин.
Погоня в стесненном пространстве длилась меньше минуты. Предполагаемая Джесси, загнанная в тупик, прижалась лопатками к внутренней обшивке трюма.
— Не подходите! — она подняла фонарь над бочкой, что стояла справа. — Я за себя не ручаюсь!
— Ну-ну, милочка! — заворковала Анита, как нянька, что призывает к покою непослушного ребенка. — Вы же не станете делать глупостей…
— Еще как стану! — девица хрястнула фонарем о край бочки; стекло разлетелось, оголив бутон живого пламени, трепетавший на конце пропитанного маслом фитиля.
Анита заледенела. Одно движение — умышленное или неосторожное — и порох в бочке рванет. За ним сдетонирует весь смертоносный груз, складированный в трюме, и шхуну разнесет на мелкие части.
— Джесси, Джесси… опомнитесь!
— Я не Джесси! Уходите!
Застучали подметки по деревянным ступенькам — это спустился в корабельную утробу оклемавшийся Алекс. Он выглянул из-за плеча Аниты и ужаснулся:
— Ненормальная! Она нас всех взорвет!
Где-то над люком зазвучала перебранка — сбежались матросы, капитан Руэда отгонял их. Анита не разбирала фраз, но интонации позволяли составить верное суждение о происходившем.
Так-так-так — вновь шаги по лестнице. Кто-то еще спускался в трюм. Экзальтированная барышня сорвала с бочки крышку и бросила внутрь горящий фонарь.
Максимов подсек Аниту, обрушил ее в крысиный помет, навалился сверху.
«Madre mia! — пронеслось у нее в голове. — Esto es final![1]» В момент свидания со смертью все языки, кроме родного, стерлись из памяти.
Однако взрыва не произошло. Алекс дышал Аните в ухо, дробился стук сапог бежавшего человека — больше она ничего не слышала. Поднапрягшись, приподнялась, поморгала запорошенными пылью глазами.
Джесси — или как там ее звали — застыла возле бочки, над которой курился чад и подрагивал лимонный ореол. Фонарь не погас, но и порох не воспламенился. Как же так?
— Алекс, слезь с меня! — Анита выкарабкалась из-под Максимова и, встав, привалилась к переборке. Ноги держали плохо, в них поселилась предательская слабость.
Алекс вскочил и оттащил несостоявшуюся самоубийцу от бочки.
— Сумасшедшая! Ты же могла нас всех…
— Оставьте ее!
Словно из небытия, соткался капитан Руэда. Максимов отпустил незнакомку, она не убежала, стояла с отрешенным видом, потупив взор.
— Ее? — Анита всмотрелась в полутьму, но капитан отвернулся, скрыв от нее выражение своего лица. — Так для вас это не новость?
— Не новость…
Он сделал шаг к бочке, запустил в нее руку, произвел два-три вращательных движения, и сияние исчезло, фонарь погас. Руэда накрыл бочку крышкой, приказал девице: