нию, они с Алексом задержались в афинском порту Пиреус.
Пошито со вкусом, но в целом скромно, без дорогих украшений и художественных вывертов. Где-нибудь в Берлине или в тех же Афинах Анита оценила бы оное изделие на семерку по двенадцатибалльной шкале и прошла бы мимо. Но здесь… Драгоценнейший подарок!
Она закрыла дверь изнутри на щеколду, с наслаждением сорвала с себя пришедшие в негодность штаны и пиджак и облачилась в новое, восхитительно свободное, истинно женственное…
Лебедью выплыла из каюты. Алекса чуть кондратий не хватил при виде такого преображения. А она, продефилировав вдоль борта, подошла к Деметре, которая в образе юнги гадким утенком жалась к планширу, и промолвила тихо-тихо:
— Можно было обойтись без даров, сударыня, я бы и так не стала сплетничать. Но все равно спасибо!
Уселись за стол. Он был невелик, и девятерым было тесно, но кто бы вздумал брюзжать? Помощник капитана, орудуя черпаком, зажатым в железной руке, разлил суп из котла по оловянным тарелкам, и завтрак начался. Приготовленное Вероникой хлебово — без зелени, без зажарки, на застоявшейся воде — не обладало изысканными гастрономическими качествами, но было, по матросским стандартам, более чем подходящим. Чистота столовых приборов и посуды вызывала сомнения, но и на это Анита, привычная к походным тяготам, постаралась закрыть глаза. Все было бы ничего, если б не гнетущее молчание, висевшее над столом.
Анита чахло, без аппетита тянула бульон с блестками жира. Еще до завтрака ей стало нехорошо, подташнивало и мутило. Она приписала это пережитой нервотрепке. Пища только усугубила нездоровое состояние. Анита терпела, терпела, но когда затошнило не на шутку, зажала рукой рот и опрометью бросилась в носовую часть корабля.
— Нелли!
Максимов привстал, готовясь сопровождать ее, но она на бегу сделала ему знак; сиди! — и скрылась за капитанской каютой. Живот скрутило. Нет, до гальюна не добежать… Анита свернула вбок, туда, где ее не видно было ни рулевому, ни сидевшим за столом, навалилась на борт, и ее буквально вывернуло наизнанку. Это было гадко, но она ничего не могла противопоставить накатившей рвоте.
Время приближалось к полудню, солнце пекло нещадно. На лице Аниты выступили капли пота, они стекали, марая тунику. Прошло минут десять, прежде чем спазм улегся. Она не сразу отошла от борта, постояла, глубоко вдыхая знойный воздух.
— Что же это такое? — обратилась она к себе с риторическим вопросом. — Не морская же болезнь? У меня ее никогда не было…
Она подождала, не накатит ли снова, и сделала несколько шагов вдоль борта. Вроде полегче, но мысль о том, что надо возвращаться за стол и приниматься за еду, удовольствия не вызывала.
Погулять, что ли?
Теперь уже не имело смысла прятаться, и она медленно направилась вперед.
В поле зрения попал штурвал, за которым полагалось стоять боцману Накамуре.
Но что это? Японец не стоял, а лежал, распластавшись во весь рост. Анита позабыла о своем недомогании и с прогулочного шага перешла на бег. Подскочив к Накамуре, стала тормошить его. Он не шевелился и не открывал сомкнутых глаз.
Рядом с телом валялась опорожненная тарелка. Анита машинально подняла ее, повертела и со злостью грохнула об угол нактоуза — дубового шкафчика, в котором под толстым стеклом покачивалась стрелка судового компаса.
— Помогите! Кто-нибудь!
Кажется, прокричала достаточно громко, однако на палубе никто не появился. Оглохли они там или как? Анита приникла ухом к груди Накамуры. На то, что он жив, не надеялась, сделала это так, для порядка. Но к своей радости уловила ровное, хотя и заторможенное биение сердца.
— Да где же вы все? Скорее сюда!
Ни шагов, ни голосов… Если бы не волны, хлеставшие о шедшую на скорости шхуну, было бы тихо как в египетской гробнице.
Анита не владела врачебными познаниями, да и не представляла, почему физически крепкий Накамура впал в бессознательное состояние. Она похлопала его по щекам, надавила на грудь — он не очнулся.
Бежать! Бежать за этими глухими тетерями!
Анита выпрямилась, и ей снова стало дурно, но уже не от тошноты, а от того, что перед судном из моря высовывалась глянцевитая скала. Она напоминала коготь утонувшего дракона или какой-нибудь другой мифической рептилии.
Штурвал, скрипя, крутился то вправо, то влево. Шхуна, подгоняемая ветром, неслась на этот коготь, виляя, но не сворачивая с гибельного курса.
— Помогите!
Как и прежде, никого. Бежать за помощью уже поздно. Если немедля что-нибудь не предпринять, судно через считаные секунды врежется в скалу и разобьется вдребезги.
Анита перешагнула через распростертого японца и обеими руками обхватила рукоятку штурвала. Какая же неподатливая штуковина! К разбухшему от влаги колесу точно гирю привязали — оно поддавалось нехотя, а склизкая рукоятка так и норовила выскочить из ладоней.
Риф приближался, увеличивался в размерах. Миг-другой — и нос корабля с хрустом въедет в него, сомнется, как яичная скорлупа.
Анита, костеря на всех ведомых ей диалектах и свое слабосилие, и немилосердную судьбину, поджала ноги и повисла на штурвале. Весу в ней было немного, фунтов сто двадцать, но его хватило, чтобы в решающее мгновение переупрямить руль. Он, скрежеща, провернулся, и форштевень шхуны обогнул скалу, избежав прямого удара. Каменный выступ чиркнул по борту и, проскочив, отдалился.
Море впереди было чистым. Анита бросила штурвал и побежала смотреть, не прорвалась ли обшивка. Она встала ногой на кромку шпигата, приподнялась и, свесившись наружу, выдохнула. На борту обозначилась длинная, фута в три, царапина, но пробоин не было, и плавучести судна ничто не угрожало.
Ух-х!.. Анита вернулась к штурвалу. Накамура все лежал, но теперь, при внимательном рассмотрении, уже не походил на мертвого. Причмокивал и посапывал. Спит, каналья!
Однако не из-за усталости же его сморило… Капитан Руэда отзывался о нем, как о добросовестном служаке. Такие не дрыхнут на вверенном посту.
Анита еще раз осмотрела горизонт. Рифов нет, можно и отлучиться на минутку. Она побежала к импровизированной столовой, устроенной под открытым небом, и застала всю компанию спящей мертвецким сном. Сцена предстала — на зависть Гоголю! Рыжий Карл сидел, уронив лицо в тарелку, как надравшийся купчина в московском трактире. Капитан Руэда скособочился, его трубка, вывалившись изо рта, дымила у ножки стола. Рамос откинулся на спинку стула и выводил оглушительные рулады. Джимба сполз на палубу и свернулся комочком, подобно коту. А Деметра опустила голову на подложенные под щеку ладони — ни дать, ни взять, дитя, утомившееся от игр и сморенное нудными нотациями гувернантки. Что касается Максимова и Вероники, сидевших рядом, то они, бесстыжие, навалились друг на друга и спали в обнимку.
Как и на боцмана, на этих семерых не подействовали ни окрики, ни тычки. Анита нашла у мачты что-то вроде складного ведра — кожаный конус, утяжеленный снизу свинцовыми грузилами, — опустила его на веревке в море, вытянула и плеснула забортной водой на Алекса.
— Вставай, засоня! Basta!
Он вскинулся, толкнул локтем стол. На палубу свалились две или три тарелки. Потревоженная Вероника, которую тоже затронул морской душ, заахала, засемафорила руками и бессвязно заквохтала:
— Боже ж мой… что это? Где я?
— Просыпайся, клуша! — Анита сунула ей опустевшее ведро. — Принеси еще воды, да поскорее!
— Нелли… что происходит? — зашлепал губами Алекс. — Что ты устроила?
— Бужу вас! Вы заснули как сурки, и если бы не я, вас бы уже доедали спруты… Помогай мне!
Максимов наконец проморгался, начал соображать, а Вероника поковыляла за водой. Втроем они вернули к бодрствованию капитана, помощника, Карла и Джимбу.
Пробуждать греческую скиталицу Анита взялась со всей обходительностью. Из ведра не окатила, а смочила платок и провела им по ее щекам.
Личико Деметры не дрогнуло, веки оставались смеженными, она не изменила позы. Какие же сладкие грезы являлись ей в эту минуту, если она так не хотела с ними расставаться?
— Позвольте, я… — сеньор Руэда отвел завиток волос за мраморным ушком гречанки, ласково пощекотал ей шею. Помрачнел.
— Что-то не так? — взволновалась Анита. — Почему она не просыпается?
Капитан отодвинул Деметру вместе со скамьей от стола и с осторожностью приподнял ей голову, явив на всеобщее обозрение темные точки на белой коже худенького горла — оттиски пальцев убийцы.
— Задушена, — хмуро проговорил Максимов. — Пятый труп за девять часов. Если так пойдет и дальше, к ночи мы все будем мертвы.
Глава шестая12:00–14:00
Милосердный изверг. — Анита держит выводы при себе. — Семидесятый меридиан. — Решение капитана Руэды. — Максимов становится рулевым. — Мундир американского офицера. — Что скрывалось под заплаткой. — Мексиканский маниак. — Призыв к терпению. — Заточенный тесак. — Иероглиф «ши». — Сорванная дверь. — Полезное умение метать лассо. — Схватка в Каскадных горах. — Пробоина. — Молния в кубрике.
Смерть Деметры оглушила Аниту. Как? Почему? Полетели в тартарары все скрупулезно выстроенные схемы, аналитика дала сбой, причинно-следственные связи перепутались, как нитки в клубке, с которым играла шаловливая кошка.
Алекс повел себя рассудительнее. Оглядел стол, залитый остатками куриной похлебки, тарелки, надкусанные сухари… Перевел взгляд на Аниту.
— Нелли, когда мы уснули, тебя с нами не было. Ты можешь объяснить, что случилось?
Анита, сбиваясь, рассказала, что произошло после того как она покинула общую трапезу. Дело от этого нисколько не прояснилось, напротив, усложнилось еще больше.
— Накамура тоже спит? — переспросил оторопевший Рамос. — А кто же ведет шхуну?
Капитан Руэда схватился за бакенбарды.
— Впереди могут быть еще рифы, а судно без рулевого!
Джимба с Карлом без каких-либо приказаний бросились к штурвалу. Растолкали боцмана, выровняли курс. Рамос между тем буравил глазами Веронику.