Анита присоединилась к сеньору Руэде, который теснил Накамуру к носовой части. Боцман уже справился с кашлем, и для него не составило бы труда сделать из капитана отбивную котлету, однако он не предпринимал попыток к нападению и пятился, как ягненок, на которого надвигается лев. По-видимому, он, как и другие моряки «Избавителя», испытывал к шкиперу уважение, не позволявшее ему нарушить субординацию.
— Довольно, боцман, довольно! — уговаривал его Руэда. — Побузили и будет…
Накамура, отступая, споткнулся о крышку люка. Ногой откинул ее, глянул в черный провал. Может быть, его посетила мысль, что там, во мраке трюма, проще будет держать оборону?
Так или нет, осталось неизвестным. На Кубе Алекс в совершенстве освоил искусство метания лассо. Брошенная им петля захлестнула плечи японца. Максимов дернул линь, Накамура не удержался и, изворачиваясь, упал. Анита и капитан подбежали к нему, но не очень близко. Он брыкался и лягался, бранясь по-японски:
— Рэйдзи… бакаяро! Кутабарэ, кичигай!
— Ладно, Накамура! — прервала Анита вороний грай. — Вы попались. Давайте побеседуем.
— О чем? — прокашлял боцман, прожигая ее взглядом чернильно-синих щелочек.
— О ваших подвигах в Мексике. Вы воевали там?
— Воевал…
Максимов подтащил его к себе, как пескаря, и привязал к нактоузу, а сам вернулся к штурвалу. Так он мог и править судном, и участвовать в допросе.
— Вы спасли мне жизнь, — вела дальше Анита, глядя на боцмана, который перестал брыкаться и лежал смирно в ожидании своей участи. — Я не верила, что вы причастны к убийствам…
— Я и не причастен.
Присутствие духа возвратилось к нему, он говорил со спокойствием и сдержанностью.
— А это? — Максимов отогнул полу сюртука, показал разрезанную подкладку. — Откуда этот мундир?
— Я снял его с друга. Он сам меня просил…
Намечалась прелюбопытная история. Карл остыл и в сопровождении Джимбы и Рамоса подошел к поверженному боцману. Агрессия миновала, все жаждали узнать, что скажет подозреваемый. И он не стал играть в молчанку.
— Я покинул Японию в начале сороковых. Моя страна живет в изоляции, мне это не нравится. Я хотел посмотреть мир, выучил три языка и отправился покорять Америку. Со мной был земляк, его звали… Нет, не буду упоминать имени, пусть оно канет в вечность вместе с ним… Мы переправились в Сан-Франциско, и наши пути разминулись. Я записался в армию, а он связался с обитателями трущоб… Больше мы не общались.
Накамура, по его словам, сдружился с сослуживцем по фамилии Мастард. Тот занимал майорскую должность при штабе и славился демократичным обращением с простыми солдатами. Когда армия Штатов вторглась на мексиканские земли, Мастард выражал недовольство государственной политикой и высказывался против захватнической войны. Накамура держал свое мнение при себе, но оно совпадало с мнением приятеля. Будучи наемником, он подумывал о том, чтобы бросить службу, однако исполнение этого плана пришлось отложить, поскольку объявился тот самый маниак. Он начал резать и грабить офицеров, и как-то раз от его руки погиб Мастард. Накамура счел это вызовом и приложил все усилия, чтобы выследить негодяя. Им оказался земляк, с которым они вместе уехали из Японии в поисках удачи. Охота затянулась на месяц и окончилась победой добра над злом. Накамура настиг потрошителя у отрогов Каскадных гор и после жесточайшей схватки сбросил в пропасть.
— Маниак уничтожен? — не поверила Анита, выслушав поистине эпическую повесть. — А вы поставили в известность армейское руководство или гражданские власти?
— Чьи? — Накамура изогнулся и сел, привалившись к нактоузу; аркан стягивал ему грудь, мешал дышать. — Бои за Калифорнию еще шли, власть не была установлена, а из американской армии я тогда уже бежал… Поймите, главное для меня было ликвидировать гадину, а не хвалиться своим геройством.
— А мундир?
— Мастард как будто предчувствовал, что с ним произойдет несчастье. У него не было близких родственников, и он завещал мне все свое имущество и деньги. Что-то около двухсот долларов и личные вещи — вот все, что мне досталось. Деньги я потратил в Мексике на повседневные нужды, а мундир… Я не решился ни продать его, ни выбросить, это память о друге.
Сеньор Руэда всыпал в трубку табак, помял его пальцем. Задымил.
— Это похоже на правду, господа…
— Я никогда не лгу, — боцман снова закашлял и напряг бицепсы, силясь освободиться от пут. — Развяжите меня, мне трудно дышать…
— Что у вас с легкими? — спросил Максимов.
— Чахотка. Силы еще есть, но они с каждым днем тают. Скоро слягу и уже не встану. Это плавание для меня последнее… Так что я меньше, чем кто-либо из вас, боюсь смерти.
Руэда дал знак Джимбе и Рамосу, и они сняли с Накамуры лассо. Он встал, выплюнул кровавый ошметок.
— Теперь вы понимаете, что на меня нашло, когда я увидел эту девушку… зарезанную… с иероглифом на груди… Одно из двух: или тот, кого я считал мертвым, воскрес и выполз из преисподней, или кто-то копирует его почерк.
— Есть и третье, — Анита подняла выпавший из кармана Накамуры боцманский свисток, дунула в него, а потом повернула голову и посмотрела через плечо.
Из каюты, дверь которой теперь отсутствовала, вышла Вероника. Забрызганная кровью, с ужасной меткой, она выглядела гостьей с того света, хотя в остальном вид ее отнюдь не свидетельствовал о недавнем пребывании в мире теней. Волосы она убрала под чепчик, щеки розовели, как спелые яблоки, да и шла она походкой бодрой и упругой.
— Слава те, Господи, Анна Сергевна! — пропела Вероника как на клиросе. И привычно осенила себя крестом. — Затекла вся, лежучи, думала, не дождусь, когда просигналите…
— У-у-у! — заголосил Джимба, столкнувшись нос к носу с ожившей покойницей, и закрякал что-то заклинательное на своем туземном наречии.
Рамос покачнулся. Накамура зацепенел, превратившись в библейский соляной столп, и даже непоколебимый капитан Руэда выпустил трубку, а борода его отвисла вместе с нижней челюстью. Выдержку сохранили только Максимов, продолжавший нести вахту у штурвала, и Карл, который при появлении служанки сардонически осклабился.
— Спасибо, — поблагодарила Веронику Анита. — Ты настоящая актриса. Сыграть труп не так просто, как кажется, но у тебя получилось.
Лесть пришлась служанке по сердцу. Крепостная девка из псковской деревни, она исколесила с господами полмира. На судьбу не жаловалась — бить не били, за волосья не таскали, если и шпыняли, то по делу. Но она так редко слышала в свой адрес поощрения, что каждое из них было для нее ценнее рублевика. Услыхав слова хозяйки, она заулыбалась и согнула коленки, изобразив книксен, что означало: да заради вас, Анна Сергевна, я хоть труп, хоть лешачиху, хоть кикимору болотную сыграю!
— Она жива? — заплямкал губами сеньор Руэда.
— Жива? Жива? — эхом подхватили Рамос и Джимба.
Карл по-прежнему молча лыбился, а Накамура негромкой скороговоркой вознес хвалу своим японским богам.
— Жива, — подтвердила Анита. — Не сердитесь на нее, она всего лишь выполняла мои указания. Мне захотелось проверить, что будет, если на шхуне обнаружится еще один убитый… убитая. По идее, настоящий преступник должен занервничать. А поскольку я была уверена, что действует маниак, пришлось немного попортить убранство Вероники, — она указала на иероглиф, который служанка тут же стыдливо прикрыла ладошкой.
— А кровь откуда? — полюбопытствовал капитан, понемногу осмысливая проделанный Анитой фокус.
Она задрала рукав туники и продемонстрировала повязку на своей руке.
— Небольшое кровопускание. Исключительно для натуральности.
— Вы меня поражаете, сеньора! — признался Руэда и прибавил, поворотясь к Максимову: — Как вы ей позволили все это проделать?
— Как будто она меня спрашивала! — Алекс с излишней резкостью крутанул штурвал. — Но, между прочим, насчет крови — это уже чересчур, — он осуждающе скосился на Аниту. — Ты же сказала, что нашла где-то красную краску…
— Я соврала. Не дуйся, Алекс! Все должно было смотреться достоверно…
Рамос посчитал, что и он должен внести свою лепту в разговор:
— Ваше самопожертвование ни к чему не привело. Мы узнали чуть больше о нашем боцмане, но лично я снял бы с него все подозрения.
— Не знаю, не знаю…
Анита не стала договаривать. Все смотрели на нее, ждали продолжения. Один Максимов, хорошо знакомый с ее повадками, был уверен, что она больше ничего не скажет. В ее голове крохотным ростком проклюнулось новое предположение, и должно пройти время, чтобы оно окрепло, оформилось, подкрепилось фактами. До того момента Анита будет держать его при себе и не проговорится, хоть душу из нее вынимай.
Вероника почувствовала себя лишней и шажочек за шажочком принялась отходить. На ее беду никто не озаботился тем, чтобы захлопнуть откинутую Накамурой крышку люка. Двигаясь тылом вперед, не заметила опасности. Еще шажочек — и она провалилась в черный зев. Мелькнули вскинутые руки, над палубой взметнулся вопль…
— Ой, божечки!..
— Вероника! — Анита вихрем подлетела к люку, заглянула вниз. — Ты где?
— Ту-ут! — застонала служанка глуховато и с отголосками, словно со дна колодца. — Не извольте беспокоиться, кости целы… В воду упала, не зашиблась.
— Как в воду?
— А вот сами гляньте…
Анита, подобрав подол, сбежала по лестнице в трюм. За нею затопотал сеньор Руэда. Спрыгнув с нижней ступеньки, они по щиколотки погрузились в теплое озерцо, растекшееся по всему дну корабля.
— Проклятье! — капитан выплюнул трубку в ладонь. — Течь!
Аните припомнился риф, впритирку к которому шхуна прошла часа два назад. Серьезных видимых повреждений он не причинил, но в сумятице, вызванной смертью Деметры, судно не обследовали как должно. Вероятнее всего, какой-то подводный, скрытый от глаз, скальный зубец пропорол-таки обшивку «Избавителя». Если бы не падение Вероники, шхуна нахлебалась бы вдосталь, прежде чем кто-нибудь обратил бы внимание на слишком глубокую осадку.