– Тим, Господь против того, чтобы мы с тобой обнимались и целовались, потому что между нами большая разница в возрасте и в умственном развитии, вот и все. Ты мне нравишься, ты мне нравишься больше всех на свете, но я не могу обнимать и целовать тебя. Это непозволительно. Если ты снова попытаешься поцеловать меня, Господь потребует, чтобы я перестала видеться с тобой, а я не хочу с тобой расставаться.
Опечаленный, он поразмыслил над ее словами и обреченно кивнул.
– Ладно, Мэри. Мне это очень понравилось, но лучше уж я буду всегда видеться с тобой, чем поцелую тебя и потом мы расстанемся.
Она довольно хлопнула в ладоши.
– Умница, Тим, я так горжусь тобой! Это слова настоящего разумного мужчины. Я очень тобой горжусь.
Он засмеялся.
– Я все равно считаю, что это нечестно, но мне нравится, когда ты гордишься мной.
– Теперь, когда ты все узнал, ты стал счастливее?
– Намного счастливее! – Тим сел под деревом и похлопал по земле. – Садись, Мэри. Обещаю, я не стану целовать тебя.
Она устроилась рядом и, взяв за руку, с любовью переплела его пальцы со своими.
– Только так мы можем прикасаться друг к другу, Тим. Я знаю, что ты не станешь меня целовать. Я не боюсь, что ты нарушишь свое слово. Но ты должен пообещать мне кое-что еще.
– Что? – Свободной рукой он сорвал несколько травинок.
– То, что произошло – я имею в виду поцелуй, – должно остаться в тайне. Пусть это будет наш маленький секрет. Тим, мы никому и никогда не должны рассказывать об этом.
– Ладно, – послушно согласился он, снова становясь ребенком. Его распахнутые синие глаза лучились любовью.
Мэри охватила злость. Тим был абсолютно прав: это несправедливо, во всех отношениях.
– Мэри, вот ты говорила про папу. Что он хочет спать с мамой в земле. Я понимаю, что ты имела в виду. Если бы ты умерла, я тоже захотел бы умереть. Мне не хотелось бы ходить, разговаривать, смеяться и плакать, честное слово. Я хотел бы быть с тобой, в земле. Без папы здесь будет плохо, но я понимаю, почему он хочет умереть.
Она приложила его руку к своей щеке.
– Всегда легче понять человека, если ставишь себя на его место, правда? Так, я слышу, папа нас зовет. Как по-твоему, ты сможешь удержаться от слез, разговаривая с ним?
Тим невозмутимо кивнул.
– Да, не волнуйся. Папа мне очень нравится. После тебя он мне больше всех нравится, но он ведь маме принадлежит, да? А я принадлежу тебе, поэтому сейчас я не так сильно обеспокоен. Теперь я принадлежу тебе. Если ты просто принадлежишь кому-то, это ведь не грех, да, Мэри?
– Нет, Тим, не грех, – покачала она головой.
Голос Рона приближался. Мэри откликнулась и встала, ожидая, когда он подойдет.
– Мэри? – Тим все еще сидел на земле и смотрел на нее так, словно открылась некая истина. – Знаешь, что мне пришло в голову? Помнишь тот день, когда мама умерла и ты приехала к нам, чтобы забрать меня?
– Да, конечно.
– Дони тогда на тебя сильно ругалась, наговорила столько гадостей, а я никак не мог понять, чем же она так расстроена. Я пытался, пытался понять, но не мог взять в толк, чем она так сильно рассержена. Когда она кричала на тебя, мне было так стыдно, потому что я думал, что мы совершили нечто ужасное. А теперь, кажется, понял! Дони подумала, что мы целовались?
– Ну да, примерно.
– О! – Тим поразмыслил с минуту. – Тогда я верю тебе, Мэри. Я верю, что нам не дозволено целоваться. Раньше я Дони такой никогда не видел, и с тех пор она очень неприветлива с папой и со мной. Однажды они с папой сильно поругались из-за того, что я остаюсь у тебя, и теперь она вообще нас не навещает. Поэтому я верю, что это грех. Должно быть, это действительно грех, иначе Дони не стала бы так сердиться. Но почему она думает, что мы целовались все время? Мэри, она же должна понимать, что ты не можешь этого допустить. Ты никогда не позволишь нам сделать что-то плохое.
– Согласна, Дони должна это понимать, но порой люди, когда слишком расстроены, не способны рассуждать здраво. Да и Дони не знает меня так хорошо, как ты и твой папа.
Тим внимательно посмотрел на нее.
– Но папа встал на твою сторону, а ведь он тогда тоже тебя совсем не знал.
Из-за деревьев вышел запыхавшийся Рон.
– Мэри, милая, все хорошо?
Она улыбнулась, подмигнув Тиму.
– Да, Рон, все в полном порядке. Мы с Тимом поговорили и во всем разобрались. Уверяю вас, никаких проблем. Просто вышло маленькое недоразумение.
Глава 23
Но проблемы никуда не делись. Спящая собака была разбужена. Мэри даже была рада, что Рон угасает. Будь он, как прежде, крепок здоровьем и духом, мгновенно заметил бы произошедшую в сыне перемену, а так его вполне устраивало, что черные тучи в их отношениях рассеялись. Большего он и не желал. Одна лишь Мэри понимала, что Тим страдает. Раз десять за день она ловила на себе его жадный сердитый взгляд, а он, заметив, что она на него смотрит, тотчас же покидал комнату с виноватым видом.
«Почему все непременно должно меняться? – спрашивала она себя. – Почему что-то идеальное не всегда может оставаться таким?» – «Потому что все мы люди, все несовершенны, – отвечал ей голос разума. – И то, что с нами произошло однажды, случится вновь, только в другой форме и с другим содержанием». О том, чтобы вернуться на начальный этап их дружбы, не могло быть и речи. Значит, у них всего два варианта: двигаться вперед или оставить все как есть. Но ни то ни другое, похоже, было невозможно. Если бы Тим не был умственно отсталым, она попыталась бы поговорить с ним еще раз, а так его это только обескуражит и сделает еще более несчастным. Положение безвыходное, заключила Мэри, в раздражении тряхнув головой.
Поначалу она думала обратиться за советом к Арчи Джонсону, но отказалась от этой идеи. Арчи – человек отзывчивый и большого ума, но никогда не поймет всех нюансов сложившейся ситуации. Эмили Паркер? Милая старушка. Она с самого начала с живым интересом следила за развитием отношений между Мэри и Тимом, но что-то мешало Мэри поделиться своими проблемами с этим румяным воплощением матриархального мещанства. В итоге она позвонила Джону Мартинсону, учителю психически неполноценных детей. Он сразу вспомнил ее.
– Я часто думал о вас. Как дела, мисс Хортон?
– Не очень хорошо, мистер Мартинсон. Мне нужно с кем-то посоветоваться, и я подумала, что вы единственный человек, к которому я могу обратиться. Простите, ради бога, что взваливаю на вас свои проблемы, но я просто не знаю, как быть, мне необходима помощь специалиста. Вы позволите привести к вам Тима?
– Разумеется. Завтра вечером у меня дома вам удобно?
Мэри записала адрес и позвонила Рону.
– Добрый день, милая. Что стряслось?
– Да в общем-то ничего. Хотела попросить, чтобы вы отпустили со мной Тима завтра вечером на встречу с одним человеком.
– Почему бы нет? А что за человек?
– Учитель детей с задержкой психического развития. Я подумала, что он мог бы оценить состояние Тима и подсказать нам, как проводить его обучение.
– Мэри, делай как считаешь нужным. До завтра.
– Отлично. Кстати, я буду признательна, если вы не станете обсуждать этот визит с Тимом. Будет лучше, если он встретится с учителем без подготовки.
– Не волнуйся. До свидания, Мэри.
Джон Мартинсон жил неподалеку от своей школы в Пенрите, городе-спутнике Сиднея, раскинувшемся у подножия Голубых гор. Тим привык путешествовать на север, и поездка в другом направлении вызвала у него живой интерес. Большая Западная автострада чем-то напоминала почтовый тракт, и он, приклеившись носом к стеклу, считал ярко освещенные автосалоны, круглосуточные закусочные и автокинотеатры.
Дом Мартинсонов, большой, но непритязательный, был облицован плитами светло-розового цвета. В нем звенел пронзительный детский смех.
– Проходите на заднюю веранду, – сказал Джон Мартинсон, открыв дверь. – Я устроил там свой кабинет, и нам никто не помешает.
Мистер Мартинсон разглядывал Тима с любопытством и откровенным восхищением. Он угостил Тима пивом и завязал с ним непринужденный разговор. Тиму учитель понравился, он сразу расслабился и, не подозревая, что его прощупывает специалист, охотно стал рассказывать про загородный дом с садом и про свою работу в бригаде Гарри Маркема.
– Тим, тебе нравятся вестерны? – спросил его Джон.
– Да, я их обожаю!
– Мне с мисс Хортон нужно кое-что обсудить. Думаю, тебе будет скучно слушать нас. Иди-ка лучше в дом, к моим детям. Через несколько минут по телевизору начнут показывать очень интересный вестерн.
Тим с радостью согласился, и вскоре из гостиной уже доносился его смех.
– Не волнуйтесь, мисс Хортон. Моя семья привычна к таким людям, как Тим.
– Я не волнуюсь.
– Так что вас угнетает, Мэри? Вы позволите обращаться к вам по имени?
– Да, конечно.
– Замечательно! А вы зовите меня Джон. Кстати, теперь я понимаю, что вы имели в виду, когда говорили, что Тим красив как греческий бог. Мне кажется, более красивого мужчины я не видел, даже в кино. – Он рассмеялся, оглядев свою тощую фигуру. – Рядом с ним я чувствую себя каким-то дохляком.
– Я думала, вы скажете: какая жалость, что такой красивый парень обделен умом.
– С какой стати? – удивился Мартинсон. – Мы все рождаемся с достоинствами и недостатками. Не спорю: Тим внешне великолепен – и фигурой, и лицом. Но вам не кажется, что его поразительная красота в большей степени исходит от его души?
– Да, – с благодарностью подтвердила Мэри. Джон Мартинсон зрил прямо в корень. Правильно, что она обратилась к нему.
– Он славный парень, это сразу видно. Таких нечасто встретишь… Хотите, чтобы я показал его специалистам?
– Нет, я пришла не за этим. Понимаете, в силу обстоятельств я оказалась в весьма затруднительном положении, и не знаю, как лучше поступить. Это ужасно, потому что, какое бы решение я ни приняла, Тим пострадает и, возможно, очень сильно.
Учитель неотрывно смотрел ей в лицо.