– Печально. Что же случилось?
– Все началось девять месяцев назад, когда умерла его мать. Не помню, говорила ли я вам, что ей было семьдесят лет. Рон, отец Тима, того же возраста.
– Понимаю. Тим тоскует по ней?
– Да нет, не очень. По ней очень сильно тоскует отец Тима. Не думаю, что он надолго ее переживет. Рон – чудесный человек, но после смерти жены ему белый свет не мил. Он угасает на глазах, а на днях сам сказал мне, что его дни сочтены.
– И когда он умрет, Тим останется один.
– Да.
– Тим о чем-нибудь догадывается?
– Мне пришлось ему сказать. Он отреагировал спокойно.
– Материально он обеспечен?
– Вполне. Родители оформили на него страховку и открыли счет в банке, так что он никогда не будет нуждаться в деньгах.
– И какова во всем этом ваша роль, Мэри?
– Рон… отец Тима… попросил, чтобы после его смерти я взяла на себя заботу о Тиме, и я пообещала.
– Вы сознаете, какая на вас ляжет ответственность?
– Разумеется. Но возникли непредвиденные сложности. – Мэри посмотрела на свои руки. – Джон, как я могу забрать Тима к себе?
– Вы имеете в виду, что скажут люди?
– Отчасти. Хотя, если бы речь шла только об этом, я была бы готова нести ответственность. Усыновить Тима я не могу, он уже давно совершеннолетний. Рон оформил на меня доверенность для ведения всех дел в интересах Тима, но я далеко не бедна, его деньги мне не нужны.
– Тогда в чем дело?
– Тим всегда был очень привязан ко мне. Не знаю почему. Это странно… Я понравилась ему с самой первой встречи, словно он увидел во мне нечто такое, чего я сама в себе не могла разглядеть. Мы знакомы почти два года… Первое время все было просто: мы дружили. Потом, когда умерла его мать, я приехала к ним домой, познакомилась с его семьей, и сестра Тима Дони – очень умная девушка и искренне предана Тиму – бросила мне в лицо ужасные и абсолютно несправедливые обвинения. Заявила, будто я любовница Тима и, пользуясь тем, что он слабоумный, развращаю его.
– Понимаю. Вы, очевидно, были шокированы?
– Да. Я пришла в ужас, потому что в словах Дони не было ни доли правды. Тим присутствовал при этом, но, к счастью, не понял, о чем она вела речь. Тем не менее по ее милости чистота наших отношений была запятнана – в моем восприятии и, как следствие, в его. Я сгорала от стыда. Отец Тима тоже присутствовал, но принял мою сторону. Удивительно, да? Он не поверил ни единому слову дочери, так что, казалось бы, на мою дружбу с Тимом это никак не должно было повлиять. Но повлияло. Я вдруг поняла, что при общении с Тимом мне все труднее сохранять непринужденность. К тому же, жалея Рона, я предложила ему проводить выходные с нами за городом. Так продолжалось почти полгода, и Тим за это время изменился: стал молчалив, замкнут, отказывался общаться с нами. Мы с Роном с ума сходили от беспокойства. Однажды между мной и Тимом произошла неприятная сцена, и все прояснилось. Тим приревновал меня к отцу: думал, что Рон занял его место в моем сердце, – поэтому мне и пришлось объяснить ему, что его отец умирает.
– И что дальше? – подался вперед всем телом Джон Мартинсон, пристально наблюдая за ней, заметив, что она колеблется.
Как ни странно, его пытливый интерес придал ей смелости.
– Тим был вне себя от радости, когда понял, что мои чувства к нему не изменились, что он по-прежнему мне нравится. «Нравишься» – его особенное слово. Он скажет, что любит торт, вестерны, пудинг с вареньем, но, говоря о людях, к которым привязан, Тим всегда употребляет слово «нравишься», а не «люблю». Удивительно, да? Его разум столь чист и прямолинеен, что он в буквальном смысле истолковывает эти слова. Он заметил, как люди, говоря о каких-то лакомствах или удовольствиях, употребляют слово «люблю», а говоря о каком-то человеке – «нравится». И он, естественно, говорит так же. Кстати, в чем-то он прав.
Чтобы унять дрожь в руках, Мэри сжала ладони.
– Думая, что я отдала предпочтение Рону, Тим, видимо, пребывал в сильном смятении – не знал, как доказать мне, что его чувства искренни и неизменны. Подсказку он нашел в фильмах, где мужчина, доказывая понравившейся женщине свое расположение, непременно ее целует. Вне сомнения, Тим также заметил, что такое действие обычно приводит к счастливому финалу. – Мэри чуть поежилась. – Я сама во всем виновата. Будь я немного бдительнее, это можно было бы предотвратить. Вот дура! Когда Тим обвинил меня в том, что я променяла его на Рона, и все в таком духе, мне пришлось объяснить, почему я уделяю Рону так много внимания. Узнав, что отец умирает, Тим разволновался. Впрочем, мы оба были взволнованы и очень расстроены. Постепенно он свыкся с мыслью о скорой кончине отца и тогда вспомнил, что по-прежнему нравится мне больше, чем Рон. Он стремительно приблизился ко мне и обнял. Я слишком поздно сообразила, что он задумал. – Мэри с мольбой посмотрела на Джона Мартинсона. – Я не знала, как быть, но у меня не хватило духу оттолкнуть его и тем самым унизить.
– Мэри, я вас очень хорошо понимаю, – мягко произнес Мартинсон. – И вы ответили на его порыв?
Она покраснела от смущения, но продолжила спокойно:
– Да. Я сочла, что при сложившихся обстоятельствах гораздо важнее не оттолкнуть его, а уберечь от боли, которую испытывает отвергнутый человек. Кроме того, я… я сама слишком увлеклась и ничего не могла с собой поделать. Тим поцеловал меня, но, к счастью, дальше этого дело не зашло, поскольку мы услышали, что Рон зовет нас. Я получила хороший предлог, чтобы отстраниться от него.
– Как Тим отреагировал на поцелуй?
– Не совсем так, как я представляла. Ему это очень понравилось, взволновало его. С тех пор, могу точно сказать, он смотрит на меня иначе, ему хочется еще раз испытать это новое ощущение. Я объяснила, что это плохо, что это запрещено, многим дозволено, но нам – нет. И в принципе он понял, что нам с ним нельзя целоваться, и вел себя соответствующе. Этого больше не повторялось и впредь не повторится.
Внезапно из гостиной послышался пронзительный смех. Мэри испуганно вздрогнула, мысли ее мгновенно спутались. Белая как полотно, она теребила ремешок своей сумочки.
– Продолжайте, – подбодрил ее Мартинсон. – Этого больше не повторялось и впредь не повторится.
– Полагаю, для Тима словно открылась дверь в совершенно новый прекрасный мир, но войти туда он не может. Мне до боли жалко Тима, но я бессильна его исцелить. Я – причина его несчастья. Он больше не будет пытаться меня поцеловать, но и забыть тот поцелуй не сможет. Рон держал его в неведении относительно физической природы отношений между мужчиной и женщиной, Тим ничего об этом не слышал, не знал, а значит, не мог и желать. Теперь он почувствовал вкус, и это желание гложет его нещадно.
– Разумеется, – вздохнул Мартинсон. – Это было неизбежно, Мэри.
Стыдясь посмотреть учителю в глаза, она остановила взгляд на паучке, ползущем по стене.
– Естественно, я не могла рассказать Рону о случившемся, но все изменилось. Как я могу забрать к себе Тима после смерти его отца? Я уверена: если бы Рон знал о случившемся, то никогда не попросил бы меня. Теперь я не могу взять Тима, меня это сводит с ума! Пока я справляюсь. Мы видимся два дня в неделю, к тому же с нами Рон. Но разве нам с Тимом удастся сохранять дистанцию, если мы будем жить постоянно под одной крышей? Джон, я просто не знаю, как поступить! Будь хотя бы шанс, что Тим сумеет забыть, тогда другое дело – я нашла бы в себе силы. Но я знаю, что он не забудет, и, когда ловлю на себе его взгляд… Понимаете, Тим не дурачок, он помнит события, которые произвели на него впечатление. Каждый раз при виде меня он вспоминает о поцелуе, а скрывать это у него не хватает ума. Он сердится, страдает, возмущается. И пусть он понимает, что делать этого нельзя, суть причины осмыслить не может.
– Мэри, вы нашли какой-нибудь выход?
– Не совсем. Может быть, есть какой-то интернат для таких людей, как Тим, куда их помещают, когда они остаются одни, без родных? Если б он жил в таком месте, на выходные я по-прежнему бы его забирала. На это у меня хватило бы сил.
– Может, еще какие-то идеи?
– Прервать с Тимом всякое общение, но разве я могу на это пойти? Если отдать его под опеку Дони, ему это все равно не поможет… Наверное, я веду себя как эгоистка, но действительно ли я так много значу для Тима, как мне кажется, или это самообман? Возможно, он забудет меня после того, как переселится в дом Дони и ее мужа, но как представлю их жизнь, когда они поймут, на что себя обрекли! У Дони много других более важных обязанностей, и она, в отличие от меня, не сможет всю себя посвятить Тиму!
– А знаете, есть ведь и другой вариант.
– Какой? – С надеждой во взоре Мэри подалась вперед. – Вы не представляете, как я ждала от вас этих слов!
– Почему бы вам не выйти за Тима замуж?
У мисс Хортон вытянулось лицо. Она до того была огорошена, что некоторое время молчала.
– Вы шутите! – произнесла она наконец.
Кресло внезапно стало жестким и тесным. Мэри встала, прошлась по комнате и снова повернулась к Мартинсону.
– Вы шутите? – жалобно повторила она с вопросительной интонацией.
Мистер Мартинсон принялся набивать курительную трубку, медленно и тщательно утрамбовывая табак, словно это занятие помогало ему сосредоточиться и сохранять спокойствие.
– Нет, Мэри, я не шучу. Это единственно разумное решение.
– Разумное решение? Господи помилуй, Джон! Это вовсе не решение. Вы предлагаете мне заключить брачный союз с умственно отсталым юношей, которому я в матери гожусь? Это же преступление!
– Чушь собачья! – Он сердито пыхнул трубкой, зубами вгрызаясь в мундштук. – Проявите благоразумие, женщина! Что еще вам остается, как не вступить с ним в брак? Я могу понять, почему вы сами об этом не подумали, но теперь было бы непростительно отмести эту идею! Это преступление, выражаясь вашими же словами! Выходите за него замуж, Мэри Хортон, выходите за него!
– Ни в коем случае! – воскликнула она гн