– Здесь не река, а канал, – поправил Тимоша. – И, наверное, там нечисто.
– Я знаю, – сказала Надя. – Я тоже ведь тут живу.
Между Тимошиным домом и судоходным каналом располагалось то, что местные жители называли парком, а в чиновничьих документах значилось как зеленая зона. Разница в терминах для чиновников была важна: парк полагается благоустраивать, а зеленую зону – как им захочется. Когда-то Тимоша в кустах этой зоны прятался с первой своей сигаретой; здесь на шатающемся турнике развивал в себе силу и ловкость, здесь валялся в траве, прогуливая уроки. Со времен его детства зеленая зона практически не изменилась. Тот же турник, вконец проржавевший, те же кострища от шашлыков и давленные пэт-бутылки.
Тропинка, терявшаяся в сырой траве, была для двоих узка. Надя, боясь оступиться, не отпускала Тимошин локоть, а он своими замшевыми ботинками косил обочину. Ботинки уже промокли и издавали при каждом шаге явственное хлюпанье. Впрочем, и это хлюпанье, и пугающее жужжание насекомых были незначащие пустяки. Рядом с Надей Тимоша готов был терпеть и худшее. Это худшее, кстати, лежало у них под ногами, оставленное многочисленными собаками. Но все эти мелкие неприятности искупил пейзаж, открывшийся им с обрыва.
– Как хорошо! – воскликнула Надя.
Под обрывом лежала вода канала, дрожавшая, будто в приятном ознобе. Она простиралась вплоть до противоположного берега, где тоже росли кусты и деревья, за которыми снова громоздился город. Слева над водами распластался автомобильный мост, справа – мост железнодорожный. Из-под мостов выползали четырехпалубные теплоходы. А надо всем этим в небе взблескивали самолеты, вышивая по темно-синему золотом следов инверсии.
Помогая друг другу, Тимоша с Надей спустились к воде и уселись на бревнышке, выбросившемся на берег случайно, но очень кстати. Тимоша достал сигареты. Он не спешил с разговором, да и Надя тоже. Окружающий мир говорил за них. Слева слышался неумолчный мощный шорох автомобилей, справа гулко бубнили частые поезда, сверху крошечные самолеты слали земле свои запоздалые, несоразмерно тяжелые громы. А над водой вместе с дизельным перегаром разносилась утробная песнь судовых моторов.
– Ты, наверное, часто сюда приходишь, – предположила Надя.
– Нет, – ответил Тимоша, – но, наверное, теперь буду.
Мимо них проплывали, расплескивая канал, морские роскошные яхты. Что эти яхты делали здесь, в глубине евразийского континента? На палубах их веселились пузатые вип-мужчины и большегрудые девушки, а над кормой висели российские триколоры. На волнах возле берега вместе с мусором качались утки, необъяснимо чистенькие и спокойные.
– Уточки не для еды, – пробормотал Тимоша.
– Что ты сказал? – не расслышала Надя.
– Так, мимолетное, – смутился он.
– Скажи, ты случайно не сочиняешь? – вдруг спросила она.
– Почему ты решила?
Она улыбнулась:
– По твоему поведению. Но ты не стесняйся, тут нет ничего такого. В наше время сочиняют все, даже массажисты.
Тимоша слегка обиделся:
– Откуда ты знаешь?
– По специальности, – вздохнула Надя. – Видишь ли, я работаю литературным редактором.
– Неужели? – Тимоша взглянул недоверчиво. – Я бы и не подумал… по твоему поведению.
Она усмехнулась:
– Я сочинителей повидала, а ты – много ли видел редакторов?
Тимоша задумался, переваривая неожиданную информацию. Он даже опять закурил.
– И ты говоришь, сочиняют все?
– Все, – уверенно подтвердила Надя. – Только вот некому их вычитывать.
Утки совсем перестали бояться. Они выходили на берег и шлепали по песку пешком, покрякивая и посматривая иронически. Тем временем солнце, в последний раз глянувши исподнебья, закатилось за автомобильный мост. От воды потянуло холодом. Природа как будто давала понять, что ее гостеприимство исчерпано. Хотелось бы с природой поспорить, но у Тимоши было мокро в ботинках. Надя, казалось, тоже больше не радовалась пейзажу.
Есть время гулять туда и время гулять обратно. В микрорайоне к их возвращению жизнь уже перешла на ночной режим. По опустевшим улицам, взревывая, носились дрэгрейсеры; из подвалов вылезали кошки; под фонарями собирались кучками незаконные иммигранты. Тимоша намеревался Надю проводить до дома, он она ему не позволила.
– Вдруг меня кто-то увидит, – сказала она, – муж или какие-нибудь знакомые.
Надя чмокнула его в щеку и скрылась, не слушая возражений. Но для Тимоши прогулка не кончилась. Он понимал, что, придя домой, совершит ее на диване заново – начисто и с анализом.
Вместо следующего сеанса Тимоша и Надя стали любовниками.
Потом они снова пошли смотреть на суда и уток. Теперь Тимоша не сплоховал – обулся как следует и взял про запас два свитера – для себя и для Нади. К сожалению, на старом месте не оказалось бревнышка – его или смыло прибоем, или украли люди. В прошлый раз Тимоша не думал об этом бревнышке, отнесся к нему как к данности. И вот оно, необдуманное, пропало, и нужно было ему находить замену. Чтобы впредь не зависеть от ненадежных бревнышек, Тимоша решил купить переносные складные стульчики.
И он выполнил свое решение. В третий раз они с Надей сидели на берегу каждый на своем стульчике. Так было удобнее, чем на бревнышке, только издали они были похожи на рыболовов.
Но для четвертого их свидания стульчики не понадобились. Собственно, это было не совсем свидание, и не в зеленой зоне. Там, куда Надя его пригласила, стульчики уже стояли – это был популярный литературный клуб. О его популярности и вообще о том, что клуб этот существует, Тимоша узнал от Нади. Здесь должна была состояться презентация книги, а точнее, сборника, вышедшего под ее редакцией. Для нее это было рабочее мероприятие, поэтому Тимоша не понимал, зачем Надя сюда его привела. Он еще не был с ней достаточно хорошо знаком, чтобы угадывать скрытые ее намерения.
Помещение клуба напоминало актовый зал какого-нибудь сельсовета. Ряды разномастных стульев здесь отводились публике, а для выступающих был поставлен обыкновенный конторский стол. Вряд ли владельцы клуба были настолько бедны, но, должно быть, литературной публике нравилась простота.
Надя не стала Тимошу ни с кем знакомить. Она посадила его где-то в заднем ряду, а сама присоединилась к группе здешних распорядителей. Тимошу задело такое пренебрежение. Он и сам, вероятно, выбрал бы задний ряд, но не хотел, чтобы ему определяли место.
Клуб заполнялся, хотя и не слишком густо. Кто-то из публики соответствовал здешнему интерьеру, а кто-то выглядел очень светски. Любители литературы были разными, как стулья в зале. Некоторые из них горячо приветствовали друг друга, а некоторые держались высокомерно, будто, придя сюда, делали остальным чрезвычайное одолжение. Впрочем, Тимоша не знал – может быть, так и было. Кое-кого из высокомерных распорядители усаживали вперед.
Надя общалась с виновниками предстоящего торжества, то есть со своими авторами. Их было пятеро: молодая женщина и четверка молодых людей. Выглядело это так, словно тренер дает указания своей команде. Для авторов приготовлены были стулья и один на всех микрофон на кривоватой ножке. Микрофон пока не хотел работать, но его со знанием дела щелкал ногтем и тормошил некий, по-видимому, клубный деятель. Был он летами не юношей, но юношески подвижным; похоже, ему отводилась роль модератора мероприятия.
Наконец микрофон заработал. К этому времени на презентацию пришли уже все, кто хотел прийти. Надя в последний раз напутствовала свою «команду» и усадила за стол. Сама она с авторами не осталась – место ее заняла дама постарше, с виду решительная и строгая. Надя же ушла в зал и поместилась рядом с Тимошей, вскользь ему улыбнувшись. С заинтересованно-ревнивым видом она приготовилась смотреть и слушать.
– Кто эта важная дама? – спросил Тимоша.
– Главный редактор, – прошептала Надя.
– Так я и думал, – кивнул Тимоша. – Главных редакторов я не видел, но по ее поведению сразу понял.
Презентация началась. Первым взял микрофон тот самый неюноша модератор. Он говорил, грассируя, преувеличенно возбужденно. Смысл его речи сводился к тому, что русская литература в опасности и что эти пятеро замечательных авторов, сидящих здесь, – последняя ее надежда. После него слово взяла дама главный редактор. Она заявила свое авторитетное несогласие с модератором. Ничто не грозило литературе, пока ее судьбы держало в руках издательство, которое она представляла. Если чего не хватало русской литературе, то это денег, а в замечательных авторах дама главный редактор недостатка не видела.
– В литературном процессе, – сказала она, – автор является низшим звеном. Он поставщик сырья, от которого требуется одно: соблюдение договорной дисциплины.
– Что-то одни только общие фразы, – заметил Тимоша.
– Она не читала книгу, – шепотом ответила Надя.
После того как дама главный редактор завершила свое наставительное выступление, модератор вернул внимание публики к авторам.
– Теперь предлагаю, – воскликнул он, – нашим героям дня высказаться самим и объяснить нам с вами, зачем мы должны читать их замечательные произведения. Итак, кто начнет?
Авторы переглядывались, нервно ерзая под столом ногами. Тимоша невольно прикинул, что бы чувствовал на их месте он.
– Пожалуйста, э-э… – Модератор вложил микрофон в руку ближайшего от себя автора. – Только не долго и в порядке очереди.
Авторы забубнили. Они рассказывали о себе и зачитывали фрагменты текстов. Все они были провинциалы, за исключением женщины, которая сообщила, что живет в Москве.
– Несколько лет проработала проституткой, – пояснила Надя.
Авторы мужского пола все как один описывали свое детство. Правда, детство у каждого протекало в особых, неповторимых условиях, потому что они были родом из разных мест. Бывшая проститутка, как и следовало ожидать, черпала вдохновение в недавнем прошлом. Тексты Тимошу не впечатлили.