— Че думаешь, испугался? — усмехнулся Ерлан. — Ну, давай.
— И дам, — ответила Рафиза, подошла к ограде и изо всех сил размахнулась, целясь попасть толкушкой по голове Ерлана, но тот на удивление легко увернулся, вырвал толкушку из рук Рафизы и отбросил ее в пыль, на дорогу. Потом посмотрел долгим взглядом на Рафизу, зло сплюнул и пошел дальше по улице.
После того как Ерлан ушел, Рафиза сначала поплакала тихонько в доме, а потом вышла на дорогу, нашла толкушку — все-таки вещь нужная, — вымыла ее хорошенько да спрятала в шкаф.
Всю ночь что-то мешало Рафизе спать. Подушка казалась жесткой, луна подглядывала сквозь занавески, то и дело лаяли собаки. Около трех часов Рафиза встала и в одной сорочке вышла на крыльцо. Здесь, под дверным порогом, у нее была заначка — полупустая пачка сигарет и дешевая китайская зажигалка. Рафиза курила редко и не хотела, чтобы Марат знал. Она прикурила, затянулась глубоко и выпустила в прохладный ночной воздух струю густого дыма. Вовсю стрекотали сверчки, по-прежнему гавкали собаки где-то далеко, но от этого тишина становилась только еще более пронзительной. От табачного дыма мир вдруг размяк, расплылся, потек мимо Рафизы медленно, как река летом, и звезды дрожали и блестели, будто гладкие камушки на дне этой реки. Докурив, Рафиза спустилась с крыльца, вырыла пальцами в земле ямку и спрятала окурок там. После сигареты ноги были ватными, пальцы не слушались, но и мысли о Марате стали тусклее, незаметнее. Рафиза вдруг почувствовала, что продрогла и поторопилась вернуться в дом, неожиданно громко хлопнув дверью. От этого звука старая Лелька проснулась, вильнула по привычке хвостом, зевнула дурным духом, и, поняв, что тревога ложная, хотела было снова уснуть, но отчего-то не смогла. Какое-то знакомое, давно позабытое ощущение заставило ее встать, потянуться и выйти за ворота. Пыльная дорога была пуста, только запахи носились по ней туда и сюда, тревожа и волнуя старую Лелькину душу. Повинуясь безотчетному желанию, Лелька отряхнулась и побежала по дороге налево, туда, где далеко впереди темнели силуэты кривых гор.
Проснулась Рафиза позже обычного. Проснулась, спохватилась, стала торопливо одеваться, наскоро привела в порядок волосы и, не умываясь даже, побежала во двор, выпустила из курятника возмущенных кур, насыпала им зерна, налила воды, заскочила в дом, чтобы поставить чайник, и заодно налила Чернухе в мисочку молока. Выставила миску наружу, как вдруг увидела саму Чернуху, лежащую в траве. Издалека Рафизе показалось, что ту уже поклевали птицы. «И Марат исчез, — подумала с горечью Рафиза, — и Чернуху я убила, дура старая. Хоть Лелька со мной, две старухи только и остались», — и закричала:
— Лелька! Лелька!
Но никто не отозвался, не прибежал, виляя хвостом, не ткнулся холодным мокрым носом в ладони. Только куры глухо кудахтали, отгоняя друг друга от корыта с зерном. Рафиза подождала еще несколько секунд, а потом медленно отодвинула миску с молоком подальше от двери и вернулась в дом.
Умывшись холодной водой, она помолилась, сделала себе наскоро яичницу и присела на кухне, чтобы позавтракать. Солнце уже светило вовсю, поэтому Рафиза торопилась. По ее мнению, Марат должен был искать потерянную ярку в горах, в это время года трава в степи становилась сухой и жухлой, а в горах оставалась по-прежнему сочной, поэтому скот пасли в предгорьях. Перекусив и одевшись, Рафиза вышла, заперла дом и пошла в ту сторону, где небо подпирали далекие синие силуэты. Рафиза не часто бывала в горах. Она выросла не здесь, а ближе к центру страны, где на многие километры вокруг простиралась только степь, плоская, ровная, то зеленая от свежей травы, то красная от тюльпанов и маков, а то сияющая и белоснежная, аж до рези в глазах. А гор Рафиза побаивалась, уж слишком массивными и тяжелыми были они. Горы окружали ее и будто сжимались, грозя раздавить бездумно, безжалостно. Поэтому и сейчас высоко на склон Рафиза не пошла. Она прогулялась до моста через реку, крикнула несколько раз «Мара-а-ат! Ау!», сама не очень-то веря, что Марат может ее услышать, и поспешила вернуться вниз. По дороге ей встретились знакомые мальчишки-чабаны на низкорослых тонконогих лошадках. Рафиза расспросила их о Марате, мальчишки ничего не знали, но обещали проехаться по горам и Марата обязательно найти.
В глубине души Рафиза не верила, что Марат так просто отыщется. Внутри нее жутковато гудел холодный ветер и сердце стучало неровно, а так было всегда, когда кто-то из близких попадал в неприятности. Поэтому, спустившись с гор, Рафиза сразу пошла к участковому Серику.
Нельзя сказать, чтобы у них с Сериком были хорошие отношения. Года два назад со двора Марата и Рафизы увели молодого пса — алабая. Хороший, крепкий был щенок, Марат специально и долго выбирал его, искал у чабанов, да и заплатил немало. Поэтому было из-за чего расстраиваться. То, что алабая именно украли, — сомнений не вызывало. Марат с Рафизой как раз ходили в гости, отмечали рождение племянника, а вернувшись, увидели, что калитка во двор открыта, замок на клетке алабая сломан, а внутри — пусто. Побежали сразу к Серику, тот посадил их писать заявление, обещал помочь. Но прошли дни и недели, новостей не было, и про алабая постепенно забыли бы, если б не дошел до Рафизы слух, что воров Серик нашел, только те сунули ему десятку, да на том и разошлись. Серик, конечно, все отрицал, но глазки бегали. Да и уж больно правдоподобно звучала история. Не поверила ему Рафиза тогда и сейчас не обратилась бы, да не знала к кому еще идти.
Серик сидел у себя в кабинете и пил чай из расписной в огурцах пиалы.
— Салам алейкум, Рафиза-апай! — воскликнул он, но с кресла не поднялся. Настроение у него явно было благодушное. — Какими судьбами ко мне? Не случилось ли чего?
— Случилось, Серик, — сказала Рафиза, — муж у меня пропал. Вчера ушел овцу искать, и нет его до сих пор.
— Ай-яй-яй! — закачал сочувственно головой Серик. — Вы садитесь, Рафиза-апай. Чай будете?
— Серик, волнуюсь я, — сказала Рафиза, продолжая стоять, — сердце у меня не на месте. Никогда Марат так надолго не исчезал. Если можешь помочь — помоги. Если нужно бумагу какую написать, заявление, там, на розыск, то я напишу.
— А куда ты торопишься, Рафиза? — Серик отставил пустую пиалу в сторону. — У нас торопиться правила нет. Кодекс видишь? Закон знаешь? Три дня подождем, а уж если не объявится Марат, то подадим в розыск. Может, он забухал у тебя? Может, к любовнице ушел, хе-хе?
— Ты чего говоришь такое? — тихо сказала Рафиза. — Не знаешь, что ли, Марата? Случилось что-то, чую я. Не хочешь помогать, так и говори.
— Да хочу я, хочу, но не могу, права не имею, — развел руками Серик. — Вчера, говоришь, ушел? Вот послезавтра и приходи, заявление пиши, и чего-нибудь придумаем.
— Ай, бессовестный ты! — с досадой воскликнула Рафиза. — Когда тебе нужно, ты кодексы свои и не вспоминаешь даже, а как задницей шевелить требуется, так сразу законом трясти начинаешь. Сидишь тут, штаны протираешь. Ты на себя посмотри, какой карын отъел! Что, жир растрясти боишься?
— Э-э! — прикрикнул сердито Серик. — Ты за языком следи!
— Чтоб у тебя геморрой вылез! — в сердцах сказала Рафиза и вышла прочь.
Лелька бежала до самого утра, а когда рассвело, она забралась под высокую разлапистую ель, нашла там удобную сухую, выстланную хвоей и мхом ямку между выпуклых узловатых корней, и уснула. Но спала Лелька недолго и беспокойно. Что-то по-прежнему настойчиво гнало ее вперед. Проснувшись, она спустилась к реке, жадно напилась воды и побежала вверх, в горы, держась русла. Горный воздух и речная вода придали ей сил, в ней проснулось любопытство — Лелька то и дело останавливалась, обнюхивая кусты, втягивая мокрым носом непривычные запахи, выскакивала на берег, наблюдая, как вспыхивают в воде красными плавниками маленькие османчики, пыталась схватить пастью пролетающих мимо крупных блестящих жуков. Лельке казалось, что она спала слишком долго и позабыла, как весело и удивительно устроен мир. Так, гоняясь за мышами и чихая от душистого аромата горных трав, она выскочила на полянку и увидела Марата.
Марат лежал на спине. Лицо его было расцарапано, а левая рука до самого плеча придавлена верхушкой упавшей сосны. Лелька очень обрадовалась, увидев хозяина, и подбежав к нему, лизнула прямо в рот. Марат открыл глаза и с недоумением уставился на собаку:
— Лелька? Лелька! Ты что здесь делаешь? Как ты меня нашла?
Лелька только виляла хвостом и преданно глядела на Марата. Если до этого она не осознавала цели своего неожиданного путешествия, то теперь такая цель была обретена, и Лельку переполняло счастье от выполненного предназначения.
— Лелька, ты моя хорошая, — обрадованно зашептал Марат, — иди-ка сюда.
Лелька подошла еще ближе. Одной рукой Марат снял с шеи свой тумар и надел его на собаку. Цепочка была для собаки великовата, и Марат подтянул ее, просунув под ошейником и неловко завязав в узел.
— Все, Лелька, теперь беги-ка ты домой. Только дорогу сюда запомни. Рафиза мой тумар у тебя увидит и все поймет. А ты смотри, дорогу не забудь, приведи ее сюда, поняла? Все, беги! Домой! Домой!
Но Лелька уходить не хотела. Команду она понимала, но также понимала, что проделала такой долгий путь не зря, вот и хозяина нашла! Что же ей теперь опять домой возвращаться? Ну уж нет! И Лелька, не зная, как же поступить, заскулила тихонько, словно заранее прося прощения.
— Беги! — хрипло закричал Марат и замахал рукой на Лельку. — Пошла домой! Кому сказал, кет! Кет!
Лелька отскочила опасливо в сторону и заскулила громче. Нет, бросать хозяина одного здесь она не собиралась. Но и тяжелую руку Марата Лелька тоже знала. Отойдя на несколько шагов, она настороженно улеглась на землю, положила голову на передние лапы, но глаз не закрывала, а искоса все время поглядывала на Марата.
— Вот дура! — с досадой воскликнул Марат и снова попытался вытянуть руку из-под дерева, но бесполезно. Рука застряла крепко. Марат вздохнул и закрыл глаза.