Потом пацан посмотрел на меня. Не сквозь меня, как он всех созерцал, а в глаза заглянул. И лицо у него вдруг стало такое, будто знал он меня, да только имя позабыл. И срочно вспомнить надо. А то ведь я развернуться могу и уйти. Потому как не он мне нужен, а я ему. И нужен очень.
Такая вот фигня мне почудилась, пока мы глядели друг на друга. С расстояния в полдвора.
Потом я вспомнил про Меченого и отвернулся.
Он как раз упал и катился к ногам юркого. Табуретка и чего-то еще летели к открытым воротам. А в них бледный пацан. Стоит с задумчиво-обалделым видом.
Первый снаряд он взял, похоже, на автомате. Работа у пацана такая – босса защищать. Вот он и защитил. Махнул рукой и оружие юркого справа от ворот впечаталось. А не слева, куда направлялось. Но о себе пацан забыл. Глянул на меня, и от второго снаряда уклоняться не стал. Вот табуретка ему в плечо и въехала. Звук получился такой, словно дерево с деревом столкнулось.
Меня сквозняком на средину вынесло. Не заметил, как и выбрался из-за стола. Меченый юркого завалил и шею ему пометил. Мечом. Убил, типа. Мелкая царапина. Такие через полчаса заживают, если ничего не делать.
Амбал стал и не двигается. Как замороженный. Ну, Меченый прыгнул к нему и кулаком! Зря это он, пожалел бы кулак. На такого с кувалдой выходить надо. Амбал уклоняться не стал. Принял удар и не пикнул. А потом грохнулся так, что кружки на столах подпрыгнули.
И только тут до меня дошло, какая тишина на аукционе. До Меченого тоже, похоже, дошло. Или он почуял чего-то за спиной. И стал оборачиваться. А заметил пацана у ворот и остановился. Так и замер, недоповернутым. Кажется, и дышать перестал. А лицо у него еще бледнее, чем у светлоглазого сделалось.
Долго это рассказывать, еще дольше записывать, а произошло все быстро. В пять секунд, наверно, уложилось. Тот, в желто-красном, еще и за кружку не заплатил, а меня уже несло к воротам. И боль пацана я чувствовал так, словно это мне плечо выбили, не ему. Возле Меченого я тормознул. Морда у него была такая, что мертвые живее выглядят. А глаза… никакие они стали. Ни мысли, ни желания, ни жизни. Не мог я пройти мимо него такого. Взял за плечо, тряхнул.
– Забирай свою стуму. Ты победил. Слышишь?
Он мотнул головой, а с места не сдвинулся. Пришлось развернуть и толкнуть в спину. Пошел. Но как не на своих. Не знаю, может, погладили его по кумполу, пока я на бледного пацана пялился.
Только подумал о пацане, и опять на меня боль накатила.
Ну, люблю я свою работу, и делать ее умею со знаком совести, и бабки за нее получал не слабые. Но никогда меня не тянуло к больному, как нарика к косяку. А тут мчался, прям, на крыльях. И мысль колотилась: Не пустят – повбываю. Всех!
Оказалось, всех не надо. Только одного. Вернее, одну. Напарницу пацана. Его сестру-двойняшку. Похожи они – не сразу и отличишь. Словно Бог мужика начал лепить, а в последний момент бабу решил сделать, вот и внес в исходную модель пару изменений. Неплохо получилось. Красиво. Может быть. Но это для тех, кому бабу госпожой нравится называть. И чтоб она в коже да с плеткой была. Эта как раз из тех, с плеткой. В кружавчиках-пеньюарчиках я ее не представляю.
А еще у меня, прям, пальцы зудели прощупать руку пацана. Ну, не гнутся так суставы у нормального человека. И мышцы такую нагрузку выдерживать не могут. Изучал я в свое время анатомию. И не по диагонали, как некоторые, а в полном объеме. И со всем прилежанием. И анатомичку десятой дорогой не обходил. Сколько я там трупов покромсал – не сосчитать! Так что соображаю, что к чему. А тут вот смотрю и глазам своим не верю. Не может, не должно, а есть. Глаза видят, а мозги принять отказываются. Мол, галюны все это, обман здрения, руками щупать надо!
Такую вот истерику устроили мои мозги, будь они неладны!
Руками, говорите? Ладно, дойду, пощупаю. А если мне голову потом оторвут, вам же хуже. Мозгам, в смысле.
Не оторвали.
Не знаю, как я убедил сестренку пацана. И чего бы делать стал, если б остановить меня захотела. Но сказал: Я врач! Ему нужна помощь! и прошел сквозь нее. Ну, почти сквозь. В последний момент «сестренка» отступила. Пацан чего-то буркнул. То ли согласился со мной, то ли еще чего. И на табуретку сел. Та рядом валялась. На боку. А он только ногой шевельнул, и она сразу на ножки стала. Садись, мол, дорогой, устраивайся поудобнее. Вот он и сел. Спиной к стене. Аккурат под оружием юркого. Только теперь я рассмотрел его. Оружие. Пальцы одним делом заняты, глаза – другим. Так даже лучше получается. У меня, по крайней мере.
В каменной стене торчал шар. С мой кулак величиной. Шипы еще у него были, и ручка. А вот к ручке уже крепился ремень. С проволокой вместе он сплетен, вот и блестел как цепь. Короче, оружие многопланового действия. Можно, по близкой цели постучать, а можно и в полет отправить. И угадай, Леха, с трех раз, как будет тому, кто не пригнулся.
Кость легко стала на место. Словно не впервой выходит из суставной сумки. Не знаю, как можно было выбить такой сустав. В смысле, только выбить. Удар же был такой, что раскрошиться кость могла. Похоже, тут не только мебель делают с офигенным запасом прочности, но и людей такими же клепают. Некоторых.
Пока я вправлял плечо, пацан, кажется, и не дышал. Будто прислушивался к чему-то. Девка рядом стояла. Спокойно, как неживая.
Тогда я еще не знал, что хороший телохранитель так целый день простоять может. И минут через пять его замечать перестанут. А через десять – посчитают за предмет обстановки. Так это хороший. А высококлассный уже через пару минут становится незаметным. И никаких колдовских штучек, типа, невидимости или отвода глаз. Только психология и мастерство.
Все это мне Ранул ближе к ночи рассказал. И в другой обстановке. А во дворе я сделал свое дело, посоветовал пацану беречься, и ушел с аукциона. Надоело это действо. Да и пялились на меня все так, словно я вторую голову себе отрастил. Не люблю такое внимание. Вроде как, мишень на спине навесили и не знаешь, сколько снайперов ее видят. Да и ужинать давно пора. После работы меня всегда на жор пробивает.
28
Стучат, откройте дверь? Ага, как же. К тому, кто это придумал, стучали раз в год, да и то в высокосный. А тут всем открывать, здоровья не хватит. И неизвестно еще, кто там, за дверью. Не в сказке живем, понятное дело. Это там мир становится лучше с каждым днем. Не скажу, что меня очень уж тянет в ту сказку. Нас и здесь неплохо кормят, – как говорил толстый кот одному блудному попугаю.
К чему весь этот базар? К тому, что незваные гости не всегда в кайф. Тем более, когда хозяин жрать хочет. А ньюлт с моей жратвой где-то запропастился. Знал бы я, что так долго ждать придется, поел бы внизу. Но очень уж пялился на меня один бледный пацан своими белыми глазами. А такое повышенное внимание я только от женщин терплю. Приятной, как говорится, наружности. Я ведь не Витька. Это для него каждый незнакомец, типа, новой жратвы. И в жизни надо попробовать все, хоть один раз – это не мой девиз. Обойдусь. Мне достоверно о группе сексменьшинств писать не надо.
Короче, пока бледный со своей двойняшкой болтал, я наверх поднялся. Выпить и закусить в номере не возбраняется. Особенно, мне.
Опять стучат. Это не разносчик разносолов. Он по-другому в дверь барабанит. Ладно, постучат и на фиг свалят. Я ужин на одного заказал.
Марла сняла двух мужиков и ушла. Еще аукцион не закончился, а они уже смылись.
Всегда думал, что трудно быть верным одной бабе, когда вокруг столько других. Наоборот, оказывается, это тоже работает. Равноправие, твою мать! Обидно выяснять, что не такой уж ты великий и могучий, раз твоя баба не с тобой. И не настолько умный. Вон сколько девок внизу было! Пригласил бы одну на ужин, и всех делов. Так нет же, приперся к холодной постели, идиот. Хотя, насчет холодной, это я загнул. Сейчас только в погребе не жарко. Лето, однако.
В дверь опять стучат. Не ньюлт, но я пошел открывать. Не поем, так поругаюсь. За каким хреном голодного человека достают?!
Открыл. На распашку. И за косяк схватился.
За дверью оказалась девка, у которой грудные и ягодичные мышцы одного размера – девятого. А между ними талия – обалдеть! Не девка, а прям мисс совершенство – сто шестьдесят, девяносто, сто шестьдесят. И при таких габаритах ростом почти с меня. А из одежды – тесемки с чешуей и плащ. Зеленый. В руке. Совсем недавно я такой же видел у Меченого.
– Чего тебе?
Девка опускает голову и дергает плечом. От этого движения тесемки едва не лопаются под напором девятого вала. Чешуйки шуршат и переливаются. Короче, будь на моем месте Рубенс, тут же бросился б… к холсту. Малевать. У меня совсем другое желание возникло.
– Миной, меня прислали к тебе.
За этим маловразумительным ответом последовал глубокий вздох. И опять движение-колыхание упругой плоти, шорох-блеск чешуек и… звон. Но звон у меня в ушах. Да еще внезапно пересохшее горло. Тоже у меня.
– Зачем? – сумел прокаркать я.
А вот отойти от двери и взять на столе кувшин, такое уже не по силам.
– Мне приказали служить тебе.
– Чего?!
Честно говоря, я не поверил. Слишком уж быстро моя невысказанная мечта сбылась. Неужто Меченый умеет читать мысли? Типа, попользовался сам – поделись с другом. Может, и думал я это на аукционе, но не озвучивал, точно. И не такие уж мы друзья, чтоб он через десять минут отдал мне свою бабу. Чего можно успеть за это время? Люди все-таки не кролики. Да и не гнал его никто в шею. Я и до завтра потерпеть могу. Мог. Вот дернет девка еще плечом, и я тут же у двери оприходую этот девятый вал.
Плечом она дергать не стала, только насчет службы повторила. Спокойно так сказала, будто сотни раз приходилось говорить.
И зачем я спросил, скольким она послужить успела. В кого такой любопытный уродился?
– Ты первый, миной. Ни один муж еще не познал меня.
Блин, а Меченый чего ушами хлопает. Или так устал после драки? Одноко мало верится. Не выглядел он очень помятым. А такую бабу только мертвый не захочет. Хоть и не баба она, оказывается.