Он протянул мне пакет, я взял его и протянул ему деньги и «сникерс». Он спросил:
– Это что?
– Оплата.
– Не надо никакой оплаты, – сказал он и засмеялся. – Эти вещи теперь твои, и деньги оставь себе.
– Возьмите «сникерс», пусть ваши дети покушают.
– У меня нет детей, – сказал он. – Покушайте сами.
– А почему у вас нет детей? А у вашей жены?
– Ни у кого нет. Так получилось, у некоторых бывают, у некоторых нет.
– А, вы не можете их родить! – догадался я.
– Ты слишком маленький, чтобы знать такие вещи.
– У нашей классной руководительницы тоже нет детей. Однажды я ждал в коридоре маму и услышал, как в учительской Магомед Юсупович, это наш физрук, и Махмуд Абидович, это наш учитель по труду, обсуждали, что у нашей учительницы не может быть детей, и говорили всякие нехорошие вещи про нее. Но они всегда про всех женщин говорят всякие грязности. Мы уже привыкли. У вас тоже не может быть детей из-за жены?
– Нет, нет. Это, скорее, из-за меня. Мне уже давно сказали, что у меня не будет детей. Но это ничего, в целом у нас все очень хорошо. Мы очень счастливы.
– Вам срочно нужны дети! А вы что, совсем не хотите детей?
– Ну…
– А как вы будете ходить во всякие крутые места? Например, на аттракционы или смотреть мультики в кино? Или ходить на школьные собрания? У вас же нет детей. А с кем тогда кушать мороженое в парке?
– Мы что-нибудь придумаем, – сказал он и улыбнулся, но у него вообще не было улыбки на лице.
– А возьмите таких, как я. Не меня, конечно, у меня уже есть типа мама. Возьмите другого. Тех, у кого нет родителей, очень много, и им тоже не с кем ходить в кино. Иногда, конечно, мы бываем злые, но иногда хорошие тоже. Вот я хороший. Типа мама меня всегда хвалит, хоть она и не настоящая моя мама, и брат у меня не настоящий, но он тоже крутой. Он сорок раз подтягивается. Возьмите себе кого-нибудь или, еще лучше, двух или трех!
– Хорошо, – сказал он и теперь уже чуть-чуть посмеялся по-настоящему. – Может, кого-нибудь и возьмем. Чтобы было с кем ходить в кино на мультики.
– Ага. Когда возьмете, дайте от нас, – я опять протянул ему «сникерс», и на этот раз он взял. – И скажите: «От Суперкрутой команды». Это моя команда, мы так себя называем. Я в команде главный.
– Хорошо. Удачи тебе в поисках папы, «крутой и злой воЕн».
– Спасибо, и вам тоже с поисками детей.
Переговоры закончились, и я пошел обратно к команде.
– Вы сделали обмен? – сразу спросил Расул.
– Ага. Вот это было круто! Он мне говорит что-то про сейф, а я ломаю палку! А он такой говорит: «Ты такой крутой! Вот твой пакет». А я ему: «Вот твои деньги». Но он не взял деньги. Зато взял «сникерс», и у нас получился обмен. А еще у него нет детей, но я ему сказал, чтобы он взял себе других, а он сказал: «Хорошо». И вот, – я показал пакет.
– А что там?
– Старые фотки, – сказал я и сел на свое место.
Открыл пакет. Там было штук десять фотографий, и мы начали их изучать. Это были семейные фотки, всякие разные незнакомые мне люди и мама. Она была моложе, и у нее был другой цвет волос, поэтому я не сразу ее узнал. Рядом с ней на некоторых фотках стоял мужик, и мы все подумали, что это мой папа. Мы передали все фотки по кругу, потом переглянулись. Я спросил:
– А дальше что?
– Будем искать знакомых людей, – сказала Амина, и мы опять пустили по кругу фотки и пожали плечами. Знакомых не было.
– Дальше что? – спросил я.
– Будем искать знакомые места, – сказала Румина, и мы еще раз пустили по кругу фотки и опять пожали плечами. – Я покажу их маме, и ты покажи своей. – Румина начала фотографировать на телефон фотки.
– Я не могу показать своей.
– Почему?
– Она узнает маму, а потом спросит, откуда у меня эти фотки, а потом вспомнит, что я нашел твоего папу, и поймет, что теперь я ищу своего папу, и потом подумает, что я хочу уйти к папе, а я не хочу никуда уходить и вообще не хочу ни с кем быть. Я куплю себе дом и буду жить один, без новой мамы, которая всегда врет, и без старого папы, который даже не хочет узнать, как у меня дела, и который даже никогда меня не видел. А может, он, как твой папа, уже мертвый.
После этих слов я отошел, потому что подул дурацкий ветер, и мне в глаза что-то попало, и глаза стали мокрые. Всегда, когда я вспоминаю что-нибудь, дует дурацкий ветер.
– А это что? – спросила Амина и показала одну из семейных фоток. На фотографии были родители и еще несколько человек, а на обратной стороне записан адрес и год.
«У родителей. Батырая 192, 1 января, 2010»
– Это какой-то адрес.
– Едем туда! – сказал сразу я.
– У нас уже время, – сказала Румина. – Мне надо домой.
– Мне тоже, – сказал Расул.
– Давай завтра, – сказала Амина.
– Ну ладно, – согласился я, хоть мне совсем не хотелось соглашаться.
Так мы и разошлись, но я не успел дойти до дома, как понял, что я опять получил шанс его найти. Еще один адрес. А может, он сейчас там? А может, там живут люди, которые знают, где он живет. Я не мог ждать до завтра. Поэтому я опять сел в маршрутку и поехал по адресу, записанному на обратной стороне фотографии. Очередная маршрутка и очередной разговор водителя с пассажиром. На этот раз водитель был молодой, поэтому я не удивился, когда он сказал:
– Ну чё, когда там следующий бой Хабиба с этим… ну как его… ушастиком, жиесть.
– Фергюсоном?
– Да, Фергюсанам этим, – ответил он.
Я подумал, что этот водитель совсем не знает русский язык, но Крутой Али объяснил:
– Мощный акцент.
Крутой Али разбирается во всех акцентах.
– Честно говоря, не знаю, я особо не интересуюсь.
– Ва, как это?
– Ну, у меня последний год, дипломная, надо чуть на учебу надавить.
– Оставь, да, эти разговоры. Ты в Дагестане живешь и даже не болеешь за Хабу, что ли?
– Я болею и за Хабиба, и за Садулаева, и за Федора Емельяненко, но я не слежу за ними. Когда будет бой, тогда, может, посмотрю в прямом эфире, а может, в повторе. Интересно, кто выиграет, но мне не до этого сейчас.
– Вот ты, в натуре. Так-то красава, учись, жиесть, братишка, чтобы, как я, не закончить, – сказал водитель и засмеялся. Зубов у него было меньше, чем у меня попыток начать утром бегать (а я пытался шесть раз).
Они чуть-чуть помолчали, потом водитель сказал:
– Ну Емельяненко, конечно, *ругательство* не нужен. Черт *ругательство*.
– Почему?
– Русак он *ругательство*, чё еще? Бухает, наверно, без остановки.
– А это что? – пассажир указал на сигареты водителя.
– Чё?
– Сигареты.
– И чё?
– Он бухает, вы курите.
– Я и бухаю, и делаю чё по кайфу мне. И то *ругательство* его у него же во дворе, – сказал водитель и плюнул через окно.
Пассажир отвернулся и замолчал. Водитель что-то пробурчал себе под нос, а потом посмотрел на пассажира и сказал:
– И чё тебе не нравится?
Пассажир ничего не ответил.
– Эй. Эй!
– Останови, где удобно, – сказал пассажир.
Водитель остановил, и пассажир вышел, а водитель ему вслед сказал нехорошее слово, которое означает «трус».
– Крутой Али?
– Чё?
– Этот водитель тоже крутой и злой воин?
– Только на словах. Он балабол.
– А это кто?
– Это тот, который говорит вещи, которые никогда не сделает. Воздух гоняет. Эти слова мы будем учить завтра. Таких, как он, среди воинов бывает куча. Которые говорят крутости, а сделать ничего не могут. Только они не настоящие воины. Хочешь сделать крутую вещь?
– Ага.
– Когда остановишь маршрутку, скажи ему слово, которое мы учили, и убегай.
Я остановил маршрутку, обозвал водителя оленем и убежал.
– Крутой Али, это было круто! Офигенски круто! Суперофигенски круто! Почему мне так понравилось?
– Я подумал о твоих словах вчера. Ты хочешь воевать со злыми воинами. Если не хочешь воевать с хорошими, то пофиг. Мне главное, чтобы ты был крутым воином, а пока можно потренироваться на злых маршрутчиках.
– Крутой Али?
– Чё?
– Ты мой самый лучший друг и учитель.
Мы дошли до частного дома, который был на фотографии. Точнее, мы дошли до синих ворот, но на них был обозначен точно наш адрес. Ворота были открыты, и я заглянул внутрь. Это была узкая дорожка вглубь двора. Сверху была крыша из труб и винограда, который уже высох. Увидел двух кошек. Одна пробежала по крыше, другая просто сидела на подоконнике. Когда узкий двор закончился, появился широкий двор и двухэтажный старый дом. Я оглянулся по сторонам и сказал: «Здрасте!» Никто не ответил. Потом я собирался постучаться в дверь на первом этаже, но открылась дверь на втором, и оттуда вышел мужик.
– Да, я понял. Доставим, вообще не вопрос. В понедельник мне надо в Грозный. Лучше предложи кому-нибудь другому. Понял, хорошо, на связи, – сказал он в телефон и, положив телефон в карман, начал завязывать шнурки. Я повторил:
– Здрасте.
Мужик встал, развернулся и посмотрел на меня. Это был мой папа. Или почти папа, но он был очень на него похож. На того, кто на фотографии рядом с мамой.
– Здрасте? – то ли сказал, то ли спросил он в ответ.
– Умарасхаб? – спросил я.
– Нет, а ты кто? – спросил он и растерялся. По его растерянному лицу я точно понял, что это мой папа.
– Вы Умарасхаб.
– Так-с, пацан, давай еще раз. У тебя имя есть?
– Артур, а вы мой папа Умарасхаб, я узнал вас по фото! Это точно вы, почему вы врете? – спросил я, и мне сейчас очень хотелось заплакать, чтобы ему стало жалко и чтобы он признал, что он мой папа. Я размахивал фотографией. Он подошел и протянул свою руку. Я отдал фотку.
– Значит, это ты… Сын Мадины?
– Да, это я! – сказал я ему настолько уверенно, насколько мог, хоть мне и очень хотелось плакать.
– А вот я, – сказал он и ткнул пальцем в человека на фотографии, но он ткнул не в папу, а в молодого парня, стоявшего с краю, тоже похожего на папу. – Я твой дядя Джамбулат.