– Понятно, хорошо. Как прошла неделя? Случилось что-нибудь интересное?
– Не-а.
– А может, у тебя появились какие-нибудь идеи, как добавить в твою жизнь красок?
– У меня и так есть краски. Хотя черный цвет заканчивается.
– Я говорю про идеи, которые сделают тебя счастливее. Мы договаривались, что ты составишь список вещей, которые сделали бы твою жизнь еще более крутой и интересной. Ты сделал список?
– Не-а.
– Ведешь дневник, который я тебе дала?
– Не-а… – «Дневник воина» не в счет. Ее дурацкий дневник я выкинул, когда вышел из кабинета.
– Хорошо, тогда поговорим о драке, – сказала она и сменила позу. Я удивился, откуда она об этом знает, а она, как будто прочитав мои мысли, ответила, как моя типа мама: – У меня везде ушки.
– Психологическая атака, я тебя предупреждал, – сказал Крутой Али.
– Я не хочу говорить о драке.
– Странно, обычно мальчики любят говорить про свои драки.
– Смотри, опять пытается. Будь внимательным! – сказал Крутой Али уже громко и пристально стал следить за ее лицом и жестами.
– Я не люблю.
– Знаешь, это ничего, что ты не хочешь обсуждать неудачную драку. Так бывает, главное, чтобы ты помнил, что насилием ничего не решить. Я поговорю с ребятами, чтобы они перестали тебя доставать.
– Я не проиграл.
– Я не так выразилась. Извини, если я тебя как-то оскорбила.
– Я вообще не проиграл! Вы что, совсем, что ли? Настоящие мужики все проблемы решают драками! Я вообще прихожу в школу, чтобы драться, и их было десять человек! А еще – двадцать минут прошло! До свидания.
Я вышел из кабинета. Крутой Али сказал, чтобы я хлопнул дверью, и я хлопнул. Тупая женщина, тупая школа. Я забрал свою куртку и пошел в сторону выхода, так как на улице меня дожидалась Амина. Крутой Али всегда дает крутые советы. Хорошо, что я взял с собой платок.
Я выглянул из окна коридора на втором этаже. Амина стояла прямо под ним, и мы встретились взглядами. Я помахал ей, она помахала мне, а затем произошло кое-что плохое. Так делают только трусы. Меня схватили сзади Гасан и два других одноклассника.
– Ты чё тут говоришь, что ты выиграл? – спросил Гасан. – Ты хочешь опять махаться, что ли, дурак? Я тебя сейчас (тут он сказал плохое слово), понял?
Они потащили меня в туалет для девочек и заставили наступить в унитаз ногой, а в другие два унитаза выбросили шапку и пенал. Они думали, что они крутые и злые, поэтому могут делать такие вещи со мной, а еще с Расулом и мальчиком в больших очках из 2 «Д» класса. Они не знают, каким злым буду я, как я буду их мучить. Они засунули мою ногу в унитаз, а я засуну их головой. Они обзывали меня нехорошими словами, а я буду писать фломастером на их лицах эти слова. Они порвали мой капюшон, а я порву на них всю одежду и заставлю ходить голыми по школе. Они толкнули меня об стенку, а я их изобью. Они просто плохие, а я буду очень злой.
Я подождал, пока высохнут вещи, а потом подождал еще чуть-чуть, пока Амина не ушла, и потом пошел домой. Я шел молча, потому что мне было стыдно перед Крутым Али. Он мой учитель и лучший друг, а я его подвел. Он молча избивал всех мальчиков, пока мы шли, и ничего мне не сказал.
Когда я пришел домой, сразу бросил шапку, штаны и носок в стиральную машинку, а сам пошел в свою комнату. Крутой Али не разрешает мне плакать просто так. У нас есть список вещей, из-за которых мне можно плакать. Например, из-за грустных мультиков или когда в фильмах убивают героев, когда мне ставят четверки, если я ответил хорошо, когда учитель по физре кричит на меня (это было один раз), когда я обо что-нибудь ударяюсь, когда я вспоминаю про маму, когда меня называют нехорошим словом, когда разрисовывают мои вещи, когда на меня нападают больше трех человек. Сегодня на меня напали три человека, не хватает одного, поэтому я не собирался плакать, но они говорили нехорошие вещи и порвали капюшон. Я спросил у Крутого Али, он разрешил чуть-чуть поплакать. Вообще чуть-чуть, даже неслышно, – и он разрешил.
Типа мама и типа брат в этот день пришли вместе. Я открыл им дверь и сразу ушел в свою комнату придумывать вещи, из-за которых я не люблю школу.
– Артурчик, – позвала меня типа мама через пару минут.
Я был к этому готов и придумал план. Я выглянул из комнаты. Она стояла в коридоре, держа в руках мои вещи, готовые к стирке.
– А что твои вещи делают в стиральной машине? Они испачкались?
– Да, я случайно наступил в лужу, – ответил я, следуя блестящему плану.
– А шапка? – спросила она. Шапку я спрятал внутрь штанины. Следуя моему плану, шапку она не должна была найти, но план не последовал моему плану. Я не ответил на ее вопрос. – А еще пенал лежит в раковине. Он испачкался?
Про пенал я забыл, что собирался помыть его мылом.
Правило воина № 30 звучит так: «Если раскрыли твой секрет, скажи все как есть, как настоящий воин». Я закрылся в комнате.
– Артур, – прозвучал голос типа брата за дверью, – кто тебя обидел? Это опять Камиль или кто-то из школы? Как его там, Гасан? Смотри, братишка, как мы сделаем: ты мне просто напиши список этих пацанов, я пойду в школу и разберусь с ними. Хорошо? Я не буду их бить, но поговорю с ними, и они будут бегать от тебя по всей школе.
Я не ответил.
– Артур, эй, мужик, тут нет ничего. Не плачь, – сказал он. – Не надо из-за этого плакать. Меня тоже в школе били, потом я пошел на дзюдо и настучал каждому из них. Они все тру́сы. Перестань плакать, братан.
Я опять не ответил.
– Ахмед, ничего. Я поговорю с ним, – сказала типа мама и открыла дверь.
Я сидел на полу. Когда я злой и серьезный, то сажусь на пол, потому что настоящие воины не спят и не отдыхают в постели. Они сидят на камнях или на траве. У меня дома нет камней и травы тоже. Но я сижу на старых деталях лего. Они тоже острые.
– Артуренок, можно я сяду рядом? – спросила она. Я не ответил, но она все равно села. – Даже если ты не скажешь, кто это был, я пойду в школу и разберусь.
– Ты ничего не знаешь вообще, – ответил я, следуя совету своего сенсея: «Если не знаешь, что ответить, говори вещи, которые могут обидеть твоего врага».
– Вот завтра пойду в школу и узнаю.
– Это даже не школа, – сказал я, следуя другому совету своего сенсея: «Если врешь, то ври очень уверенно».
– А вот и школа. На твоем рюкзаке написано кое-что плохое жирным красным маркером. У тебя таких нет, значит, это, скорее всего, кто-то, у кого был такой маркер, и завтра, скорее всего, он принесет его с собой. А еще слово, которое он написал, это… нехорошее обзывание. Я знаю, что только в школе тебе такое иногда говорят. Из-за того, что ты ходишь к психологу.
– Она тоже тупая. Все в школе тупые, кроме моих друзей и учительницы природоведения и изо.
– О, я тоже так думала, – улыбнулась типа мама. – А мне, конечно, нравилась музыка. Рисую я как будто ногами, а вот пела я… Эх, меня надо было на «Минуту славы». В белом платье со звездочками, которое подарил папа.
– Фу.
– Фуфукай сколько хочешь, а платье было… Какое знаешь крутое слово?
– Ядерное, – буркнул я.
Крутой Али обрадовался тому, что я внимательно слушаю все его уроки.
– Ядерное платье. Да, пожалуй, оно было ядерным. Все девочки точно завидовали. Как все мальчики у вас завидуют твоим мозгам.
– Никто не завидует.
– Завидуют все. Все, кроме Расула. Ты говорил, что вы договорились, что он самый умный, потом ты.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю, потому что ты мне это сказал. Зашел домой, сказал это и сразу ушел к себе. Кто, кроме мамы, должен помнить такие вещи? – сказала она и обняла меня.
– Ты мне не мама, – ответил я. Я не хотел это говорить, но она должна знать, чтобы не приходилось обманываться всю жизнь.
Она немного помолчала, потом сказала:
– Ну и пусть. Я буду почти как мама. Мне без разницы, главное, что ты храпишь в соседней комнате ночью, а утром ешь мою дурацкую яичницу. И поскольку я почти как мама, то должна буду пойти в школу и разобраться с тем, что произошло сегодня. Даже если ты обидишься, зайчик. Я не могу это так оставить.
Я ничего не ответил. Она встала с пола и пошла к двери.
– Это мужские разборки. Ты не должна туда идти, – сказал я, потому что у меня появился хороший план остановить ее. – Такие вещи решают папы.
– У нас нет папы, – ответила она грустно.
– Если папы нет, то никто не должен идти, – сказал я.
Это был отличный план, который должен был оставить ее без решения. Я ждал, что она что-нибудь ответит, потому что у нее тоже всегда на все бывает ответ, но она ничего не ответила. Просто вышла из комнаты.
У нас дома дурацкие тонкие стены. Слышно, когда соседи ругаются, а еще слышно, когда соседи плачут. Двери у нас дома тоже тонкие. Поэтому я услышал, как типа мама плакала. Девушкам можно плакать, мужикам нельзя. Это серьезное и очень важное правило. Правило воина № 3. Поэтому я не плачу. А Крутой Али вообще, как родился, никогда не плакал, он даже не знает, что такое грусть. Он так и сказал однажды: «Грусть – чё такое?»
Одна из серьезных проблем общения с типа родителями – это обращение к ним. Я не могу говорить типа маме: «Типа мама, привет». А еще не могу ей говорить: «Джамиля, привет». А еще не могу говорить: «Эй, привет». Вот и получается, что я не могу к ней обращаться. Приходится всегда просто начинать разговор, но она все слышит и говорит, что у нее ушки, как у кошки, которая всегда слышит мяуканье своих котят. Я не котенок, я вообще тигар. На улице все на всех говорят «тигар», но Крутой Али сказал однажды: «В джунглях бывает только один тигар. Ты – тигар» (я знаю, что пишется «тигр», но все крутые пишут и говорят «тигар»).
Я стоял у двери типа мамы несколько минут и думал, как к ней обратиться. Я не люблю, когда говорят про мою маму или про папу. Нельзя говорить про чужих родственников, которых нет, а я сказал про ее мужа. Он ушел очень давно, типа мама не сказала почему. Просто развелись – и все. Она мне не мама, но она хорошая и вкусно готовит. Я вообще не понимаю, зачем от нее…