– Крутой Али, ты помнишь моего папу?
– Нет.
– А какой он был?
– Я же сказал, не помню, – рассердился Крутой Али.
– Мне просто интересно.
– А мне вообще не интересно. Тебе он даже не нужен!
– Всем нужны папы.
– Воинам не нужны родители. Им самим по себе хорошо!
– Но мне не хорошо, – разозлился я. – Мне вообще не хорошо. Если детям не хорошо, родители должны быть рядом. Хоть я и не ребенок, я все равно хочу, чтобы он был рядом. У меня день рождения скоро, а где он?!
– Умер, наверно!
– Я не знаю, может, даже не умер. Я говорю, что тебе и без него хорошо.
– Но он же мой папа… Я хочу его найти.
– И что ты ему скажешь, если найдешь?
– Ничего не скажу. Спрошу, где он был, и все. Мне вообще без разницы, что он делает. Я спрошу, где он был и почему он ушел и меня не искал. Все. Пусть даже не возвращается и подарки свои вонючие себе оставит!
– Как будешь его искать?
– По воскресеньям. Для начала надо узнать, как его зовут, но я не могу спросить про него у типа мамы. Она сразу все поймет и подумает, что мне тут плохо и я хочу в другую семью, и опять будет плакать. Я не люблю, когда другие из-за меня плачут.
– А ты хочешь в другую семью?
– Я вообще никуда не хочу, я хочу быть сам по себе. У кого спросить?
– Оставь меня. Я с тобой не разговариваю, – вдруг сказал Крутой Али.
– Почему?
– Ты портишь наш план. Какая главная цель воина? Прочитай.
Я нехотя открыл «Дневник воина» и перелистал на последнюю страницу. В конце было написано: «Главная цель воина – тренироваться и стать крутым и злым воином, чтобы судьба позвала его сразиться с главным своим врагом – монстром Бахой и победить его, и чтобы все потом боялись воина».
– Ты должен тренироваться, а не искать всяких пап. Если вы встретитесь с Бахой – он тебя победит. Ты хочешь проиграть?
– Нет.
– Тогда ты не должен отвлекаться!
– Меня все время отвлекают эти мысли. Про папу и маму. Крутой Али, ты мой учитель, но у меня не получается делать, как ты говоришь, потому что я не могу кое-что забыть. Что делать?
– Хорошо, разберемся сзади, чтобы идти вперед, – круто сказал Крутой Али, и я ответил:
– Круто.
– Запиши правило номер сорок семь: «У воина в голове всегда должен быть порядок. Если там беспорядок, то надо сделать порядок, а то в жизни тоже будет беспорядок».
– Записал.
– Воин?
– Чё?
– Сделай порядок в своей башке и готовься. Скоро судьба тебя позовет.
Понедельник.Суперкрутая команда (название временное)
В понедельник я шел в школу с двояким чувством. Во-первых, мне, конечно, было плохо из-за того, что типа мама пошла со мной, чтобы устроить разборки, но с этим я смирился. Во-вторых, я начал обдумывать свой план по поиску папы. С этим делом нельзя медлить, ведь я должен готовиться к зову судьбы.
Я сидел в приемной, пока типа мама и директриса обсуждали мои разборки. Типа мама открыла дверь и позвала меня. Я вошел в кабинет.
– Здравствуй, Артур, – сказала директриса, вытянув улыбку.
Я терпеть не могу Аминат Камиловну, и это странное чувство, потому что мне нравится Камилова Амина, моя одноклассница. Хорошо, что они не родственники, подумал я. Я всегда об этом думаю, когда вижу директрису. Ее никто не любит, даже учителя. Однажды из-за нее расплакалась моя любимая учительница изо Патимат Рашидовна. Урок немного задержали, а мы все стояли за дверью. Директриса и Патимат Рашидовна что-то обсуждали, потом директриса (была очень злая) вышла и разрешила нам войти. Мы сели на свои места, а Патимат Рашидовна начала урок. Через пять минут мы услышали ее всхлипывания, и она быстро вышла из кабинета, прикрывая лицо платком. Никто в школе не любит Аминат Камиловну. Про нее даже писали в инстаграме. Типа мама однажды сказала:
– Ого, тут про вашего директора пишут.
– Где пишут? – спросил я и подошел к ней.
– В инстаграме. Говорят, она получила должность директора, потому что была племянницей предыдущего директора. Эх, типичный Дагестан, – выдохнула типа мама.
– Типичный Дагестан, – повторил я. – Ее никто не любит в школе, даже учителя. На прошлой неделе из-за нее заплакала Патимат Рашидовна…
В общем, я это уже говорил, но ее вообще никто не любит. Мне даже жалко ее, и об этом я сегодня собирался рассказать типа маме.
Я сел за стол, типа мама села рядом со мной, а напротив нас села Аминат Камиловна.
– Здрасте, – сказал я на всякий случай, точно не вспомнив, ответил ли я на ее приветствие.
– Пожалуйста, расскажи, что произошло в субботу после уроков. Твоя мама говорит, что ты не рассказываешь, но она нашла твои вещи в стиральной машинке, и пахли они… – Аминат Камиловна остановилась, задумалась и сказала: – Туалетом. Ты можешь нам довериться. Мы никому не скажем, а, наоборот, найдем тех, кто виноват, и накажем их.
– Пожалуйста, – добавила типа мама.
Они обе смотрели на меня и ждали, чтобы я что-нибудь рассказал. Я не хотел ничего рассказывать, но, когда я сказал одну вещь, рот начал рассказывать все остальное, и я не смог остановиться. Когда я закончил, типа мама меня обняла, а Аминат Камиловна сказала: «Бедный ребенок!» – и взяла меня за руку. Она притворялась, это и так понятно, даже типа мама знала об этом. Я был злой, что они пытаются меня успокоить. Мне не нужна их поддержка. Когда я злой, мне нужно что-нибудь сломать. Кого-нибудь избить. Типа мама спросила:
– Что вы предпримете?
– Не волнуйтесь. Они у меня получат.
– Вы ведь понимаете, что это не должно плохо отразиться на школьной жизни моего сына? В классе своя атмосфера. Дети не любят, когда кто-то жалуется…
– Не волнуйтесь, – повторила она, перебив типа маму. – Это не первый подобный случай. Мы знаем, как это решить. Дайте мне несколько дней.
– Хорошо, – ответила типа мама.
На этом наш разговор закончился, мне разрешили умыть лицо в раковине в кабинете директора. Зачем она тут? Пока я мыл руки, на глаза попалась стена, увешанная различными дипломами и наградами. Я задумался, почему все награды учеников висят в кабинете директора, но, когда я пригляделся, оказалось, что вся эта стена посвящена Аминат Камиловне. Каждый диплом, каждая похвала, каждая награда – это все получала наша директриса, и половину дипломов подписала она сама. Это что получается, она как будто дарит сама себе на день рождения подарки?
Мы вышли из кабинета и пошли по длинному коридору. Мы рассматривали рисунки, посвященные осени, которые были развешаны по стенам.
– Я говорил тебе, что ее никто не любит, – сказал я. – Это потому, что она злая.
– Люди бывают разные, – ответила мне типа мама. – Иногда добрые, иногда не очень. Не очень добрых мне жалко.
– Я тоже хотел это сказать! Я не знаю почему, но мне иногда жалко директрису. А почему? – спросил я.
– Ну, – начала отвечать типа мама и замолчала. Она подумала над ответом, потом сказала: – Идем.
Мы подошли к окну, из которого было видно весь внутренний двор школы. Там было около десяти деревьев. Поднялся ветер, поэтому листья падали с них, как дождь, а земля была уже полностью завалена листвой. Крутой Али как раз во дворе сбивал руками и ногами листья, которые падали. Он никогда не промахивался и при желании мог ударить пролетающую муху в живот. Крутой Али очень крутой.
– Красиво? – спросила типа мама.
– Что?
– Вот это все. Осень, деревья, разноцветные листья, ветер.
– Ага.
– Вот такие, как она, – злые, как ты сказал, – не могут видеть красивые вещи. Они не видят осень. Не видят смешных детишек в колясках.
– Или котят? – спросил я, пытаясь понять, что она имеет в виду. Мне нравятся котята.
– Да, котят тоже не видят. Вот злые мальчики в твоем классе видят котят?
– Не-а.
– А ты видишь. Вот поэтому всех злых жалко, потому что они не видят, сколько хорошего их окружает. И ходят себе весь день злые, как будто… как будто птички покакали на их голову утром, когда они вышли из дома, – типа мама засмеялась.
– Фу-у-у, – сказал я и тоже засмеялся, а когда мы успокоились, она сказала:
– Мне пора бежать на работу. Ни о чем не волнуйся. Если будет хотя бы один косой взгляд на тебя, расскажи мне. Хорошо? Я им всем устрою.
– Я что, слабак, чтобы тебе жаловаться?
– Нет, конечно, просто я знаю, что ты их изобьешь так сильно, что родная мать не узнает. Зачем нам эти проблемы? Ты слишком сильный воин. Да?
– Ага, – уверенно сказал я.
В словах типа мамы была истина, ведь я мог кого-нибудь покалечить. Однажды утром типа мама попросила меня, чтобы я взял из холодильника яйца и передал ей. Я взял одно яйцо и сжал так сильно, что раздавил. В тот день я понял, что слишком сильный и мне нелегко контролировать свою силу.
– А теперь беги на урок. Что у вас сейчас?
– Математика.
– Хорошо, а я бегу на работу.
– Ага.
Так мы и разошлись. Типа мама быстрым шагом пошла в конец коридора, а я смотрел ей вслед. Если бы она была моей настоящей мамой, я бы крикнул: «Мам!» Она бы повернулась, и я бы сказал: «Я тебя люблю!» – и она бы бросила свою сумку, и побежала ко мне, и обняла меня, и мы ушли бы вместе из этой дурацкой школы, гуляли бы в парке, кушали бы мороженое (даже несмотря на то, что сейчас октябрь), потом выпили бы бананово-шоколадный коктейль, а потом пошли бы в кино смотреть офигенски крутой боевик, а потом пришли бы домой, смотрели бы все четыре части «Истории игрушек» и кушали бы гору попкорна, а потом я ложился бы спать, а она легла бы рядом со мной и рассказывала всякие крутые истории, пока я не усну. Но она не моя мама, поэтому я ничего не крикнул и поэтому она ушла на работу, а я пошел на математику.
На большой перемене мы сели с Расулом в столовой.
– Вы были у директора?
– Ага.
– А потом?
– Не знаю. Аминат Камиловна сказала: «Я разберусь». Лучше бы не разбиралась.
– Почему?
– Потому что я сам их всех поймаю и изобью. А теперь нельзя.