Диодор кивнул.
— В действительности хуже того. Думаю, ты нужен ему, чтобы разделить и приструнить богатых граждан. Например, тех, кто не явится на сбор, бросят в темницу, осудят и изгонят — или хуже. Хотя ты можешь похоронить этот замысел, предупредив их. Но самое скверное, что архонт, несомненно, намерен превратить гиппеев в заложников.
Киний поперхнулся вином.
— В заложников?
— Конечно. Когда они окажутся под твоим началом, он сможет угрожать услать их, например, на войну или в дозор; у него появится власть над ними. Не забудь: здесь нет ни городского собрания, ни совета; этот человек одним своим словом может объявлять войну или заключать мир. Он может выслать богатых граждан из города под предлогом общественной службы и держать их вдалеке сколько пожелает. — Диодор допил остатки вина и вытер губы. — Если честно, удивительно, что никто не додумался до этого раньше.
— Да помогут нам боги, если когда-нибудь ты дорвешься до политической власти, — сказал Киний.
— Приятно, когда твои умения признают. Я иду спать. Но мне хотелось бы поговорить еще кое о чем.
Диодор так посмотрел на амфору, словно рисунок на ней его удивил.
— Давай.
Киний потер подбородок, словно тот был гладко выбрит.
— Филокл.
— Разве он источник сложностей? Мне казалось, он всем нравится.
— Он хороший спутник. Но он приходит и уходит… Клянусь яйцами Ареса, я не могу точно объяснить, в чем дело. Большую часть времени его нет, но он не ходит по шлюхам. Думаю, у него есть какое-то свое дело. — Диодор пожал плечами. — Не хочу сказать, что за ним надо следить, но…
Киний повертел вино в чаше.
— Я подумаю об этом. Я вообще-то не слежу за вами — стараюсь не узнавать, кто великий любовник, а кто слишком много пьет. Полагаешь… Филокл лазутчик?
Диодор долго смотрел на свое вино.
— Сам не знаю. Он явно не хотел, чтобы увидели, как он входит в город, — помнишь?
Киний кивнул.
— Атмосфера этого места начинает действовать на всех нас. Пусть спартанец какое-то время живет своей жизнью.
Диодор кивнул, но Киний его явно не убедил.
— Диодор… — сказал Киний. — Спасибо. Я рад подсказкам — я не всегда вижу положение дел так, как видишь ты. Но иногда бездействие — лучшее действие.
Диодор нахмурился.
— Я начинаю подозревать, что здесь у каждого есть своя тайна. Пожалуй, мне стоит отыскать собственную.
Часть IIЛотос и петрушка
…дружины его на береге моря
Дисков, и сулиц, и стрел забавлялися праздным метаньем.
Рьяные кони вождей при своих колесницах стояли,
Праздные, лотос один и петрушку болотную щипля.
Осенний праздник Аполлона — Пианопсия[46] — шумное событие с принесением жертв и пирами; в Ольвии к этому добавлялись вечерние шествия детей в свете факелов; дети несли произведения городских ремесленников и особые пшеничные хлебы в форме кифары Аполлона. Дети пели:
Эйресион[47] приносит вкусные хлебы,
И смоквы, и мед в кувшинах, и оливковое масло,
Чтобы умащать себя, и чаши
Сладкого вина, приносящего сон.
С наступлением темноты шествие сменилось танцами, выпивкой и гонками всадников. Кинию показалось, что жертвоприношения слишком роскошные: кто-то потратил на это красочное зрелище много денег. Архонт показался только на большом жертвоприношении, его охраняли пятьдесят воинов во главе с Мемноном.
Почти все люди Киния участвовали в празднике; они были в своей лучшей невоенной одежде и смешались с городскими сливками общества. Аякс впервые появился в ольвийском обществе, и его сразу окружило кольцо поклонников — красота юноши притягивала, несмотря на его статус наемника и политический раскол в городе. Кинию не нужно было стоять рядом, чтобы услышать множество замечаний, когда поклонники узнали, кто отец парня: большинство поставщиков Ольвии вели дела с Изоклом из Томиса.
На самом деле его люди так свободно разделились и разошлись, что на гонке с факелами Киний оказался один, если не считать гета Ситалка, который тоже пришел посмотреть. Киний, которому не хотелось заводить новые знакомства, не видел ни Никомеда, ни вообще кого-нибудь из знакомых местных. Он заметил Кена, делающего ставки, но новые друзья Кена пришлись Кинию не по вкусу.
Киний начал бродить в толпе, подумывая, не пойти ли домой. Ему хотелось отыскать Клита, но тот, по-видимому, на празднике не присутствовал. Потом он заметил, как Филокл здоровается с кем-то в рассеиваемой факелами полутьме, и позавидовал ему: Филокл легко заводил друзей.
Разумеется, лошадь Клита участвовала в гонках. Киний почувствовал себя дураком: как он не подумал, что каждый богатый гражданин выставит лошадь? Он прошел вдоль дистанции, обогнул храм и протиснулся через толпу рабов и рабочих: все они пытались получше рассмотреть лошадей и делали ставки.
Увидев временного гиппарха, он окликнул его:
— Удачи твоей лошади, Клит.
— Благословение Аполлона на твой дом, — ответил Клит. — Она такая норовистая, что, боюсь, не сможет бежать. Ей не нравится толпа.
Киний наблюдал, как два раба держат кобылу, а та мотает головой и закатывает глаза.
— Ее приучали к факелам?
— Раньше я бы сказал, что огонь на нее не действует.
Клит пожал плечами: ему не хотелось просить совета.
Киний понаблюдал за лошадью.
— Надень ей шоры, как делают персы.
Клит покачал головой.
— Понятия не имею, о чем ты.
Киний наклонился, чтобы его голова оказалась на одном уровне с головой гета.
— Беги отыщи мне кусок кожи — хотя бы вот такой.
Ситалк в свете факелов нахмурился.
— А где мне ее взять, господин?
Киний пожал плечами.
— Понятия не имею. Это трудное задание. Удиви меня. Или беги к Ателию на конюшню и возьми там.
Парень исчез, прежде чем он договорил.
— Мне понадобятся нож и нитки, — сказал Киний.
Клит смотрел, как артачится его лошадь.
— Ну, не знаю. Лучше вычеркнуть мое имя, чем навредить ей. Гонка начнется, как только край солнца коснется определенной метки, — слишком скоро.
— Попробуй по-моему. Если парень не успеет вернуться, вычеркнуть всегда сможешь. — Киний посмотрел на лошадь — красавицу с широкой грудью и гордой головой — и добавил: — Вычеркивать свое имя в день праздника — дурной знак.
— Ты прав, — сказал Клит. — Пока я испробую кое-что свое.
Клит подозвал раба, и они вдвоем принялись растирать кобылу, ласково говоря с ней. Киний порадовался, видя, что Клит и сам работает: богатые граждане слишком часто отвыкают трудиться и хотят, чтобы за них все Делали рабы.
Возле его локтя появился Ситалк. Он даже не запыхался.
— Посмотри, господин. Подойдет?
— Отлично. Молодец. Где ты ее раздобыл так быстро?
Киний взял у другого раба острый нож и начал разрезать кусок кожи пополам.
— Украл, — ответил мальчишка, не глядя ему в глаза.
Киний продолжал резать.
— Кто-нибудь это видел?
Гет выпрямился.
— Я похож на болвана? Нет!
Острием ножа Киний старательно вырезал два отверстия.
— Принесите мне ее недоуздок, — попросил он.
Не совсем удачно: один клапан стоит правильно, второй хлопает, пугая лошадь. Киний взял нитку и прочно пришил шоры. Когда он закончил, лошадей уже вызывали на гонку. Заметно стемнело, и он с трудом мог разглядеть свою работу.
— Спасибо за старания, но я вычеркну свое имя. — Клит тревожно наблюдал за ним. — Уже зовут лошадей.
— Подожди минутку — еще один стежок. Вот так. Надень ей на голову. Видишь? — Киний огляделся в поисках всадника — это сын Клита Левкон, с которым отец наспех его познакомил. — Так она не может смотреть по сторонам. Помни об этом, когда будешь обходить других всадников.
Кобыла уже успокоилась. Клит и Левкон повели ее, а Киний в толпе рабов пошел за ними к финишной черте, где в свете храмовых костров собрались владельцы лошадей и их свиты. От костров зажигали факелы и передавали всадникам.
Киний не мог следить за ходом гонки по звукам, по хору криков и приветственных возгласов, которые, как огонь, перемещались по храмовой территории. Но когда лошади подошли к финишу, зрелище было великолепное: черту они пересекли тесной группой, а факелы словно летели за ними. Кобыла Клита пришла третьей, и Левкона наградили лавровым венком.
— Я хотел поговорить с тобой о завтрашнем сборе, — сказал Киний, когда смолкли поздравления и благодарности.
— Я не собираюсь причинять тебе неприятности. Ты знаток своего дела.
Клит растирал кобылу.
— Чтобы начать обучение этих людей, мне понадобится твоя помощь.
Киний решил, что с Клитом лучше говорить откровенно.
Клит повернулся, оперся рукой о круп лошади, скрестил ноги и улыбнулся.
— Ты всегда так торопишься, афинянин? Чтобы научить этих парней чему-нибудь, потребуется время — и удача. Послушай, завтра все будет кувырком: нам повезет, если кто-нибудь из этого проклятого списка вообще явится. Приходи завтра вечером ко мне на ужин, приведи своих военачальников. Нам надо получше узнать друг друга. И позволишь дать тебе совет? Не торопись.
Киний взял у раба скребницу и начал работать с другого бока кобылы.
— Хороший совет. Но у меня есть причины торопиться.
— Мне следует поблагодарить тебя за шоры — это опасно в ночной гонке, но рискнуть стоило, верно? Однако мне все равно пришлось подождать, пока ты их изготовишь. Понимаешь? Переживем завтрашний день: пусть Аполлон пошлет людям достаточно разума, чтобы они пришли; если кого-то из дураков арестуют, у нас не будет ни одного мирного дня.
— Твои бы слова да богам в уши. Чтобы все пришли. — Киний вернул скребницу ожидавшему рабу. — Я ухожу. До завтра.