Аякс начал помогать Левкону и Никию, и к тому времени как городские рабы зажгли у ворот факелы, все войско собралось и было верхом. Не меньше сотни всадников.
Киний посмотрел на них: слишком мало, чтобы захватить город, но довольно, чтобы думать об этом. Поистине неприятности — и власть. Он подъехал, остановился лицом к ним и возвысил голос:
— Кажется, я назначал упражнения на завтра, но благодарю всех, кто сегодня вечером проявил мужество. Те, кто был со мной на равнинах: все молодцы. Отцы могут гордиться вами. И, несмотря на всю вашу усталость, господа, завтра день упражнений, сбор через три часа после восхода солнца. Все свободны!
Несколько мгновений все сидели неподвижно. Потом кто-то приветственно крикнул, и крик подхватили. В следующий миг собрание начало расходиться.
Несколько отцов подъехали, чтобы пожать ему руку, а с десяток граждан поздравили с назначением. Все казалось обычным. Киний увидел Клеомена с рабом-галлом и подъехал к нему, чтобы сказать, где его сын.
Клеомен, представитель старшего поколения, носил густую бороду. Борода и темнота мешали понять, что выражает его лицо.
— Ты отсутствовал дольше, чем мы ожидали, — осторожно сказал он.
— Только моя вина. Я тяжело болел. Хвала Аполлону, ни в одного из парней такая стрела не попала. И саки отнеслись к нам очень хорошо. — Киний заговорил громче, чтобы слышали другие отцы. На краю освещенного факелами пространства он видел Патрокла, отца Клио. Ему Киний сказал: — Сын шлет тебе привет и сообщает, что они в поместье Гратиса. Он взял на себя смелость разместить там царя саков с его людьми.
Облегчение Патрокла было совершенно очевидно.
— Спасибо за твои слова, гиппарх. Я пошлю туда раба — хочу удостовериться, что разбойников… вернее, саков хорошо примут.
Клеомен коротко кивнул:
— Значит, ты предпочел оставить моего сына с варварами. Очень любезно.
Он развязал ремни нагрудника и передал его светловолосому рабу, который бесстрастно стоял рядом — тяжесть доспехов его не беспокоила. Даже в свете факелов Киний видел, что лицо раба покрыто сплошной татуировкой.
— Твой сын вызвался сам, — сказал Киний, сдерживаясь.
— Ну конечно, — ответил Клеомен.
Диодор по-прежнему держался рядом с Кинием, но, заметив у ворот дворцового раба в сопровождении двух факельщиков, тот отъехал. Киний узнал управителя архонта, перса Кира. Он намеревался смягчить Клеомена и пробудить в нем доверие, но лицо у того в свете факелов было замкнутое и сердитое. Киний пожал плечами и направился к Киру, несмотря на боль в коленях и икрах.
— Приветствую тебя, Кир, — сказал Киний.
— Моему господину угодно, чтобы ты посетил его, — ответил Кир, не поднимая глаз.
Киний очень устал, в свете факелов трудно было что бы то ни было разглядеть, но ему показалось, что все три раба испуганы.
Он спешился.
— Кир, скажи архонту, что я вскоре появлюсь у него. Он должен понять: я был на равнинах и сегодня с самого утра в пути. Прошу разрешения побывать в бане.
Кир поднял голову.
— Ты придешь?
Киний приподнял бровь.
— Конечно, приду. Что за глупость?
Кир отошел от двух других рабов.
— По городу ходят слухи… слухи, будто ты намерен… захватить город. — Его взгляд устремился к скоплению всадников, все еще стоявших на краю ипподрома, и уперся во всадника на лучшей лошади и в самом дорогом плаще. — Или таково намерение Никомеда, — сказал Кир, глядя в глаза Кинию.
— Ты своими ушами слышал, что я их распустил, — сказал Киний. Что, во имя Стигийского потока, здесь творится?[58] Киний задумался, и многое из происходящего стало ему понятно. Все складывалось так, как он опасался. Тиран боится гиппеев. Тиран боится его. Вот главная причина.
Он вздохнул, жалея потраченное зря время и себя, усталого.
— Приду немедленно. Пусть твой хозяин не думает, что я готовлю заговор.
Кир пристально посмотрел на него.
— Архонт выше всего ценит верность, гиппарх. На твоем месте я бы поторопился. Или не пришел бы вовсе.
Он быстро повернулся и запахнул плащ, оставив после себя острый аромат благовоний.
Киний спешился и отдал лошадь Диодору.
— Скоро вернусь, — сказал он.
— Не ходи, — сказал Диодор. — Или отправляйся утром с каким-нибудь свидетелем. Когда улицы будут людными. — Он оглянулся, будто боялся, что его подслушают. — Клеомен на собрании голосовал против тебя. Он считает, что в отместку ты оставил его сына заложником у варваров.
— Я понял это по его голосу, — ответил Киний. — Клянусь Зевсом, отцом всех богов, этот человек глуп! — Киний остановился и выругался. Это не вина жеребца, — он похлопал коня по крупу. — Неужели все так плохо?
— Гораздо хуже. С самого собрания архонт во всех видит заговорщиков. Даже в Мемноне. — Диодор схватил Киния за плечо. — Я серьезно. Иди утром. Даже надушенный мидиец так сказал, если ты понял его слова так же, как я. — Диодор оглянулся: — У Никомеда есть раб, Леон. Ты его видел?
Киний кивнул.
— На него напали. Он говорит, это были кельты — возможно, из личной стражи архонта. Он сбежал. С тех пор Никомед настаивает на действиях.
— Аид! — воскликнул Киний. — Я не боюсь архонта, и сейчас происходит слишком многое, чтобы я ждал утра. Ты не слышал мои новости, а у меня нет времени рассказывать. Македонцы идут — идут сюда. Антипатр хочет прибрать к рукам потоки зерна — ему нужны Пантикапей и Ольвия. Царь саков ждет у пригорода, хочет поговорить с архонтом. Но он не станет ждать долго.
Диодор отпустил плечо Киния.
— Архонт чисто из страха может убить тебя сегодня. — Он стащил шлем, взъерошил волосы и вздохнул. — Какая, однако, заварилась каша!
Киний рассмеялся.
— Не думаю, что я сегодня умру. — Он чувствовал тяжесть своего панциря на плечах. — Хотелось бы лечь. Но лучше увидеться с ним сегодня же.
— Позволь послать с тобой кого-нибудь. — Диодор взял шлем под мышку. — Я сам пойду.
Киний покачал головой.
— Спасибо, не надо. Не хочу его пугать. Мне кажется, сейчас я его понимаю. Ручаюсь, такая быстрая демонстрация верности на него подействует. Если я ошибаюсь и кто-нибудь из богов сразит меня его рукой, забирай отряд и уходи к сакам. Перезимуйте с ними и весной уходите на юг.
Диодор покачал головой.
— Не знаю, почему он так тебя боится. На его месте я бы присматривал за Мемноном.
Киний набросил на плечи плащ. Пряжку, отданную Страянке, он не заменил.
— Кстати! Пошли мальчишку к Мемнону и передай, что я хочу поговорить с ним завтра утром.
— Ты принял решение?
— Принял. — Киний пожал Диодору руку. — Верь богам.
Диодор покачал головой.
— Не верю.
Не обращая внимания на протесты друга, Киний направился к дворцу.
Киний спешил. На ипподроме он был уверен в себе, но на темных улицах эта уверенность дрогнула. За четыре квартала от дворца он пожалел, что с ним нет факельщиков или даже конной охраны. Дважды он слышал движение на крышах, а однажды заметил блеск бронзы на улице, параллельной главной.
Он ускорил шаг, надеясь нагнать Кира и его факельщиков. Потом решил, что его достоинство не пострадает, если он догонит перса бегом. Даже главная улица была пуста. Даже нищие не сидели у стен.
Его спасли проворство и панцирь. Он чересчур поздно заметил движение на углу переулка, у закрытой лавки. Начал поворачиваться — и получил удар в бок, туда, где слой бронзы самый толстый.
Их было по меньшей мере двое. Одного он видел, второй его ударил.
Киний выдержал удар, сделал шаг, второй и прижался к боковой стене другой винной лавки. В его руках, выпростанных из-под плаща, была плеть Страянки. Он стегнул, как учил его царь, — прямо по глазам одного из нападавших. Тот сдавленно вскрикнул и отступил. Зато второй подступил, как борец, собираясь свалить Киния с ног и прикончить.
Киний шагнул в сторону. Это была его первая драка на улицах города. Ему нужно было место, чтобы сбросить плащ и выхватить меч. Он знал, что у него есть пространство справа, но в то же время не был уверен, что нападающих только двое.
Но тут раздумывать стало некогда. Он защищал свою жизнь.
Первый человек нанес удар, от которого нагрудник зазвенел, как гонг. Кулак этого человека зацепил плащ, и нападающий попытался сбить Киния с ног или задушить его, но тяжелый плащ слетел целиком — его не удерживала пряжка.
Киний перебросил плеть из правой руки в левую, перехватив ее за хвост, и обнажил меч. Он сделал выпад, держа сакскую плеть не за рукоять, а за косицу из конского волоса.
Рукоять со стуком ударила варвара по голове, и он упал, словно ему отрубили голову.
Его товарищ с ревом прыгнул вперед, но ему пришлось обойти падающее тело. Они столкнулись.
Киний снова сделал шаг назад, избежал столкновения и взмахнул плетью. Он ударил противника по лицу. Схватка закончилась (если не появятся новые нападающие или не воспротивится кто-нибудь из богов), и Киний ожидал, что второй человек убежит.
Но тот не убежал. Высокий, массивный, он держал в большой руке тяжелую дубину — несомненно, то самое оружие, которым Киний получил удар в первое мгновение схватки, — и размахивал ею. Дубина свистнула в воздухе, Киний увернулся. Его обувь не годилась для такого боя.
Он ударил плетью по рукам человека — раз, два, три в ритме, который заставил рослого противника защищаться; стараясь уберечь руки, он поневоле отступил на середину улицы.
Киний позволил ему сделать шаг назад. Он все еще верил, что этот человек убежит, как только опомнится.
Этот шаг дал рослому передышку. Держа дубину обеими руками, он снова бросился в атаку; дубину он вертел невероятно быстро. Киний отступал, уворачивался, бил плетью и мечом, но все его удары отбивали. Плеть дважды попала в цель, но противник словно не чувствовал этого.
Это не уличный разбойник, а опытный боец. Рослый, искусный, смелый.