Царь обвел взглядом кольцо, но было очевидно, что вожди — с Матраксом и только сам царь колеблется. Тогда он сказал:
— Напоминаю вам: мы с самого начала предполагали заключить перемирие именно в эту минуту. В знак притворной покорности.
Вожди заворчали. Страянка рядом с Кинием напряглась, лицо ее застыло.
Царь снова осмотрел всех. Он показал на Киния.
— Твой друг спартанец утверждает, что война — тиран, и ничто не показывает это яснее, чем происходящее здесь. — В его голосе звучала горечь. — Вас всех возбудил вкус крови. Вы хотите рискнуть всем, чтобы уничтожить угрозу или чтобы о нас слагали песни. — Он посмотрел на Страянку. — Или чтобы сгладить былую несправедливость.
Царь играл хлыстом. В шатре было тихо. Все молчали. Снаружи отчетливо доносился топот копыт.
Царь посмотрел на Кам Бакку, но та отвернулась, закрывая лицо рукой, словно взгляд царя мог ожечь ее. Топот копыт приблизился, замер, и в неестественной тишине Киний услышал, как всадник спрыгнул на землю.
Царь содрогнулся, увидев, как повела себя Кам Бакка. Он выпрямился, и Киний, знакомый с бременем командования, увидел: на плечи царя легла вся тяжесть предстоящей битвы. Царь поднял хлыст и указал на вождя Травяных Кошек.
— Царь! Я должен видеть царя! — послышался сильный голос у входа в шатер.
Посыльный был молод, на нем были только штаны, сапоги, горит и короткий нож. Он бросился в ноги царю.
— Господин, у брода вестник, требующий нашего подчинения. Вестник бронзовых шапок.
Как только Киний увидел рядом с Зоприоном Клеомена верхом на кобыле, он понял: произошло худшее.
Дождь переставал. Вдоль реки, разделяя два войска, плыл туман, но солнце в небе постепенно побеждало воду. Киний поднял голову и увидел орла или сокола, но далеко на севере, справа от себя. Добрый знак. Ниже, на земле, к западу полукругом стояла сотня македонских конников, а сотня воинов из охраны царя ждала у самого брода. Между ними — два полукруга: царь саков, Матракс и Страянка, Лот и Киний. В одном корпусе лошади от них на траве Зоприон в сопровождении македонского военачальника, Клеомен и вестник.
Добрый знак в небе не мог уравновесить катастрофическое значение присутствия Клеомена.
Македонский вестник дочитал требования своего господина: полное подчинение саков, дань в двадцать тысяч лошадей и немедленный отказ от помощи войскам Ольвии и Пантикапея.
Киний наблюдал за Клеоменом. Тот поймал его взгляд и улыбнулся.
Когда вестник умолк, Зоприон тронул лошадь с места. На нем не было шлема, только белая диадема на волосах.
— Ольвия у меня в руках, — заговорил он высокомерно. Его слова противоречили выражению его лица — усталому и тревожному. Он продолжал: — Обосновавшись в Ольвии, я могу уничтожить ваши города. Я всю осень буду жечь ваши посевы. Сберегите мне время. Покоритесь.
Никто из саков не шевельнулся.
Клеомен обратился к Кинию:
— Ты разумно поступил, наемник, что не привел на эту встречу граждан Ольвии. Но мои люди найдут их и все им расскажут. Тогда ольвийцы уйдут и оставят тебя умирать с этими. Предатель. Презренный наймит. У господина Зоприона тебе не будет пощады.
Киний оставался таким же невозмутимым, как саки. Он повернулся к царю. И царь, который сидел ссутулившись, возможно, от усталости, и слушал гонца, Зоприона и Клеомена, выпрямился в седле.
— Когда мне донесли о вестнике, — сказал он на превосходном греческом, — я совещался со своими вождями. Они уговаривали меня сражаться, а я колебался, потому что сражаться значит подвергнуть мой народ опасности. Гибели. Зоприон, твои слова прояснили предо мной воздух, как солнце в конце концов разгоняет любой туман. Ты читал своего Геродота?
Лицо Зоприона потемнело.
— Не играй со мной. Покорись или получи по заслугам.
Даже сейчас Киний видел, что Зоприон торопится. В его руках Ольвия, всего в трехстах стадиях отсюда, и все равно он не может скрыть отчаяния.
У Киния забрезжила надежда.
Царь протянул руку и взял у сидевшей рядом с ним Страянки ведро.
— Вот тебе ответ, Зоприон. — Он пожал плечами, и стало видно, как он на самом деле молод. — У меня не было времени поймать птицу.
Он пришпорил лошадь. Та сделала несколько шагов, и все македонцы пришли в движение. Но царь просто протянул ведро вестнику. А потом остановил коня храп к храпу с конем Зоприона.
Зоприон сделал нетерпеливый знак. Вестник снял с ведра льняную ткань, и из ведра выпрыгнула лягушка. Вестник от неожиданности выронил ведро. Он повернулся к своему хозяину.
— Паразиты! — воскликнул он. — Мыши и лягушки!
Царь сунул руку в горит, достал оттуда несколько легких стрел и бросил на землю перед Зоприоном.
— Я царь саков. Вот ответ саков. Мои союзники могут говорить от своего имени.
Он посмотрел на Киния, выпрямился. Потом повернул лошадь и уехал.
Клеомен был багровый, как спартанский плащ. Лошадь вестника отпрянула от мыши в траве.
Киний подался вперед. От напряжения он стискивал кулаки, но говорил совершенно спокойно.
— Вот что означает его ответ, Зоприон. Если ты не умеешь плавать, как лягушка, зарываться в землю, как мышь, и летать, как птица, мы уничтожим тебя своими стрелами.[90]
Гнев Зоприона подтвердил предположение Киния: он был в крайнем напряжении.
— Переговоры окончены, наемник! Убирайся, пока я не приказал тебя убить!
Киний проехал вперед, вспоминая свой полет во сне.
— Попробуй, Зоприон, — сказал он. — Попробуй меня убить.
Зоприон повернул лошадь.
— Ты обезумел. Власть опьянила тебя.
Киний рассмеялся. Смех был жесткий, чуть напряженный, но свое дело сделал.
— Александр знает, что ты носишь венец? — спросил он. — И есть ли у тебя подходящий трон из слоновой кости?
Он увидел, что стрела попала в цель. Зоприон развернул коня и взялся за меч.
Киний сидел неподвижно. Неподвижен был и его боевой конь.
Клеомен перегнулся через голову своей лошади.
— Ты опасный человек. Теперь ты умрешь.
Киний не шелохнулся. Его смех звучал насмешливо, и он гордился тем, как владеет собой. Нужно подразнить Зоприона. Нужно, чтобы тот начал действовать так, как это диктует его отчаянное положение.
— Ваши лошади голодают! — крикнул он. — Ваши люди еле таскают ноги. Вы пустили свои повозки на дрова.
Зоприон находился в двух корпусах лошади от него. Его рука по-прежнему лежала на мече, лицо дергалось.
Киний показал на стрелы царя.
— Клеомен, — сказал он насмешливо. — Ты сделал неразумный выбор. — Он смотрел Клеомену в глаза. — Ты дурак. Это войско не доберется до Ольвии живым.
Клеомен не дрогнул.
— Я требую, чтобы ты вернул мне сына и всех тех, кто остался верен архонту.
Киний покачал головой.
— Если я пришлю к тебе Эвмена, — сказал он, — он сам убьет тебя. — Обратившись к Зоприону, он добавил: — Ольвия на нашей стороне реки. Твои лазутчики уже доложили тебе, что южнее этого места брода нет. Если ты считаешь, что можешь захватить этот брод, иди встань перед нами. Если твои лошади раньше не сдохнут с голоду.
Зоприон начал от гнева терять самообладание, и Киний уехал.
У брода он догнал царя.
— Нельзя позволить ему идти на юг.
Матракс кивнул.
— Знаем.
— Пусть Травяные Кошки перейдут брод, как только их вождь Варо будет готов, — сказал царь. — Давайте покажем им, что их ждет.
Киний видел, что Кам Бакка наблюдает за ним. Он посмотрел ей в глаза и подумал: у меня такой же пустой взгляд?
Когда в середине дня дождь шел уже короткими ливнями, Травяные Кошки переправились через брод. Оптимисты, взглянув на небо, мог ли бы увидеть, что отдельные участки там посветлели.
Киний приказал Диодору с дозором тоже переправиться и следить за вражеским лагерем — или за дозорами врага. Ему хотелось сделать это самому, но нужно было отоспаться.
Спал он без сновидений. Но когда его разбудила все та же влажная рука, и он услышал голос Филокла, ему показалось, что он видит тот же сон.
— Что? — спросил он, как в прошлый раз.
— Пленник, — ответил Филокл. — Тот, кого привел Лаэрт. Он кельт. Из кельтов архонта.
— Афина-защитница! Щит наших отцов, госпожа оливы! Все боги! — бранился Киний, выбираясь из повозки на исходе дня — бледное солнце слишком слабо, чтобы согреть, но по крайней мере стало сухо. Киний вслед за Филоклом прошел к яме костра, где на камне под присмотром трех друзей кузнеца сидел пленник. Он держался за голову. Киний увидел, что на затылке у него шишка.
— Посмотри на меня! — приказал Филокл своим голосом Ареса.
Пленник поднял голову, и Киний узнал его, несмотря на темные круги под глазами.
— Так, — сказал Киний. — И так. Это был не гибрис. Боги улыбаются нам — если просто не прошли мимо.
Филокл покачал головой.
— Десяток кельтов, пара македонцев и Клеомен вместе вышли из города. Этого обнаружила в темноте жена Ателия и привела к нему людей Герона. Он считает, что все они мертвы.
Киний потер бороду. Равновесие на лезвии ножа. Если бы он и Страянка… если бы она не нашла Ателия… если бы новая жена не поехала с Ателием…
До конца еще далеко.
Киний плеснул в лицо холодной воды.
— Клеомен добрался до Зоприона, — сказал он. — Опоздал на день, я думаю. Надеюсь. — Он пожал плечами. — Мне нужна горячая вода, бритье и стигил. Завтра сражение.
Филокл кивнул.
— А я расчешу волосы, — сказал он.
В тот же день, но позже Матракс перевел на противоположный берег свою легкую и самую свежую конницу с приказом вносить в стан македонцев как можно больше смятения. Следующие несколько часов прошли в непрерывных стычках прямо в виду брода. Саки вернулись сменить лошадей, прихватить стрел и позаботиться о раненых.
Киний послал Диодора поддерживать их и собрать сколько возможно сведений.
Оставался еще час или чуть больше светлого времени, когда Киний приметил за бродом какое-то движение. Он помахал Мемнону. Тот подлетел галопом. Видно было, что к броду быстро скачут всадники — ольвийцы. Киний увидел, как на холм к лагерю царя понесся вестник-сак. Другой сак во весь опор мчался между табунами с севера, по их берегу реки. А со стороны брода к Кинию скакал грек — как оказалось, Диодор.