— Я тоже, — снова согласилась она. — Сама до сих пор не понимаю, как ей удалось меня уговорить. Ты что-нибудь о ней знаешь? Она сказала, ее бойфренд — издатель.
— Правда? Ну можно и так сказать. Он печатает коллекции фото, которые продают в заклеенных желтых конвертах на всех уличных углах молодые люди, дающие стрекача при виде жандармов.
— Ты шутишь? Только не говори мне, что Перл позирует для этих фотографий.
— Я их никогда, как ты понимаешь, не разглядывал, — осторожно сказал Диор, — но, думаю, дело обстоит именно так.
— О, ради Майка и его любви!
— Кто такой Майк? — с интересом спросил Диор.
— Друг Петра.
— Comment?[28]
— В католической школе в Бруклине, где я училась, за богохульство сразу выгоняли. Поэтому мы выдумывали свои ругательства: вместо «ради святого Петра» говорили «ради Майка и его любви». Но меня все равно выгнали. В общем, не бери в голову. Так ты утверждаешь, что я живу с женщиной, которая позирует для порнографических открыток?
— Всем нужно как-то зарабатывать на жизнь. Воспринимай это как дополнительное образование.
— Я была замужем. Меня не нужно просвещать на тему секса.
— Возможно. Но тебе нужны деньги.
— Видимо, не настолько, — решительно произнесла Купер.
Она вернулась в квартиру с твердым намерением вывести Перл на чистую воду. Как будто ей мало того, что Перл оказалась пресловутой соломинкой, сломавшей хребет ее браку. Связаться с особой, обладающей сомнительной репутацией, было последним, в чем она сейчас нуждалась. А если Перл позирует для непристойных картинок, кто знает, чем еще она занимается? И какого рода публику начнет водить в квартиру?
Купер обнаружила Перл на диване в гостиной под грудой одеял, из глаз и носа у той лило ручьем.
— Что с тобой? — с подозрением спросила она.
— Простудилась, — гнусаво ответила Перл. К завтрашнему дню пройдет.
— Я хотела с тобой поговорить. — Купер была мрачна.
— О, я всегда не прочь поболтать, — радостно улыбнулась Перл, пытаясь сесть прямо.
Купер зашла в ванную и увидела, что в ней происходили, как сказали бы ее братья, «шлюхины постирушки». Наспех протянутые веревки были завешены мокрым разноцветным бельем. В раковину капало с висящих над ней зеленых чулок, и Купер, прежде чем добраться до унитаза, пришлось пригнуться, чтобы не задеть головой трусы в рюшечках.
Когда она вернулась, Перл еще глубже зарылась в гнездо из одеял. Ее колотила крупная дрожь. Купер сильно подозревала, что та опять разыгрывает представление на публику, лишь бы избежать неприятного разговора.
— Я бы хотела знать, чем именно ты зарабатываешь на жизнь, сказала Купер.
— Какая разница? — вяло спросила Перл, клацая зубами.
Большая. Я хочу убедиться, что ты сможешь платить свою половину арендной платы.
— Я могла бы того же потребовать от тебя, тебе не кажется?
— Ладно. — Купер решила не юлить, а спросить прямо. — До меня дошли слухи о тебе. О том, чем ты занимаешься.
— И ты хочешь знать, насколько они правдивы. — Перл промокнула пот с лица. — Ладно. Полагаю, лучше один раз увидеть. — Она вылезла из-под одеял, зашла к себе в спальню и вернулась оттуда с пачкой фотографий в кожаной папке. — Вот, держи.
Папка была надписана шрифтом с вычурными завитушками: «Перл, королева каннибалов». Фотографии были отсняты в декорациях искусственных джунглей, и на всех фигурировала Перл с крупным чернокожим мужчиной.
Купер заявила Кристиану Диору, что не нуждается в сексуальном просвещении, но эти фото поражали воображение. Округлое, сияющее тело Перл демонстрировалось во время половых актов во всех мыслимых и немыслимых позах.
Перл снова закуталась в свой кокон. По ее лицу градом катился пот.
— Я была вынуждена этим заниматься. Если бы не такая работа, я бы не выжила.
— Да лучше бы ты пошла мыть туалеты!
— А я мыла туалеты. И перемыла немерено, не сомневайся. Но в итоге решила, уж лучше я буду сниматься для пошлых открыток, чем драить отхожие места. Да, я девица такого сорта. Я не создана для мытья сортиров. Зато создана для трехразового питания, и делала все, чтобы есть по три раза в день. А иначе я бы умерла с голоду.
— Не думаю, что мы с тобой поладим. — Купер отбросила папку в сторону.
— Я не горжусь тем, что делала, — еще тише сказала Перл. — Возможно, ты права, и мне стоило продолжить мыть туалеты. Но в то время идея показалась хорошей. Петрус умел придать происходящему налет гламура и веселья. И, по правде говоря, он делал все возможное, чтобы во время съемок я не слишком ясно соображала.
— Как это?
— Джин, гашиш, кокаин, морфин… — продолжи сама.
— Но ты могла бы их не принимать.
— О, ты не знаешь Петруса. Он не тот человек, которому легко отказать. Я должна была сбежать от него, Купер. Он подсадил меня на иглу.
— На иглу?
— Кокаин. Стоит начать колоться — и все, это на всю жизнь. Хорошо, что сейчас холодно, потому что я еще долго не смогу носить открытые туфли. — Она высунула ногу из-под одеяла и показала Купер. — Он колол меня между пальцами, чтобы на фотографиях не было видно следов от инъекций.
Купер тяжело опустилась на ручку кресла.
— Матерь Божия… — Она была потрясена.
Перл продолжала рассматривать свою изящную ступню, изуродованную красными полосами воспалений возле пальцев.
— Неделю меня будет мутить, пока организм не очистится от этой дряни. Но я не собираюсь отступать. Это он на всех фото. «Лица не разглядеть, но о других стратегически важных частях тела ты можешь получить представление. Мне это не казалось таким уж неправильным. Нас всего лишь фотографировали, пока мы развлекались друг с другом. Но после того как он подсадил меня на иглу, он надумал сдавать меня напрокат другим мужчинам. Понимаешь, о чем я? Своим так называемым друзьям. Ты же знаешь, чем все это обычно заканчивается, да?
— Мне нужно выпить. — Купер направилась к бару, в котором после коллаборациониста осталось несколько початых бутылок алкоголя. Она налила им обеим чистого коньяку.
— И раз уж я рассказываю тебе историю своей жизни, — продолжила Перл, — должна признаться: мне нужна работа. Те деньги, что я тебе дала, — все, что у меня есть. Но и мыть туалеты я больше ни за что не стану. Я хочу найти нормальную работу. Сразу, как только поправлюсь. Я собираюсь освоить бухгалтерию. Один раз я уже начинала учиться, но, как дура, бросила. — Одним глотком она опрокинула в себя коньяк. — Как только я услышала, что ты бросила своего гада-мужа, я тут же сказала себе: «Вот эта девчонка мне по душе». Ты была моим вдохновением, Купер. Я знала, что ты пустишь меня пожить. Купер и Перл. Я же говорила, мы с тобой как ювелирное украшение.
— В жизни не слышала об украшениях, которые делали бы из меди с жемчугом, — тяжело вздохнула Купер. — Они совсем не сочетаются. — Она подняла взгляд и увидела, что Перл плачет: не теми фальшивыми слезами, которые лила перед ней в их первую встречу, а тихими, которые незаметно для нее самой текли по щекам.
— Ты считаешь меня грязной. Боишься чем-нибудь заразиться от меня…
— Нет, я считаю, что мы не сойдемся характерами. Ты говоришь, что я такая же, но это не так. Я всегда была респектабельной.
— О, мне известно, что я плохая девчонка, — с горечью отозвалась Перл. — Я никогда не была респектабельной. Но у меня и не было никаких шансов. С самого детства.
Купер стало стыдно, что она употребила это слово.
— Я понимаю…
— Нет, не понимаешь. Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о жизни, которую я вела. Ты такая же скорая на суд и расправу, как и все женщины. Нет никого хуже женщин. Они более жестокие, чем мужчины. Думаю, это оттого, что втайне все они сознают, как легко могли бы оказаться на моем месте.
— Я не осуждаю тебя. Просто мы разные.
Перл устало отерла слезы:
— Подожди пару лет, милочка. Увидишь, не такие мы и разные.
— Может, и так. Но сейчас мы не годимся в подружки. Каждый раз, когда я смотрю на тебя, вспоминаю, что случилось той ночью с Амори. И я бы точно обошлась без подобных напоминаний.
— Значит, ты все-таки меня выставляешь?
— Тебе сначала нужно найти, где жить, но да: как только ты поправишься, я хочу, чтобы ты ушла. Без обид. Просто так оно и есть.
Перл кивнула:
— Хорошо, тогда буду искать другой вариант. Пока, Медный Таз!
Купер слышала, как Перл рвало в туалете, и внезапно ее накрыло чувством стыда оттого, что она без особой нужды говорила с той слишком резко. Она села за печатную машинку и погрузилась в работу над статьей, постаравшись выкинуть из головы Перл с ее бедами.
Купер проработала до позднего вечера, а потом, как и обещала Сюзи, отправилась в «Ля ви паризьен».
Ночной клуб гудел. Заметив Купер, проталкивающуюся сквозь шумную толпу у входа, к ней направился очень красивый блондин с сигарой в руке, одетый в безупречный смокинг. Но пока он не поцеловал ее прямо в губы, до Купер не дошло, что этим «мужчиной» была Сюзи Солидор.
— Вы пришли! Добро пожаловать в мое скромное заведение. Мишель, позаботься о мисс Купер. — Сюзи перепоручила ее метрдотелю, который, улыбаясь, отвел Кулер к столику рядом со сценой и поставил на него бутылку шампанского в ведерке со льдом. Вот что значит обслуживание по высшему разряду!
Диор уже был здесь с томным молодым человеком по имени Морис. Собралась и вся обычная компания художников и писателей, включая мрачного вида незнакомую пару — Диор сообщил, что это Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар. А когда Купер заметила обезьяноподобного мужчину с темным неподвижным взглядом, сидящего за соседним столиком с ослепительно красивой дамой, — она сразу поняла, что это Пабло Пикассо. И, точно стремясь развеять любые сомнения насчет его личности, он быстро рисовал что-то на салфетке, прислушиваясь к болтовне окружающих. Не успел он закончить рисунок, как официант ловко забрал салфетку и с победным видом унес ее, по всей видимости, собираясь продать свой трофей какому-нибудь коллекционеру за кучу долларов.