Сюзи задумчиво оглядела Купер:
— Сегодня особый случай, и он требует особого наряда. Снимай свою одежду.
— Меня в моем наряде все устраивает.
Сюзи раздраженно фыркнула:
— А меня — нет. Раздевайся.
Это превратилось в ритуал, на совершении которого Сюзи время от времени настаивала. Проще всего было ей подчиниться. Купер сняла платье. Сюзи начала перебирать вещи в гардеробе. Они были почти одного размера, и большинство нарядов Сюзи хорошо сидели на Купер. По сегодняшнему случаю Сюзи извлекла из шкафа шелковый костюм антрацитово-черного цвета в тонкую изумрудную полоску. Она также настояла на том, чтобы самой наложить Купер макияж, и теперь сосредоточенно щурилась, подкрашивая ей губы и нанося тени на веки.
— Надень очки, — сказала Купер, — пока ты не выколола мне глаз этой кисточкой.
— Я ненавижу очки, — пробормотала Сюзи, но все же надела их.
Очки были круглыми, в черепаховой оправе и на узком лице Сюзи смотрелись довольно комично, но именно в эти редкие моменты, когда Сюзи показывала свою слабость, Купер, кажется, и любила ее сильнее всего.
Когда наконец макияж полностью удовлетворил Сюзи, она отложила кисточку, нашла Купер пару туфель от Шанель с крохотными золотыми бантиками и завершила ее туалет, водрузив на голову изящную шляпку с вуалеткой, которая не столько скрывала, сколько подчеркивала огромные серые глаза Купер.
— Я чувствую себя рождественским подарком, — прокомментировала та, разглядывая свое блестящее отражение в трюмо.
— Ты и есть рождественский подарок, — заявила Сюзи, натягивая бежевые перчатки из тонкой кожи. — Если тебе нравится одежда, можешь оставить ее себе.
Они вместе вышли на улицу. Похоже было, что собирается дождь, поэтому они пошли быстрым шагом, держась под руку и хохоча, как давние подружки.
Вечерний чай у «Максима» входил в число излюбленных удовольствий Сюзи. В самом этом ритуале было нечто невероятно женственное. На столиках в китайских вазах стояли тепличные красные розы, чай разливали в чашечки в стиле ар-нуво, да и вся чайная посуда была ровесницей ресторана. Благоухающие розами мака руны — по фирменному рецепту заведения — таяли во рту. Здесь подавали пирожные с кремом, флорентийские корзиночки с фруктами и орехами, а также волованы прямо с пылу с жару — нежные, хрустящие и легкие, как перышко, а среди сортов чая был даже «Дарджилинг». Одним словом, атмосфера здесь была такой, будто война давно закончилась или ее и вовсе не было.
Почти все столики вокруг них занимали нарядно одетые женщины: некоторые сидели компанией, но большинство были парочками и дружески болтали вполголоса, склонившись друг к другу головами. Купер стало любопытно, сколько из этих пар — не подруги, а любовницы. Она со всех сторон ловила на себе заинтересованные взгляды, в некоторых сквозило неприкрытое восхищение. Одна женщина, худая и темноволосая, не сводила с нее жадного пристального взгляда, и это даже вызывало тревогу; другая, квадратная, краснощекая, с яркими зелеными глазами, непрерывно улыбалась, словно Чеширский кот. Купер оставляла все эти авансы без ответа.
Но как же все-таки отличалась женская дружба от дружбы с мужчинами. Насколько более гибкими и утонченными были такие отношения, насколько теснее оказывалась близость, на которую мужчины, видимо, и вовсе не способны. Купер выросла в окружении четырех братьев и их друзей. Сестра была старше и к тому времени, как Купер исполнилось десять, уже вышла замуж и работала сиделкой. Матери у них не было, поэтому и знакомых женщин, с кем девочка могла бы общаться, — тоже.
За несколько недель, проведенных в обществе Сюзи, она невероятно много узнала о том, что может дать женская дружба. Ее отношения с Сюзи были расцвечены всеми оттенками эмоций: не только остроумием, восторгом и наслаждением всеми удовольствиями, которые предлагает жизнь, но и более романтическими чувствами.
После чая они прогулялись вдоль улицы Фобур-Сент-Оноре, разглядывая витрины дорогих салонов — ярко освещенные, поскольку незаметно наступил вечер. Дождь так и не собрался, и толпы зажиточных парижан, так же как и они, наслаждались променадом. И вновь Париж показался Купер неким островом, где война уже закончилась: ураган, сметающий все на своем пути, еще бушевал вокруг, а город словно пребывал в оке бури, где не было никаких разрушений.
Они зашли в салон Ланвин: он был одним из старейших модных домов Парижа, а его хозяйка — любимым модельером Сюзи. Одежда выглядела очаровательно, но поскольку теперь глаз у Купер был наметан, она сразу заметила, что эти новехонькие, с иголочки наряды, украшенные затейливой вышивкой и расшитые бусинами, уже слегка устарели. Даже нежные цветочные оттенки, казалось, отсылали к прошлому веку и более невинной эпохе. Прохаживаясь вокруг манекенов, она не могла надышаться ароматом, витающим в воздухе.
— О боже! Какой восхитительный запах!
— Это «Мой грех» — духи Жанны Ланвин. Нравятся?
— Я в восторге!
— Гелиотроп и мускус.
— Никогда не встречала ничего подобного!
Сюзи направилась к прилавку, где ее приветствовали с великой почтительностью, как особо важную клиентку.
— Дайте мне, пожалуйста, флакон духов «Мой грех».
— Это мне? — удивленно спросила Купер.
— Конечно.
— Но ты ненавидишь духи.
— Ты можешь пользоваться ими, когда меня нет рядом.
Купер была очарована маленьким черным флаконом в виде шара с золотой пробкой и коробочкой с нарисованным на ней озорным черным котом.
— Ты так добра ко мне, — вполголоса поблагодарила она Сюзи.
— Правда? А не далее чем утром ты утверждала, что я недобрая.
— Ты можешь быть и той и другой.
— И в самом деле.
Сюзи достала из сумочки помаду и тщательно подкрасила губы. Придирчиво оглядев себя в зеркальце, она решительно захлопнула пудреницу и сказала:
— Идем.
Забрав свою покупку, они перешли улицу, и Сюзи замедлила шагу антикварного салона. В витрине была выставлена коллекция изысканно инкрустированной мебели, мерцающей в приглушенном свете ламп.
— Какие красивые вещи! — не удержалась от восклицания Купер.
— О да! Эта особа знает толк в красивых вещах. Идем. — Сюзи толкнула дверь и вошла. Купер последовала за ней и тут же будто оказалась в пещере Аладдина, полной мраморных статуй, картин и мебели. Здесь были и старинные ювелирные украшения, и стеклянные витрины, заполненные тяжелыми серебряными столовыми приборами. Женщина в темно-синем костюме вышла им навстречу. И только увидев выражение ее лица, Купер поняла, где они находятся.
— Добрый вечер, Сюзанна, — сказала женщина немного сдавленным голосом, будто получила удар в живот и не могла толком вдохнуть.
— Добрый вечер, Ивонн, — небрежно ответила Сюзи. — Мы пили чай у «Максима» и, поскольку проходили мимо, решили зайти. Надеюсь, ты не возражаешь?
— Нет, конечно, — усмехнулась женщина. — Почему я должна возражать? Добро пожаловать в мой магазинчик.
— Это моя дорогая подруга Купер Хиткот. Купер, это Ивонн де Бремон д’Ар.
Представленная столь официально, Купер протянула руку-’
— Enchantёе[59], мадам де Бремон.
Рука Ивонн была холодной, а пожатие вялым. Если бы Купер знала, что это магазин бывшей любовницы и покровительницы Сюзи, она бы никогда сюда не зашла. Но теперь отступать было поздно. Ивонн де Бремон было за пятьдесят, темные волосы коротко пострижены. Ее костюм кроем напоминал мужской, но именно за счет простоты линий смотрелся шикарно. В глубине магазина на коврике лежала крупная немецкая овчарка, внимательно наблюдая за ними умными глазами. Казалось, здесь непринужденно чувствовала себя одна Сюзи.
— Хорошо выглядишь, Ивонн, — заметила она, беззастенчиво окидывая изучающим взглядом лицо, руки и костюм женщины.
— Ты тоже, моя дорогая Сюзанна.
— Ах, я, как обычно, выгляжу замученной, зато ты — сама безмятежность. Связи и интриги отнимают слишком много сил. С твоей стороны умно избегать стресса, который несут с собой отношения.
— У меня нет недостатка в отношениях, — парировала Ивонн скрытый укол. — Хотя, возможно, я не так неразборчива в связях, как ты.
— Правда? А я слышала, ты теперь живешь как монашка.
— Чепуха.
— Ты превзошла саму себя, — продолжила Сюзи, обводя взглядом магазинчик. — Отличный улов. В наши дни люди так нуждаются в деньгах, что многие готовы расстаться с фамильными реликвиями за бесценок.
— Я плачу самую высокую цену, — сухо возразила Ивонн. — И тебе это известно.
— Но кто же откажется выгадать на спекуляции? — не унималась Сюзи. — Покупай дешево, продавай дорого — в этом вся суть торговли. Разве не так? — Ее улыбка стала насмешливой.
— Если ты так считаешь, — тонко поддела ее Ивонн. — Но по моему опыту, нажиться на спекуляциях невозможно. Если ты платишь мало, то и получаешь дешевку.
— Ты слишком рьяно возражаешь, Ивонн. Признайся же, тебе нравится скупать дорогие вещи за бесценок. Будь честна.
На щеках немолодой женщины выступил некрасивый, кирпичного цвета румянец.
— А я честна. У самых дешевых вещей зачастую прогнившее нутро, и их сложнее всего привести в презентабельный вид.
Сюзи, казалось, все это забавляло:
— Как скажешь, конечно.
Наблюдая за обеими не без внутреннего беспокойства, Купер припомнила замечание Диора о том, что они могли бы быть сестрами. Он был прав. Обе отличались изящным сложением, но при этом некоторым атлетизмом. Даже их лица были похожи: узкие и красивые, с ровной белозубой улыбкой. Единственное отличие заключалось в том, что Сюзи пока не пересекла невидимую черту, за которой заканчивается молодость женщины, в то время как Ивонн уже ее перешла.
— Вам понравился чай? — спросила Ивонн, оборачиваясь к Купер. — Вы, конечно, попробовали мака-руны с запахом роз? А волованы? Они утверждают, что начиняют их курицей, но, увы, начинка из кролика.
— Я люблю крольчатину, — заметила Купер. Ивонн окинула ее пренебрежительным взглядом: