Гермократ и его люди шли шесть дней, пока наконец не добрались до Селинунта, где уже собралось многочисленное воинство, готовое последовать за своим полководцем куда угодно.
Тем временем Дионисий прибыл в место тайной встречи — в образовавшуюся в туфовых отложениях пещеру, расположенную по дороге в Катанию. Там к нему присоединились и друзья — их было много, все являлись членами Братства; последним показался Филист. Когда все они собрались, Дионисий выставил часовых и обратился к присутствующим с речью.
— Решение Народного собрания — просто возмутительно, — начал он, — а изгнание Гермократа — чудовищная несправедливость. Против него не выдвинуто никаких обвинений — только подозрения и предвзятое отношение. В действительности он — лучший из нас, это храбрый человек, единственная вина которого заключается в том; что он всегда и везде служил своей родине, принося при этом огромные жертвы и никогда ничего не прося взамен. Однако дело не в этом: мы знаем наверняка, что карфагеняне готовят в следующем году новый поход, и на сей раз они намерены раз и навсегда разобраться со всеми своими врагами, в том числе и с нами.
— Почему ты так уверен в этом? — спросил один из присутствующих.
— Я тебе объясню, — вмешался в беседу Филист. — Месяц назад карфагенское посольство отправилось в Афины, чтобы удостовериться в том, что правители города продолжают вести войну против Спарты. Как вы думаете, зачем? Очень просто: раз афиняне сдерживают спартанцев в Эгейском море, последние не смогут снова прийти к нам на помощь, как семь лет назад, в случае если Карфаген нападет на нас. А можете не сомневаться: он это сделает.
— В такой ситуации единственный человек, способный возглавить нашу армию в неизбежном теперь противостоянии, — это Гермократ. Вы видели, что произошло в Селинунте и в Гимере, — и все лишь потому, что нашему командованию не хватило единства и решимости. То же случится и с Сиракузами, если мы продолжим терять время, рассуждая в абстрактных категориях. Речь идет о выживании. Вам это ясно?
Все согласились.
— Хорошо. В таком случае мы вернем его в город.
— Легко сказать, — возразил Дориск, молодой человек лет двадцати пяти с волосами, рыжими, как у его отца, выходца из Фракии, и глазами, темными, как у матери-сицилийки.
— Сделать тоже не слишком сложно, — ответил Дионисий.
— Это безумие, — промолвил Иолай, один из самых верных его товарищей, друг детства, как и Дориск. — Народ растерзает нас.
— Будем действовать внезапно, — продолжил Дионисий, не поведя и бровью, — мы — в городе, Гермократ — под его стенами. Мы установим контроль за Западными воротами и откроем их, когда наши лазутчики сообщат нам, что Гермократ готов войти в город. Дальнейшее — дело времени; в общем, город быстро окажется в наших руках. Народ просто вынужден будет смириться с уже случившимся.
Если же мы будем бездействовать, то нам предстоит стать свидетелями обычной волокиты: люди целыми днями станут вести дискуссии в Народном собрании, прежде чем принять решение, а его исполнение доверят тем, кто неопытен в данном деле, — торговцу соленой рыбой или корабельному плотнику, а вовсе не полководцу, отец и дед которого также были полководцами. Но вспомните, друзья мои, ведь до недавних пор варвары боялись нас — быть может, они переоценивали наше могущество про-сто-напросто потому, что видели, как мы разгромили афинян, — но безумное поведение Диокла убедило их в том, что мы не в силах защитить даже самих себя. Не сомневайтесь: они нападут и не остановятся до тех пор, пока не истребят нас всех, а уцелевших не рассеют по всему свету. Только Гермократ может нас спасти. Поверьте мне: у нас нет выбора.
— По мне, так он прав! — воскликнул Битон, самый рослый, задиристый и нетерпеливый из товарищей Дионисия, всегда готовый драться, если нужно, то и с оружием в руках.
— В таком случае кто со мной?
Все подняли руки.
— Отлично, — заключил Дионисий. — Теперь нам остается только разработать план действий, но сначала давайте подтвердим верность нашей клятве, той, что связывает нас друг с другом, и пусть боги проклянут того, кто нарушит ее. Поклянемся, что любого предателя мы будем преследовать до тех пор, пока не найдем его и не покараем.
Присутствующие поклялись. Принадлежность к Братству обещала обретение главенствующих позиций в общественной и политической жизни, а также в армии, отступничество же влекло за собой серьезные проблемы и даже было чревато смертельной опасностью.
Все разъехались точно так же, как и прибыли, — по одному или маленькими группами, и двинулись обратно разными маршрутами, чтобы не слишком привлекать к себе внимание.
Филист, до того момента главным образом слушавший и наблюдавший, подошел к Дионисию:
— Нас тут слишком много, а потому вполне можно предположить, что кто-то поддастся искушению и пойдет на предательство.
— Прежде такого никогда не случалось, — спокойно ответил Дионисий.
— Прежде ставка в игре никогда не была столь высока. Речь идет о судьбе города, а может, и всей Сицилии, — возразил Филист.
— В любом случае мы должны пойти на этот риск. Назад дороги нет.
Филист некоторое время молчал, глядя, как последние из отъезжавших садятся на коней и удаляются по белой от пыли дороге, а затем спросил:
— Когда ты сообщишь Гермократу о наших планах?
— Сегодня же ночью один из моих людей направится к нему, чтобы уведомить его.
— Думаешь, он согласится?
— Да, и без колебаний. Он только об этом и мечтает, будучи одержим желанием вернуться на родину. Я бы испытывал то же самое в его положении.
— Ты подумал о том, как согласовать ваши действия? Ведь все должны выступить практически синхронно.
— Я прибегну к помощи вестовых. Так или иначе, нам хорошо известно, когда лучше приступить к переводу армии из Селинунта в Сиракузы.
— Может, и так, но помни: это самое трудное. Этой проблеме ты должен уделить особое внимание. Остальное произойдет само собой… Когда ты планируешь выдвигаться на исходные позиции?
— Ровно через девять дней, начиная с завтрашнего. Мы выступим на рассвете, а к вечеру проблема будет решена.
Филист подошел ближе.
— Дионисий, ты ведь знаешь: я не военный человек, я больше поэт, и в этой операции буду тебе скорее помехой. Скажи, что я могу сделать для тебя?
— Ничего. Наблюдай за происходящим, размышляй, чтобы рассказать обо всем тем, кто придет нам на смену. В этом твоя задача. Ведь после того как мы переступаем порог царства мертвых, в мире остается не правдивая память о том, что мы сделали, а образ, какой мы оставили в истории. А теперь отправляйся: скоро стемнеет.
Филист едва заметно кивнул, набросил на плечи плащ и вскочил на коня.
Гермократ получил шифрованное послание Дионисия, написанное в спартанском стиле, к вечеру третьего дня. Он завершил чтение в состоянии сильного волнения. Было ясно, что более благоприятная возможность вряд ли представится, а потому надо пользоваться ею, и без промедления. И хотя в сложившейся ситуации следовало спокойно обдумывать каждый шаг, Гермократ дал волю чувствам и страстному желанию вновь увидеть родину, завоевать власть, отомстить тем, кто воспользовался его отсутствием, чтобы лишить его самых священных прав, обесславить его и возбудить к нему ненависть народа.
Он спросил, на какое количество людей может рассчитывать, если решит действовать тотчас же. Ему ответили, что чуть больше тысячи воинов готовы выступить по его призыву. Остальные рассредоточены по всей Сицилии: они совершают вылазки против карфагенских наместников, так что смогут вернуться не раньше чем через день или два.
— У нас нет времени на ожидания, — решительно заявил Гермократ. — Передайте им, чтобы, как только смогут, выступали в направлении Сиракуз.
— Ты совершаешь ошибку, гегемон, — возразил один из верных ему военачальников пр имени Клеант. — Что за спешка? Лучше действовать наверняка, когда все наши люди будут готовы.
— Ты не вполне осведомлен о состоянии дел. У меня же есть все основания считать, что настал подходящий момент. Сейчас или никогда.
— Как знаешь, — ответил Клеант. — В любом случае можешь рассчитывать на меня, однако я продолжаю считать, что один день ничего не решает, можно было бы и подождать.
Гермократ, казалось, какое-то время колебался, охваченный сомнением. Мысль о том, что придется рискнуть всем, тревожила его. Потом он вдруг как будто нашел решение проблемы.
— Может, ты и прав, — признал он. — Сделаем так: я отправлюсь туда сейчас же, а ты двинешься вслед за мной, с подкреплением. При этом здесь, в Селинунте, ты оставишь не более тысячи воинов. Этого достаточно. Остальных поведешь за собой. Не только гоплитов, но и пельтастов, и разведчиков.
— А конницу?
— Она не нужна. Нам придется сражаться на улицах, в переулках…
— У нас не так уж много людей… — проговорил Клеант. — Но я соберу всех, кого смогу.
— Хорошо. Так мне будет спокойнее. Пожелай мне удачи, друг. От этого предприятия зависит мое будущее, твое, а также будущее Сиракуз, а может, и всей Сицилии.
— Удачи, гегемон, — ответил Клеант. — Будем надеяться, что наши союзники в городе знают, что делают.
На следующий день, еще до рассвета, уже протрубили сбор, и вскоре тысяча сто гоплитов, двести пельтастов и разведчиков сошлись на агоре.
Гермократ, в доспехах, проведя смотр своему войску, обратился к нему с краткой речью:
— Воины! На сей раз нас ожидает гораздо более трудная и горестная задача, чем те, что выпадали нам прежде: мы вернемся в Сиракузы, но не все наши сограждане будут ждать нашего прихода с радостью. Остальные станут сражаться против нас, и нам придется их убить. Увы, выбора у нас нет. Как только мы закрепимся в городе и захватим власть, мы возглавим поход против варваров и прогоним их с территории Сицилии, но прежде заставим их заплатить за резню в Селинунте и кровопролитие в Гимере. Раны затянутся, снова наступит эпоха процветания, и это поможет людям забыть о