– Мне так стыдно! – говорит мама, проснувшись часом позже.
Она винит в этом вчерашний недосып – «Только не говори Ребекке, но кровать в комнате для гостей ужасно неудобная!», – а также утомительную прогулку до ресторана и обратно. Мы смотрим на Эша, неподвижно лежащего на игральном коврике, и я стараюсь подавить раздражение. Перед самым маминым приездом мне позвонила Ребекка: «Будь с ней поласковей, Стиви. Все-таки она уже в преклонном возрасте».
Звучит мелодия телефонного звонка.
– Мой мобильный! Это папа. Да, дорогой, у меня все хорошо. Хорошо! У них тоже. Эш? Да, он просто ангелочек! Обязательно. Позже поговорим. – Мама кладет трубку. – Он передает привет. Ему и правда не терпится увидеть Эша. Может, ты сама к нам приедешь?
Я мычу что-то невразумительное и вновь ставлю чайник. А когда оборачиваюсь, мама с Эшем медленно кружат по комнате, щека к щеке, ладонь в ладони, словно неудачно подобранные партнеры по танцу.
– Ты поешь ему песенки? – спрашивает она.
Я не хочу отвечать «нет», поэтому делаю вид, что не слышу. И тогда она начинает тихонько что-то напевать. Кстати, у моей мамы прекрасный голос. Как же давно я не включала музыку! Хотя до рождения Эша не вынимала из ушей наушники, в моем плейлисте были мелодии на все случаи жизни, а под кроватью пылилась целая коробка концертных билетов, с каждым из которых связано какое-то воспоминание. Женщина в белых кроссовках на темной сцене. Мужчина, потягивающий вино из бутылки в перерывах между балладами… А потом – роды. И музыка почему-то умолкла.
Мама поет, и я вспоминаю те четыре-пять кассет, которые мы слушали в машине, ставя их снова и снова, пока пленка совсем не стиралась: Элтон Джон, Стиви Никс, «Роллинг Стоунз».
– Blue jean baby, LA lady[18], – поет мама, кружась в танце с Эшем на руках.
И это так нелепо и так прекрасно, что я невольно расплываюсь в улыбке.
Шестнадцать
Мы создали что-то из ничего – Лекс и я.
Клуб существовал уже полтора года. Ежедневно десятки завсегдатаев толкали неприметную дверь. Под нашей крышей, как и на ней, рождались новые компании: айтишные стартапы, дизайнерские агентства, некоммерческие организации. А их основатели, подстегиваемые адреналином и кофеином, вершили великие дела. Мерцающие экраны ноутбуков озаряли лица своих владельцев, занятых созданием Python-кодов и презентаций в PowerPoint. У меня уходило не меньше часа, чтобы добраться до офиса на верхнем этаже: все хотели перекинуться со мной парой слов, представить друзьям или новым сотрудникам, похвастать картинами на стенах, сказать, как они рады быть частью всего этого.
Я тоже радовалась. Хотя при первой встрече весьма скептически отнеслась к глобальному замыслу Лекса насчет построения сообщества. Думала, что его истинная цель – заработать как можно больше денег. Ну а для меня эта вакансия была единственной на тот момент альтернативой обратному рейсу в Лондон. В дальнейшем я планировала найти что-то более подходящее.
Со временем мой цинизм заметно поубавился. Вне зависимости от первоначальных мотивов у нас действительно получилось создать нечто ценное. Настоящее сообщество единомышленников! Любой, кто заходил сюда хотя бы ненадолго, сразу это видел: по тому, как члены клуба общаются, строят планы, поддерживают друг друга – поддерживают и меня, предлагая кандидатуры новых членов, знакомя людей между собой. Клуб «выстрелил»: о нем говорили, о нем писали, о нем публиковали твиты. А я была его вторым пилотом. Кому бы такое не понравилось? Только Нейтан порой посмеивался надо мной, обвиняя в сектантстве. Причем, по сути, был прав: я и правда фанатично верила в наше детище.
И в Лекса, с его предпринимательским талантом и бешеной работоспособностью. «Многие считают, что успешные бизнес-проекты рождаются сами собой, – сказал он мне однажды, – но придумать хорошую идею может любой дурак; а вот чтобы воплотить ее в жизнь, нужно пахать». Нас очень сблизило и преодоление трудностей, и полуночная доставка еды, и корпение над электронными таблицами до рези в глазах. Была ли эта близость лишь побочным эффектом каждодневной совместной работы? Да, твердо говорила я себе. И ничего более.
Я знала, что мне повезло войти в круг избранных. Чему страшно завидовали остальные сотрудники (поначалу – небольшая горстка, теперь – целый штат). «Наша новая звезда», – бросила мне однажды в спину глава маркетингового отдела. Лекс был жестким, даже подчас деспотичным начальником, зато если уж хвалил, то от души.
Я старалась не почивать на лаврах. С Лексом расслабляться было нельзя, судя по рассказам бывших коллег и подчиненных. Стоило хоть раз его подвести, и он навсегда вычеркивал тебя из своей жизни.
Как-то в обеденный перерыв, когда мы с Лексом шли по Бродвею в направлении фургончика с горячими сырными сэндвичами, я поделилась таким наблюдением:
– Знаешь, здесь все совсем по-другому. В Лондоне мои коллеги постоянно ныли: «Ну почему сегодня не пятница, а только вторник!» или «Даже не верится, что до конца рабочего дня еще целых четыре часа!». А ньюйоркцы словно кайфуют от работы. Это вдохновляет.
– Надеюсь, себя ты тоже причисляешь к ньюйоркцам?
– Конечно! Разве не очевидно? Я обожаю свою работу!
Мы дошли до парка Мэдисон-сквер, сели на свободную скамейку и распаковали сэндвичи.
– Думаю, я нашла отличную кандидатуру на должность менеджера по привлечению новых клиентов, – сказала я.
– Прекрасно! И кто он – или она?
– Она. У нее много опыта и огромное желание у нас работать – говорит, она наша фанатка.
– Приятно слышать. Надеюсь, она понимает, что наш клуб – не место для корпоративных игр? И что ее задача – искать перспективные компании, которые пока не доросли до собственного офиса, и давать им крышу над головой, предлагая воспользоваться нашей экосистемой?
– Конечно! Она полна энтузиазма и уже подкинула кое-какие идеи. Я уверена, что могла бы многому у нее научится.
– Возраст?
– Лет тридцать пять – сорок.
– Хмм… Замужем? Дети есть?
– Я не спрашивала. Хотя, по-моему, у нее было обручальное кольцо. А что?
– Видишь ли, Стиви… Все-таки у нас молодежный бренд.
– Но ведь мне уже за тридцать. Как и тебе, Лекс.
– Это другое: мы – руководство. Наша целевая аудитория – молодые миллениалы, поэтому и нанимать логичнее молодых миллениалов. Я просто хочу, чтобы все, кого мы берем в команду, были на сто процентов преданы общему делу. Понимаешь?
– Не знаю, что и сказать, Лекс. Я не сомневаюсь, что она будет предана; и что прекрасно справится. Думаю, нам не стоит предвзято относиться к более возрастным кандидатам – напротив, мы должны ценить их опыт.
– А я думаю, тебе стоит поискать кого-нибудь получше, Стиви.
Поднявшись, я пригладила руками складки на льняной юбке и сказала:
– Мне нужно пройтись. Увидимся в офисе.
Во мне все клокотало от негодования. Вопросы о возрасте и о кольце вывели меня из равновесия. Неужели я тоже стану менее ценным сотрудником, когда состарюсь? Или если – хотя это и маловероятно – когда-нибудь выйду замуж? Но больше всего меня взбесило, что Лекс поставил под сомнение мой профессионализм, пренебрег моим мнением, чего раньше никогда себе не позволял.
Я повернула в противоположную сторону от клуба и пошла по Бродвею, все больше удаляясь от центра. Небо над небоскребами и башнями в стиле ар-деко стало гранитно-серым.
Прошагав еще минут пятнадцать, я оказалась в Брайант-парке. Начался ливень. Чтобы его переждать, я нырнула под козырек кофейного ларька. Стояла и думала, к каким последствиям может привести наш с Лексом спор. Что, если это моя желтая карточка? Или даже красная – и теперь я вылечу из игры и отправлюсь домой?
Нужно позвонить Джесс. Она наверняка посоветует, как лучше поступить: показать зубы или сдать назад. Я достала из сумки телефон и нашла в списке недавних звонков ее номер. А если она скажет, что я облажалась? Если примет сторону Лекса? Я бросила телефон обратно в сумку.
Вернувшись в клуб, я с облегчением услышала от Меган, нашего офис-менеджера, что Лекса нет на месте. Но когда после ужина пришла домой и открыла ноутбук, увидела от него сообщение. Всего две буквы: «тт?»
Впервые получив от Лекса загадочное «тт» – вскоре после того, как получила работу, – я отправила ему «???» «Это означает “ты там?’’», – написал он в ответ. У меня было такое чувство, что я выучила первые слова нового языка. Теперь, когда мы переписывались онлайн, наши сообщения почти сплошь состояли из акронимов и аббревиатур.
д, – написала я. И стала ждать, пока бегающие по экрану кружочки преобразуются в ответ.
С, изв. – Неужели извинение?
ок…
я тут подумал и… т права. – Да ладно! Я с трудом поборола искушение съязвить в ответ.
если она идеально подходит тебе ст. ее нанять.
уверен?
уверен. посмотрим, как она себя проявит во вр. испыт. срока.
ок. хрш, – ответила я.
я т. доверяю.
ок.
Значит, друзья? – Друзья. Так вот, значит, кто мы друг другу!
д.
Семнадцать
Если семидесятилетняя женщина может сидеть на полу, тряся погремушкой в виде подсолнуха, то я и подавно смогу. На следующий день после отъезда моей собственной матери я полна решимости стать идеальной мамой для Эша. За какие-нибудь полсуток я компенсирую ему три с половиной недели равнодушия, говорю я себе в то утро. Словно участница финала кулинарного шоу, я пущу в ход все свои ингредиенты.
Для начала я ложусь рядом с Эшем на игровой коврик и, ударяя пальцем по висящим над головой тряпичным животным, называю каждое и при этом то кукарекаю, то мычу. Он таращится на них, пуская слюни. Интересно, повернул бы он ко мне голову, если бы умел? Рассмеялся бы от моих шуток?..