– Знаю, – ответила я, догадываясь, к чему она клонит.
– Я просто думаю, не пора ли что-то делать, пока не стало слишком поздно.
– Ты про детей?
– Да, про детей.
– Ну, во‐первых, надо уточнить, что такое «слишком поздно». Шери Блэр[29], к примеру, родила в сорок шесть.
– Кто такая Шери Блэр?
– Не важно. Я к тому, что тридцать семь – это еще не возраст.
– Моя мама родила меня в двадцать четыре. Может, я уже вообще не смогу забеременеть.
– Не говори ерунды! Миф о биологических часах сочинили консерваторы, чтобы заставить женщин уйти с работы.
– Я подумываю заморозить яйцеклетки.
– Правда?
– Это стоит не дороже ботокса.
– Гладкий лоб или орущий младенец? Хм… даже не знаю, что предпочесть.
– Очень смешно.
– Но разве ты не хочешь встретить подходящего парня, создать семью? Кстати, как там твой архитектор?
– Испарился. – Решительно отодвинув миску с хлопьями, Дженна положила обе ладони на стол.
– Да ты что?
– Ага. И уже встречается с другими. Обычная история.
– Ох, Дженна… Извини, я не знала.
– Может, еще объявится, когда порвет с очередной пассией.
– Он тебе действительно так нравился?
– Не знаю. Мне казалось, нас тянет друг к другу.
– И теперь, когда вы расстались, он нравится тебе еще больше.
– Видимо, да. Если бы ты знала, Стиви, как мне надоело быть лишь одной из закусок на шведском столе! Я хочу быть главным блюдом!
– Ты не боишься, что рано или поздно стабильные отношения тебе наскучат?
– Нет, если встречу подходящего мужчину.
Я откинулась на спинку стула.
– А вот мне что-то не хочется быть чьим-то главным блюдом!
– Просто у тебя еще не так много опыта. Чувство новизны со временем притупляется. Поверь, в конце концов тебе это надоест – знакомства, свидания, ничего не значащие отношения, которые никогда не переходят на следующий уровень. Всем надоедает.
– Между прочим, у нью-йоркской культуры знакомств есть свои плюсы.
– Какие, например?
– Спонтанность. Недавно какой-то парень остановил меня на улице; мы немного поболтали, и я дала ему свой телефон. В Лондоне это было бы просто немыслимо!
– И что, он тебе хоть раз позвонил?
– Пока нет. Ну и ладно! Зато это были классные пять минут.
– Возможно, он еще появится на горизонте, когда у него кончатся варианты. Пролистает список контактов в телефоне, увидит твое имя и подумает: «Интересно, как там поживает эта смазливая британочка, которую я встретил на Бликер-стрит?» Или где там еще. Наберет номер и позвонит как ни в чем ни бывало.
– А я не возьму трубку.
Я налила нам воды из стоявшего на столе кувшина с фильтром.
– Знаешь, Стиви, что меня особенно бесит? То, как они сканируют взглядом комнату, как оглядываются через плечо, словно прикидывая, к кому бы еще подкатить!
– Никогда такого не замечала.
– Разве в Лондоне не принято встречаться с несколькими людьми одновременно?
– Не принято. Впрочем, как и вообще ходить на свидания. Обычно знакомишься с кем-нибудь в пабе, просыпаешься утром на его или ее матрасе, и – вуаля! – теперь вы пара.
– А ты по всему этому не скучаешь? По искренности? По простоте?
– По искренности? Не скучаю, – сказала я. – Вот нисколечки!
Всю дорогу до пляжа Дженна продолжала разглагольствовать о свиданиях, хотя последние десять минут я шла молча, изредка вставляя «хм», «нет» и «ты права». «Пойми наконец, – думала я, пока она нашаривала в сумке крем для загара. – Свидания – всего лишь игра. И если ты это принимаешь, если не надеешься всякий раз сорвать джекпот, то ничто не может пойти не так, и никто не останется с разбитым сердцем. Хочешь честности? Так вот она, честность!»
– И что, ты смогла бы на это пойти – родить ребенка для себя? – спросила я, намазывая ей спину кремом.
– Не знаю, – ответила она. – В последнее время все чаще думаю, что смогла бы. Правда, я никогда не планировала становиться матерью-одиночкой. Надеялась встретить хорошего парня и жить с ним долго и счастливо. Мой психоаналитик говорит, что я зациклена на идее стабильных отношений из-за развода родителей. А твои не развелись?
– Нет, все еще вместе. Хотя мой отец – сложный человек. Никогда не понимала, что мама в нем нашла.
– Может, он именно с тобой сложный, а с другими – просто душка, – заметила Дженна.
– Возможно. Его почти не было рядом, когда я росла. Он же фермер, а на ферме всегда работы невпроворот. Но дело не только в этом. По-моему, на меня ему было просто плевать. Его интересовала только Ребекка.
– Другая твоя сестра?
– Да.
В память навсегда врезались детские воспоминания: папа с Ребеккой сидят напротив друг друга за кухонным столом и смеются над какой-то шуткой; или смотрят телевизор, когда я уже лежу в кровати. Оставалась ли я с ним когда-нибудь наедине? Конечно! Один раз. Мне тогда было лет шесть. Мама повезла Ребекку на день открытых дверей в университет, и мы с отцом остались вдвоем. Папа тоже хотел поехать, но дорога занимала часов пять в одну сторону, без ночевки было не обойтись, а он не мог бросить ферму так надолго.
Выйдя из школы после уроков, я увидела его у ворот. Он стоял, высматривая меня в толпе детей: хмурый взгляд из-под расчесанных по косой прибор волос, руки в карманах вощеной куртки. Одинокая тень средних лет на фоне молодых мамочек с пергидрольными кудряшками. «Стиви, это твой папа?» – спросил меня кто-то из одноклассников. Папы не забирали детей после школы, поэтому я кивнула с гордым видом. А когда мы с отцом нашли друг друга, просияла, сунула руку в его большую ладонь и, опустив глаза, заметила, что вместо резиновых сапог он надел коричневые ботинки, в которых ходит в церковь. Мы ехали молча, не зная, о чем говорить. Я застегивала и расстегивала три пряжки на своем школьном ремне, а потом достала из портфеля лист бумаги.
– Что это? – спросил отец, скосив глаза влево и не отнимая рук от руля.
– Тест на правописание.
– А, понятно.
По крайней мере, теперь у нас было, чем заняться, о чем поговорить. За ужином я села на Ребеккино место рядом с отцом, и он положил мне в тарелку маминого пастушьего пирога: серый фарш, застывшее картофельное пюре.
– Ешь, это вкусно.
Потом я произносила по буквам «сердце», «солнце», «чувство», «честный», а он проверял, – а утром, намазывая джемом мой тост, проверил еще раз. В тот вечер, когда мы собрались ужинать, папа спросил:
– Ну как?
– Десять из десяти, – ответила я.
Он был явно доволен; мама села рядом со мной, Ребекка выдвинула стул рядом с отцом, и все вернулось на круги своя.
– И что Ребекка? Она ведь замужем?
– Да, уже более десяти лет. Двое детей. Муж юрист, страстный поклонник велоспорта. Словом, не жизнь, а скукотища. Они и сексом-то небось не занимаются. Ну а Джесс, как ты знаешь, всегда предпочитала одиночество – даже если у нее и были какие-то серьезные отношения, мне она об этом не говорила.
– Твои сестры общаются между собой?
– Не особо. По-моему, Ребекка немного завидует Джесс. Видятся они редко, но когда разговор заходит о старшей сестре, Ребекка обязательно ввернет какую-нибудь колкость. У них мало общего.
– Есть чему завидовать! Джесс – ходячая реклама успешной самодостаточной женщины. А ее квартира просто отвал башки! Когда, говоришь, она сюда перебралась?
– Больше двадцати лет назад. Мне тогда было одиннадцать, а ей – двадцать пять.
– Ты очень по ней скучала?
– Да. Ее переезд в Нью-Йорк стал для меня настоящей трагедией.
– Так ты приехала сюда из-за нее?
– В том числе. Когда я была маленькой, Джесс училась в школе-пансионе, но я все равно чувствовала, что она рядом. А после ее переезда эта связь оборвалась. Я хотела узнать ее заново, наверстать упущенное.
– Почему у нее нет детей? – спросила Дженна.
– Не знаю. Мы никогда об этом не говорили.
– Странно, конечно…
Тем не менее, когда я сообщила, что Мира беременна, Джесс поинтересовалась моими планами насчет детей. И даже почти сказала что-то в ответ. Я надеялась, что тот момент ознаменует начало новой эры в наших отношениях – эры полной откровенности. Но мы вернулись к привычным темам разговора, и я даже начала думать, что мне померещилось.
– Ну а ты этого хотела бы? – спросила Дженна. – Муж? Дети?
– Никогда не мечтала о свадьбе. Я даже не уверена, что мне нужны стабильные отношения.
– Тебе разбили сердце. Понимаю…
Я пожала плечами.
– А ребенок? – не унималась Дженна.
– Это другое, – сказала я. Затем поднялась и встряхнула полотенце. Ребенок – это не какая-нибудь линия на песке, которую смоет первая же набежавшая волна. Ребенок – это нечто незыблемое. Краеугольный камень. – Я всегда хотела ребенка.
– А ты могла бы решиться на это одна, без партнера?
– Да, – кивнула я. – Запросто.
Двадцать три
Колеса коляски скользят по ковру из опавших листьев. Я решила прервать добровольное заточение, к которому приговорила себя за то, что оставила Эша одного, и наведаться в супермаркет. Какой толк сидеть в четырех стенах, таращась друг на друга? Самобичевание не превратит меня в безупречную мать. Я пробовала ценить каждый проведенный вместе момент, «радоваться маленьким победам», как учил Лекс, – будь то идеальное купание или опустошенная за рекордное время бутылочка. Но этого мало.
Мне не нужно ничего покупать, так как завтра прибудет очередная доставка, зато хоть какое-то дело. Наслаждаться красотами осеннего парка я все равно не смогу из-за глубокого отвращения к себе. Сейчас мне нужны потоки машин, шум улиц и толпы незнакомых людей, спешащих по своим делам.
В супермаркете я вижу молодую женщину, которая внимательно изучает полки с молочными смесями. Ей явно не больше двадцати. Неожиданно для себя я вдруг спрашиваю, не нужна ли помощь, впервые услышав свой голос за последние несколько дней.