– Их так много! Не знаю, что выбрать, – говорит она.
– Я обычно беру вот эту, – говорю я, показывая на знакомую баночку.
Она катит свою коляску дальше, а я начинаю гадать: был ли ее ребенок запланированным? Где его отец? Вот какие мысли возникают у людей при виде нас с Эшем! Я почувствовала это еще в больнице, когда он только-только родился. Но стоит им подойти чуть ближе, увидеть морщины, характерные для женщины средних лет, и пазл сложится: лечение от бесплодия, последний шанс, уходящий поезд. Тогда-то они поймут.
Поймут, чего мне это стоило.
Не так много, как некоторым, но больше, чем подавляющей части среднестатистических пар, которым достаточно отказаться от контрацепции, чтобы наступила беременность. Больше, чем Мире и Питу с их чудесной малышкой. «Вы, наверное, очень сильно его хотели», – сказала сотрудница регистрационного офиса, выдавая мне свидетельство о рождении с прочерком в строке «отец». И она не ошиблась.
Все четыре стены клиники были увешаны изображениями младенцев: спящие в обнимку, словно Инь и Ян, новорожденные близнецы; годовалые карапузы с беззубыми улыбками. Справа от стойки администратора красовалась фотография пухлого ребенка с забавным светлым хохолком на макушке, – вероятно, девочки, хотя в этом возрасте трудно сказать наверняка.
Заверните мне такую же, пожалуйста!
Я записалась на прием в клинику репродукции за две недели до отъезда из Нью-Йорка. Контейнер с моими пожитками еще качался по волнам Атлантики, а я уже сидела в приемной, с чумной после длительного перелета головой. Каждая минута на счету!
Я надеялась, что проект «Ребенок» поможет мне выбраться из эмоционального болота, в которое я погрузилась, едва приземлившись в Хитроу. Мой пульс замедлился до привычного лондонского ритма, как будто я соскочила с велосипеда после напряженной гонки. «Нью-йоркская ломка» – так называл это состояние Нейтан. «Меня накрывает, даже если уезжаю на пару суток. Так что… удачи!»
Это пройдет, успокаивала я себя, налаживая работу лондонского клуба, встречаясь с архитекторами и строителями, составляя списки потенциальных клиентов. Однако тоска не проходила, и даже работа мечты не могла полностью отвлечь меня от мрачных мыслей. «Это твой проект, Стиви! Просто держи меня в курсе», – неизменно говорил Лекс во время наших видеоконференций. Я кивала и улыбалась в одноглазую камеру компьютера, мысленно отвечая: «Ты и понятия не имеешь, чем я тут занимаюсь. Я не просто строю клуб. Я создаю новую жизнь».
Ожидая приема врача, я потягивала кофе и наблюдала за потенциальными родителями – моими товарищами по несчастью. Они составляли разительный контраст с умильными фотоколлажами на стенах; в их потухших глазах читались истории о малоподвижных сперматозоидах, пустых яйцеклетках и начавшихся месячных вместо вожделенных двух полосок на тесте. У парней был совсем убитый вид. Еще бы: дрочить в баночку только для того, чтобы услышать, что толку от тебя не больше, чем от безалкогольного коктейля. Что может быть страшнее для мужчины?
На общем унылом фоне выделялись и исключения в лице одиноких поклонниц искусственного оплодотворения: четыре из них, помимо меня, уже раздобыли «самую отборную сперму» и сияли от радостного предвкушения (Подумать только, всего через девять месяцев!), еще две – беременные женщины средних лет, – казалось, не верили собственному счастью, хотя и старались этого не показывать. Добрые глаза. Сложенные на животе руки. Мы тоже были на вашем месте.
– Стиви Стюарт?
Я вскочила так резко, что у меня потемнело в глазах. Врач – строгая, серьезная, в темно-синем кардигане поверх белого халата и с забранными в хвост седеющими волосами – излучала профессионализм. Такая не станет осуждать.
– Здравствуйте, Стиви. Я доктор Кимбл. – Она глянула в свои записи. – Итак, это ваш первый визит. Расскажите, почему решили к нам обратиться.
Я сто раз репетировала ответ на этот вопрос! Казалось бы, чего стыдиться? Она и не такое видела. И все же…
– Я хочу ребенка, – выпалила я.
– Чудесно. Большинство людей приходят сюда именно для этого.
– Извините, забыла уточнить: я хочу воспользоваться донорской спермой.
– Хорошо.
«Хорошо»? Обнадеживающее начало!
– У вас есть партнер? – продолжала она.
– В данный момент нет, – с вызовом ответила я. Любой бы напрягся на моем месте!
– Не волнуйтесь, подобные вопросы – чистая формальность; это нужно для карты.
– Кстати, сперма у меня уже есть.
– Вот как?
– То есть, конечно, не с собой. – Тоже мне, капитан очевидность! Естественно, я не стала бы тайком передавать ее врачу под столом. – В Нью-Йорке.
– Отлично. Там ее легче достать. Надеюсь, донор не анонимный? Иначе, согласно законам Великобритании, мы не сможем использовать его сперму.
– Нет, с этим все в порядке. Я перелопатила тонну информации, прежде чем окончательно выбрать клинику и донора.
– Прекрасно. Но в любом случае мы проверим сперму на инфекции и наследственные заболевания.
– Надеюсь, проблем с транспортировкой не возникнет?
– Думаю, нет. Мы уже не раз так делали. Ну что ж, отлично. Теперь, если позволите, я задам вам пару вопросов.
Она снова взялась за анкету.
– Вы когда-нибудь были беременны?
Вот он: контрольный выстрел в голову!
– Один раз. Я сделала аборт.
– Могу я спросить, когда это было?
– Около шести лет назад.
– И сейчас вам… – она сверилась с записями, – …тридцать восемь.
– Да. В июне будет тридцать девять.
– Принимаете сейчас какие-нибудь лекарства?
– Нет.
– Как в целом оцениваете состояние своего здоровья?
– Со здоровьем у меня все хорошо.
– Вы курите? Употребляете алкоголь?
– Не курю; выпиваю пару бокалов вина в неделю.
– Советую уменьшить дозу. А лучше совсем исключить. Это сильно повысит ваши шансы.
– Без проблем.
– Отлично. Итак, у вас есть два варианта: искусственная – или внутриматочная – инсеминация и экстракорпоральное оплодотворение.
– Искусственная инсеминация – это научное название банального впрыскивания спермы?
– По сути, да. ЭКО – более инвазивный, трудоемкий и дорогой метод, но в этом случае процент успеха гораздо выше. Я бы рекомендовала начать с ВМИ, а затем…
– Если можно, лучше сразу ЭКО. У меня есть деньги, и я не хочу ждать.
Тогда доктор Кимбл озвучила пошаговую инструкцию по размножению без секса, начиная с ежедневных инъекций, которые должны «выключить» мои яичники, а затем снова их запустить, чтобы стимулировать овуляцию. Когда она упомянула о заборе созревших яйцеклеток, мои мысли невольно перенеслись на ферму. Вот я просовываю горячую ладошку в ящик и старательно шарю пальцами по устланному соломой дну, пока не натыкаюсь на два еще теплых яйца. Беру одно и бережно опускаю его в левый карман вельветовой курточки, а второе отправляю в правый. Затем бегу назад к дому, распахиваю кухонную дверь и с торжествующим видом выкладываю добычу на стол возле папиной чашки чая с молоком. Он опускает взгляд, и лицо его тут же мрачнеет: скорлупа обоих яиц покрыта трещинками. Мама весело говорит: «Ничего, Стиви, я все равно собиралась сделать из них омлет. Ты облегчила мне задачу!» Отец с оглушительным грохотом отодвигает свой стул, встает и молча выходит из кухни…
– Если все пойдет хорошо, через несколько дней после оплодотворения яйцеклеток мы проверим качество образовавшихся бластоцист – пятидневных эмбрионов – и перенесем их в матку через влагалище, – подытожила доктор Кимбл. – Некоторые пары, вернее, некоторые женщины, предпочитают подсаживать сразу два эмбриона; разумеется, в этом случае возникает риск рождения двойни.
– Я не стану так делать. Мне вполне достаточно одного.
Раз – и готово!
Она улыбнулась.
– Возможно, бластоцист получится несколько – тогда мы заморозим лишние на случай, если с первого раза беременность не наступит.
– И что тогда? Сколько придется ждать до следующей попытки?
– Если останутся лишние бластоцисты, вы сможете попытаться снова всего через месяц, уже в следующем цикле. Еще вопросы?
– Через полтора года мне будет сорок, – сказала я. – Насколько я понимаю, после этого возраста фертильность резко снижается?
– Сорок – всего лишь цифра. Не нужно на ней зацикливаться, – успокоила меня доктор Кимбл. – Это не значит, что ваш организм перестанет функционировать, едва часы пробьют полночь. Послушайте, возможно, мне не стоит это говорить, но у вас гораздо больше шансов, чем у девяноста процентов пар, входящих в эту дверь. Вы уже были беременны; у вас есть качественная, проверенная сперма. Конечно, стопроцентных гарантий я дать не могу, – продолжила она, – но не удивлюсь, если уже через полгода вы будете закупать ползунки и распашонки.
Двадцать четыре
– Понторез, проныра, пентюх. Интересно, почему все самые дурацкие слова начинаются на «п»? – сказал Нейтан, рисуя эту букву на песке.
– Неправда! – возразила я. – А как же увалень, упырь, ушлепок? По-моему, эти слова тоже всегда казались тебе нелепыми.
– Точно! Как я мог забыть? П и У. Полный улет! Одно из моих любимых выражений.
Близился вечер; лежа животом на песке, мы с Нейтаном листали странички пользователей в его приложении для знакомств. Тогда и произошел тот разговор. Я сказала, что парень, которого Нейтан назвал «чертовски привлекательным» – лощеный красавчик с платком в кармане пиджака, – немного похож на понтореза. Пришлось пояснять.
– Хм… возможно, мне нравятся понторезы, – задумался Нейтан. – Возможно, понторезы как раз в моем вкусе.
– Возможно. Откуда мне знать – ты ведь никогда не знакомил меня со своими «контактами».
– Да потому что это и были всего лишь одноразовые контакты! Большинство из них я и сам толком не знаю. Взять, к примеру, последнего парня: я видел его только в ванной, да и то со спины. Даже в лицо не разу не взглянул!