– Может, «Лорд Нейтан»?
– Попробуем «Нейтан нижнее подчеркивание Уокер». Бинго! Вот и все. Готово. Пользуйся.
– И что я теперь должен делать? Постить селфи? Как я просто куда-то иду?
– Почему бы и нет? Это может стать твоим УТП[38]!
– Чем-чем? Ладно, мы слишком далеко ушли от темы. Вообще-то ты рассказывала о Сэме и Джесс. Итак, знакомство.
– Он ужасно волновался – у него даже руки тряслись, когда мы с Джесс пришли. И приоделся: белая рубашка, светлые брюки.
– Видимо, ты ему очень нравишься. Ну и как, они нашли общий язык?
– В итоге да. Правда, для начала он выпил пару бокалов, чтобы немного расслабиться. Они уже пару раз пересекались в общей компании, благодаря Лексу – много лет назад. Джесс одобрила. Написала мне после ужина: «Какой приятный парень!»
– А как сама Джесс?
– Не знаю. Иногда мне кажется, что мы начинаем сближаться, – как в тот день, когда она упомянула шеф-повара, с которым встречалась целый год. Помнишь, я говорила?
– Ты ведь и так про него знала от Лекса! Но в любом случае это прогресс.
– По сути, она мне ничего не рассказала: стоило мне спросить, почему они расстались, как Джесс ушла в глухую оборону и сменила тему. При маме все шло прекрасно. Правда, Джесс была немного не в духе, но, думаю, скорее из-за мамы, чем из-за меня.
– Знаешь, что вам двоим нужно?
– Что?
Нейтан тряхнул челкой и откинулся на спинку стула.
– Семейная терапия.
– Очень смешно.
– Может, на нее так повлияла пансионская жизнь?
– Что ты имеешь в виду? Что она не умеет выражать эмоции?
– Ну да.
– Джесс проучилась в той школе всего несколько лет.
– Ей наверняка разбивали сердце – шеф-повар, другие ухажеры… Готов поспорить, после переезда в Нью-Йорк она ходила на свидания чуть ли не каждый день – что еще делать, когда тебе двадцать пять и ты одна в незнакомом городе? Возможно, поэтому она теперь никому не доверяет. Слушай, а почему бы тебе не увезти ее на пару дней? Я знаю, до лета еще далеко, но ты можешь занять наш пляжный домик на первый уик-энд следующего сезона.
– На День поминовения? Ты уверен?
– Ну да. Дженна в этом году и так уже превысила свой лимит единоличного пользования, а я свожу туда Брайса чуть позже, если мы все еще будем вместе.
– Хорошо, – согласилась я. – Спасибо, Нейтан! Так и сделаю.
Тридцать семь
Пока Эш дремлет, я набрасываю в блокноте идеи. Ясли для детей клиентов и сотрудников клуба. Программа наставничества. Ежегодные награды. Я отправляю электронное письмо Лизе, менеджеру по привлечению, – той самой, с обручальным кольцом, которую Лекс не хотел нанимать, – спросить, что она об этом думает. Через пару секунд письмо возвращается с автоматическим комментарием: Данный электронный адрес больше не принадлежит Лизе Оуэнс. Неужели уволилась? Жаль… Странно, что она ничего мне не сказала.
Работа. Мысли о ней постоянно маячат где-то на задворках сознания, то и дело просачиваясь наружу; иногда – по капельке, а иногда – мощной струей, словно кто-то открутил кран на полную. Я знаю, что она стоит между Эшем и мной, моя собственноручно возведенная защита от близости. Но после разговора с ночной няней я перестала сдерживать этот поток, дарующий утешение, ведь работа – единственное, что у меня получается хорошо. Она помогает прогонять непрошеные мысли.
Я беру в руки корпоративный журнал, который пришел вчера с вечерней почтой. Мне удалось привлечь Нейтана к его созданию, и незадолго до моих родов все уже было готово к отправке в печать – в подтверждение на каждой странице стояла подпись Лекса. «Тебе не придется ничего делать», – уверяла я Майка. Майк покорно кивал: он мало что смыслил в информационной стратегии или дизайне. Впрочем, это не имело значения: предполагалось, что журнал будет выходить два раза в год, работа над вторым выпуском уже велась, и я планировала выйти из декрета еще до публикации.
Сорвав прозрачную упаковку, я замечаю: что-то изменилось. И буквально через секунду меня осеняет – шрифт! Во-первых, он стал крупнее, а во‐вторых, поменял цвет с малинового на черный. Трясущимися руками я нахожу страницу с оглавлением. Двух статей не хватает. Вместо них – нечто под названием «Коллекционер». Пролистав до нужного места, я вижу фотографию Лекса на всю страницу: он стоит на фоне своего кондоминиума со скейтбордом в руке. Рядом – коллаж из скейтбордов, расписанных современными художниками, и рассказ о его «стратегии коллекционера».
Должно быть, Лекс сам предложил вставить новый материал – в отличие от меня Майк легко шел на уступки. И все же досадно, что это была не моя идея. Зато теперь у меня есть повод связаться с Лексом; возможно, стоит позвонить ему и сказать, как здорово он выглядит на фото.
Я кладу журнал на стол обложкой вниз и пытаюсь выбросить эту историю из головы, хотя бы ненадолго, и вернуться к своей ежедневной рутине, к постоянно растущему списку дел.
Надо бы выбросить из холодильника все продукты с истекшим сроком годности. Убрать из ящика Эша комбинезончики, из которых он уже вырос. Очистить каминную полку от поздравительных открыток по случаю рождения ребенка. Я беру открытку Нейтана с огромными буквами «ЭТО ДЕВОЧКА!» на лицевой стороне. «Ой! А вот и нет!» – написал он внутри над стишком собственного сочинения, дискредитирующим мои умственные способности. А потом я вспоминаю об открытке, которую так и не получила, и мысли снова возвращаются к работе и Лексу.
Он отправил – или подписал – открытку, когда я уходила в декретный отпуск, но с тех пор ничего больше не присылал. Ни цветов, ни мягкой игрушки, ни лично выбранной детской книжки или халата с вышитыми инициалами Эша. Он даже не удосужился ответить на мое письмо с известием о рождении ребенка. Конечно, Лекс очень занятой человек, но дело было не в этом.
Еще до начала ЭКО-протокола я с содроганием думала о моменте, когда придется рассказать ему, что я жду ребенка – это словосочетание наиболее точно описывало бы мое состояние, учитывая выбранный способ зачатия. Причем он должен был узнать об этом при личной встрече – не по телефону или видеосвязи. Поэтому я ждала мая, когда Лекс приедет инспектировать наполовину сформированный лондонский клуб, а я буду уже на пятом месяце беременности.
Кроме двух сотрудников, которых я переманила из нью-йоркского офиса, никто из моих лондонских коллег еще не встречался с Лексом, поэтому они ждали его прибытия со смешанным чувством предвкушения и страха. Их впечатления о боссе основывались на его односложных ответах в переписке («да», «нет», «ОК»), на общих планерках в «Зуме», к которым мы подключались каждый понедельник после обеда, а также на регулярных появлениях Лекса в утренних телешоу, где он вещал об успешных и провальных стратегиях стартапов, то и дело поправляя козырек бейсболки – фирменный жест, ставший вскоре интернет-мемом.
Думаю, со стороны Лекс казался каким-то небожителем. Многие перед ним даже робели. Лондонская команда представляла собой настоящий винегрет из профессионалов, собранных по всей Европе в конкурирующих клубах и коворкингах. Мои подчиненные, которым порой не хватало нахальства американских коллег, считали предстоящий визит чем-то вроде очередной серии реалити-шоу «Кандидат». Они почему-то решили, что их работу будут оценивать, и, если результаты окажутся неудовлетворительными, то непременно полетят головы.
Я пыталась их убедить, что Лекс не собирается изучать все наши действия под лупой и доверяет нам – поскольку доверяет мне. Он почти не принимал участия в проекте: как и предсказывал Нейтан, лондонский клуб был для него чем-то вроде мини-представительства в далекой колонии, забавной игрушкой. Когда он звонил – минимум два раза в день, – речь шла в основном об Америке. Правда, команда этого не знала. Я не стала им говорить. И уж тем более молчала о том, что занимало все мои мысли, когда самолет Лекса приземлился и в электронный ящик посыпались его сообщения.
К тому времени мой гардероб состоял исключительно из платьев-туник, ботинок на плоской подошве и длинных шарфов, успешно маскирующих располневшую талию. С момента его последнего визита прошло три месяца, но я надеялась, что при мысли обо мне (если он вообще когда-либо обо мне думал) у Лекса в голове всплывал образ с прощальной вечеринки – стройная фигура, подкачанные руки, плоский живот. Я была тогда в шелковом платье без рукавов цвета спелой мякоти манго и босоножках на высоченных шпильках, которые увеличивали мой рост до шести футов. «Кто-нибудь видел Стиви?» – шутил весь вечер Нейтан, намекая, что не заметить меня мог только слепой.
Я предполагала, что мне не придется ничего говорить о моем положении – Лекс все поймет с первого взгляда.
Но я ошибалась.
– Ты что, стала меньше ростом? – спросил он, обнимая меня при встрече. – Или это побочный эффект непринужденной лондонской атмосферы, где каблукам не место?
– Надеюсь, последнее, – рассмеялась я, проклиная себя за упущенную возможность.
Сердце неслось вскачь – то ли из-за едва не сорвавшегося с языка признания, то ли из-за волнения от первой за три месяца встречи с Лексом.
Я вручила ему каску и пару голубых бахил, а затем надела свои.
– Дизайнеры уже на подходе. Тебе понравится, что они сделали.
– Прекрасно. Не терпится увидеть. Я готов, – сказал он, натянув на кроссовки шапочки для душа. – Мой любимый стиль.
По окончании осмотра мы направились в уютное старое кафе, где подавали бараньи почки на тосте и чай в красных эмалированных чайниках. Столик я забронировала заранее.
– Отличная работа! – похвалил Лекс, когда мы шли по улице. – Тебе удалось развить нашу американскую концепцию; ты придала этому месту особый смысл. Конечно, оно выглядит немного старомодно, но это же Лондон – воплощение всего старомодного. К тому же ты предусмотрела все необходимое для нашего делового сообщества. Мне нравится.