– Ты сразу почувствуешь себя лучше, как только выйдешь из дома. Тебе надо взбодриться, сменить обстановку. Да и мне ты тем самым окажешь услугу. Честное слово!
Сбежать из тюрьмы почти на полдня? Такой шанс нельзя упускать, даже если валишься с ног от усталости.
– Ладно. Ты уверена? – уточняю на всякий случай.
– Конечно. Я знаю, что где лежит; просто скажи, в какое время его нужно кормить. Мы справимся, да, Эш? И найдем, чем развлечься. Правда, по пятницам девочки приходят из школы около пяти, и я обычно кормлю их, прежде чем они убегут гулять с друзьями. Так что будет здорово, если ты вернешься к половине пятого…
Я не успеваю придумать, куда пойти, и поэтому, выйдя из дома, включаю автопилот. Спуститься на лифте в метро, проехать одну остановку, перейти на другую платформу, подняться на эскалаторе, выйти через второй выход, пойти прямо, свернуть направо, затем налево.
Вот и она: неприметная дверь клуба, которая только что закрылась за нырнувшей внутрь клиенткой.
Я еще не видела клуб во всей красе: мне пришлось уйти, когда ремонт еще только заканчивался, а в день открытия родился Эш. Я хочу пойти за незнакомкой, чтобы посмотреть, как там теперь все выглядит – с картинами на стенах и посетителями в креслах. Хочу повидаться с Дином – администратором, которого я привезла из Нью-Йорка; хочу, чтобы он бросился ко мне на шею и печально вздохнул, узнав размер полагающихся мне выплат за ребенка. Я так соскучилась по работе, по прежней себе. Однако ноги приросли к тротуару, словно их закатали в бетон. Видимо, сначала нужно настроиться. Все-таки прошло столько времени.
Наискосок от клуба находится небольшая забегаловка, где я частенько брала на обед картошку в мундире и салат с тунцом, наслаждаясь их «английскостью». Я направляюсь туда и делаю тот же заказ. Сажусь за столик у окна и наблюдаю за вожделенной дверью, и, как только кто-то из коллег заходит или выходит, провожаю его глазами.
Вскоре нахлынувшая в обеденный перерыв толпа рассеивается, и из посетителей остаюсь только я. Заказываю чашку чая и продолжаю вести наблюдение. Солнце прячется за тучами; начинает накрапывать мелкий дождик.
– Могу я предложить вам что-нибудь еще? – любезно спрашивает мужчина за стойкой.
– Нет, спасибо, – говорю я и собираю вещи. А затем с бьющимся сердцем подхожу к клубу.
Но вместо того чтобы толкнуть дверь, упрямо иду мимо. Словно лошадь, отказывающаяся прыгать через барьер! Захожу в мебельный магазин, где с притворным интересом разглядываю настенные часы и качаю головой, когда консультант предлагает помочь. Потом в бутик с дизайнерской одеждой, в обувной… Трогаю товары, смотрю на этикетки и иду дальше.
Я продолжаю двигаться в восточном направлении. Не знаю, сколько времени на часах, знаю только, что не хочу возвращаться домой. Захожу в бар, заказываю джин с тоником. Думаю о Джесс, которая вот так же пила в одиночестве. Когда бармен снова ко мне поворачивается, кладу на стойку десять фунтов и выскакиваю на улицу.
Вот кофейня, где мы однажды встречались с Оливией, – на полпути между клубом и ее квартирой. Может, она и сейчас там? Заглядывая в окно, я скольжу глазами по лицам посетителей, подсвеченным экранами ноутбуков, и вдруг вспоминаю о своей недавней идее.
Идее отдать Эша Оливии.
Обдумываю ее со всех сторон – сейчас она уже не кажется такой безумной. К тому же я на воле, а не в четырех стенах, и способна мыслить рационально. Отдав Эша Оливии, я наиболее гуманным способом решу проблемы сразу двух – нет, трех – людей. Это будет моим искуплением за все, что я сделала и чего не сделала. Устранением несправедливости.
Только я не оставлю его у двери, как планировала вначале. Пожалуй, это нечестно по отношению к ним обоим. Лучше встречусь с Оливией и предложу ей такой вариант; катну пробный шар, как сказал бы Лекс. Мы спокойно все обсудим и придем к соглашению. Что-то вроде неофициального усыновления – или суррогатного материнства с отложенным результатом. Эшу мы никогда об этом не скажем, а сам он ни за что не догадается. У них с Оливией даже глаза одинакового карего цвета. Он больше похож на нее, чем на меня.
Квартира Оливии всего в пятнадцати минутах ходьбы. Я ускоряю шаг, представляя благодарность и облегчение другой стороны. Не обращаю внимания на вибрирующий в кармане телефон. И достаю его, лишь когда он звонит в пятый раз. Ребекка. Я меняю настройки, чтобы ничто меня больше не отвлекало.
Окно ее гостиной слабо мерцает. Значит, она дома, смотрит телевизор. Я делаю глубокий вдох и нажимаю кнопку звонка.
Наверняка она будет на седьмом небе, услышав мое предложение!
От этой мысли почему-то холодеет в груди, но я не подаю виду.
Свет гаснет. На лестнице слышатся шаги. Я натягиваю легкую сочувственную улыбку.
Но дверь открывает вовсе не Оливия, а мужчина примерно одних с ней лет. Высокий, седовласый, босой.
– Ой, – говорю я. – Видимо, Оливия переехала?
– Нет, ее просто нет дома. Вы что-то хотели?
– Э-э, я… – Слезы застилают мне глаза.
– С вами все хорошо? – спрашивает мужчина.
– Извините, – выдавливаю я, утирая лицо рукавом. – Просто… просто тяжелый день.
– Хотите, позвоню Оливии? – предлагает он. – Может, зайдете, чтобы не мокнуть под дождем?
– Нет-нет, все в порядке. Мне не следовало приходить. Извините еще раз.
– Я передам, что вы заходили. Когда она вернется.
– Не надо, – говорю я. – В этом нет необходимости. Простите, что побеспокоила.
Разворачиваюсь и мчусь назад – опять по той же улице, опять в направлении клуба, увиливая от светофоров, словно преступник, сбегающий с места преступления. Пока мне на глаза не попадается черный кеб.
Когда дорога сужается, и за окном начинают мелькать улицы моего квартала, – бесконечные ряды абсолютно одинаковых домов, – я чувствую себя как случайно залетевшая в дом птица, исступленно бьющаяся об оконное стекло.
Заслышав на лестнице мои шаги, Ребекка распахивает дверь.
– Стиви, я чуть с ума не сошла! – Она держит на руках Эша, который таращит на меня круглые, как у детеныша лори, глазищи. – Слава богу, что с тобой все хорошо!
– Чего ты волнуешься? – удивляюсь я. – Не так уж я и задержалась.
– Я думала, ты вернешься к половине пятого! Раз сто тебе звонила, неужели ты не слышала?
– А сейчас сколько?
– Половина девятого.
– Прости, Ребекка. Я не знала – сейчас так рано темнеет.
– Где ты была?
– Нигде, просто гуляла. Потом поехала к подруге, но ее не оказалось дома.
– Почему не отвечала на звонки? Почему сама мне не позвонила?
– Телефон был на беззвучном режиме.
– Стиви, хватит вешать мне лапшу на уши!
– Ну прости меня, пожалуйста! Как он?
– Хорошо, только никак не могу его укачать.
Она передает Эша мне. Это что, улыбка? Трудно сказать. Ребекка обнимает нас обоих. Возможно, боится, что я его уроню; наверняка думает, что я пьяна. Но когда она снова обращается ко мне, в ее голосе слышится искреннее участие.
– Стиви, у тебя точно все в порядке?
– В полном, – отвечаю я как можно более уверенно. – Спасибо, что присмотрела за ним. Ты была права: прогулка пошла мне на пользу. Я просто потеряла счет времени.
Похоже, мое объяснение не кажется ей убедительным.
– Я остаюсь на ночь, – решительно заявляет она.
– Что? Но зачем?
– Я уже предупредила девочек и Дэвида. Постелю себе на диване.
На следующее утро допрос продолжается:
– Стиви, поговори со мной. Расскажи, что тебя беспокоит.
– Ты о чем?
– Когда я приходила в прошлый раз, ты была сама не своя. А вчера, когда ты не вернулась домой…
– Я задержалась всего на несколько часов!
– С появлением Эша ты как будто ушла в себя. Стала какой-то отстраненной. Я давно хотела тебе сказать.
– Ребекка, я просто вымоталась. Все из-за недосыпа – ужас, что он делает с людьми!
Я рассеянно смотрю на голое дерево за окном. Прошлой ночью он просыпался каждый час.
– Я знаю, как тебе тяжело. Ты совсем одна, нет возможности даже передохнуть. К тому же твоя жизнь слишком резко поменялась. Просто…
– Что?
– Скажи, тебе нравится быть матерью? По большому счету? Мне не хочется думать, что ты – ну, не знаю – жалеешь об этом.
Пока почтальон поднимается по ступенькам до моей двери, я почти решаюсь признаться.
– Стиви?
Пачка газет шмякается о дверной коврик. С чего бы начать? Да и поймет ли она? Материнство далось ей так легко.
– Конечно, нравится! Конечно, я рада, что он у меня есть, – а как иначе?
– Хорошо. И все же… я беспокоюсь. Чем еще тебе помочь?
Эш лежит в своем кресле-качалке, уставившись на деревянный цветок.
Я представляю, как Оливия подхватывает его на руки за подмышки и уносит прочь. И невольно холодею.
– Стиви, что с тобой?
– Ничего.
Ты этого не сделала, говорю я себе.
Просто временное умопомрачение. Даже окажись Оливия дома, я пришла бы в себя. Я бы все равно оттуда убежала.
– Ну пожалуйста, Стиви! Я хочу помочь. Знаешь, когда Лили и Пенни были совсем маленькими – примерно как Эш сейчас, – они спали в нашей кровати. Дэвида это ужасно бесило, а мне нравилось: было так уютно. И между прочим, их сон значительно улучшался. Возможно, сейчас врачи не советуют так делать, но почему бы тебе не попробовать? К тому же это могло бы помочь с…
– С чем?
– Ладно, не бери в голову. Просто попробуй, хорошо?
– Стиви, ты наверняка возненавидишь меня за такие слова, – говорит Нейтан на другом конце трубки. Хлопает дверь. «Угол Сорок седьмой и Восьмой», – бросает он водителю такси. – Я искренне считаю, что тебе стоит возобновить общение с теми мамочками.
– Ну все, теперь я тебя ненавижу.
– Послушай, ты, конечно, никогда не признаешься, но тебе одиноко, скучно, ты рвешь на себе волосы, тебе нужны люди. Я начинаю на стенку лезть после одного дня в квартире, – одному богу известно, каково тебе неделями находиться один на один с моим горластым крестником.