Новый экспонат скалился зубастым ртом. Длинные тонкие руки безвольно висели по швам.
В коридоре послышался грохот. Уборщица тётя Маша принялась мыть пол.
Через секунду план побега был готов.
– Как только тёть Маша войдёт, пригибаемся – и дёру.
Мальчишки начали очень тихо скрестись в дверь. Наконец тётя Маша услыхала.
– Господи, никак мыши. Сейчас я вам…
Заскрежетал ключ, дверь открылась. Тётя Маша неуклюже принялась искать выключатель. Этого хватило, чтобы неслышно выскользнуть в коридор.
Уже на лестнице до них донеслись при читания:
– Ах ты, ирод! Вот напугал, скелетина! Стои́т тут, притаился. Это ж надо!
На следующий день объявили решение педсовета. По всем показателям лучшим был признан пятый «Б».
– Ну ничего, – сказала Полина Максимовна, – надеюсь, вы постараетесь улучшить свои показатели. А летом мы намечаем ещё одну поездку в Петербург. У вас ещё есть время.
После школы друзья возвращались домой. Шли молча. Как-то не хотелось разговаривать. Наконец Митя сказал:
– А знаешь, Вовка. Я считаю, всё, что произошло, к лучшему.
– Как это?
– Мы ведь хотели первыми сообщить Люське? Ну и что бы мы сообщили? Что «бэшки» поедут? Ты думаешь, она бы после этого с нами дружить стала? Да ни за что! Мы же потом и виноватыми оказались бы. – Митя махнул рукой.
– Ладно, – согласился Вовка, – давай, если летом решат нас послать, то первыми ей сообщим.
– Обязательно. И ещё знаешь чего? Давай, когда у нас выпускной вечер будет, расскажем Вере Сергеевне, как ты скелет за неё принял. Я думаю, ей приятно будет. Эти женщины – вечно им хочется похудеть.
Александр ЕгоровОбратный Человек
© Александр Егоров, текст, 2021
© Ольга Кутузова, ил., 2021
Я сразу догадался, что Тимур опять что-то странное придумал. Вид у него был слишком загадочный. Он и в школу утром прибежал самым последним, когда уже звонок звенел. Уселся за стол, порылся в рюкзаке, достал первое, что под руку попало, и сидит.
Тамара Борисовна на него смотрит и только головой качает.
– Астахов, – говорит. – Вот скажи мне, Астахов, знаешь ли ты, какой у нас сейчас урок?
– Первый, – отвечает он.
– Логично. А если ближе к теме? Окружающий мир или математика? У тебя сразу два учебника на столе.
– Ой, простите, – говорит он. – Что-то я задумался.
– Так вот, чтоб ты зря не думал: у нас русский язык. Будь любезен достать то, что нужно. И приди в себя, наконец.
– Уже прихожу, – говорит.
А сам опять лезет в рюкзак.
– Русский язык, – бормочет он себе под нос, но мне всё равно слышно: – Это же самое то. То, что нужно.
Я сижу и потихоньку удивляюсь. Что это он задумал? И что ему от русского языка нужно?
Ну а там и урок начался и всё пошло как обычно. Понемногу все проснулись, даже Козлоев на задней парте. А уже под конец Тамара Борисовна задала нам диктант из Пушкина. Не знаю зачем. У Пушкина много смешных слов, так что я даже увлёкся. Один раз поднял голову, смотрю на Тимку, а он сидит и в тетрадке пишет как-то странно: левой рукой и очень старательно. А это на него непохоже.
Вот диктант закончился, все тетрадки сдают и Тимур тоже. Сдаёт, а сам на меня поглядывает очень хитрыми глазами. Ох, думаю, что-то он опять затеял. Только неизвестно что. У него каждый день идеи разные.
Вот и звонок звенит. В коридоре Тимка ко мне подходит, а сам улыбается, такой довольный, будто в Майнкрафте сто алмазов откопал.
– Ты чего опоздал-то? – я ему говорю.
– Долго рассказывать.
– Да уж расскажи.
– Ладно, слушай. Я сегодня с утра пошёл в ванную мыться, зубы чистить, ну всё как обычно. Взял щётку, посмотрел в зеркало… а там тот, зеркальный, зубы левой рукой чистит. То есть я никогда не замечал, что он это левой рукой делает. Да ещё так уверенно.
– Ну и что в этом такого?
– Вот я вдруг и подумал…
Тут он оглядывается, будто боится, что кто-то его услышит.
– Вот я и подумал: интересно было бы тоже попробовать всё наоборот делать. В школу пойти спиной вперёд… писать левой рукой, говорить на обратном языке…
– На каком ещё обратном языке?
– Когда всё наоборот читается. Ну, например… – Тут он смотрит в потолок, будто что-то вспоминает: – Слушай. Ейнаворачо йечо! Ароп яалыну!
– Что-о? Какое йечо? Кому наворачо?
– Ей наворачо, – это он уточняет, а вид у него при этом очень, очень важный. – Ты не понял? Это из диктанта. «Унылая пора! Очей очарованье!» Пушкин. Ну или… Никшуп. По-обратному. Правда, я там вместо мягкого знака «и краткое» поставил. Думаю, это корректно…
– Значит, ты эту свою… йечу… вместо диктанта сдал? – спрашиваю.
– Это и есть диктант. Только наоборот. Если думаешь, что это легко, сам попробуй.
– Хм, – говорю. – Даже интересно стало. Давай ручку… Никшуп.
Мы встали у подоконника в конце коридора, чтоб никто не видел, взяли тетрадку и принялись экспериментировать.
– Давай всякие случайные фразы брать, – это он предлагает. – Вот, например, какой у нас сейчас урок был?
– Кызя йикссур, – это я пишу. – А следующий урок – агурко.
– Округа? Неплохо звучит. Ладно. Давай ещё что-нибудь… из окружающего мира… вот, например, что у нас там в углу стоит?
– Муиравка, – читаю я. – С рыбками.
– Великолепно… теперь ты чего-нибудь у меня спроси.
– Погоди, – говорю. – Дай подумать. Что тебе на прошлый ДР подарили?
А я так спросил, потому что знаю: ему родители новый самокат купили. Электрический. Это ему повезло, конечно. Я даже позавидовал, когда узнал. У меня-то день рождения только зимой.
– Такомас илипук икадор, – он пишет, а сам улыбается: – Понял?
– Илипук, – говорю. – Или не пук.
– Еж онссалк, – это он со мной спорит.
Тут мы, конечно, немного посмеялись. Потом я говорю:
– Тим, это всё весело, только ты мне скажи: зачем тебе это надо?
– Вот ты скучный какой. Йокак йынчукс. Это нужно для эксперимента. Я хочу понять: сможет этот Обратный Человек в нашем мире выжить? Или спалится сразу?
– А что это ты за него так топишь? – говорю. – За этого Обратного?
Тимка смотрит на меня очень серьёзно. А когда он так смотрит, он сам на себя непохож.
– Я ведь и сам такой, – говорит он. – Я ведь тоже один против всех. Вот я и думаю: получится у меня или нет?
Не успел я придумать, что ему ответить, как уже и звонок прозвенел.
На окружайке он, смотрю, опять что-то на листочке пишет. А сам всё озирается. Я догадался: это он надписи на стендах переводит на свой обратный язык.
Кидает мне записку.
«Путин нитуп» – там написано.
Тут он, конечно, в точку попал. Сказал, как отрезал. Что бы, думаю, еще похлеще придумать? Как назло, ничего в голову не лезет. Посмотрел на портреты сбоку. Там все школьные авторы висят – Чехов, Тургенев… ну я и написал:
«Тургенев венегрут».
И Грута из «Марвел» рядом нарисовал. Только записку не успел перекинуть. Вдруг понял, что все на меня смотрят.
– Белкин! – повторяет Тамара Борисовна. – Что это у тебя за бумажки?
Тут я, конечно, спохватился. Записку поскорее смял.
– Просто так, – говорю.
– А ну-ка, дай мне.
И руку протягивает. Я со страху даже сам не понял, как записка у неё оказалась. Она разворачивает, читает про себя.
– Ну-ну, – говорит она, а сама хмурится: – По первой части возражений нет. Только написано с ошибками. Про Тургенева немного не поняла… и что это за пень с глазами рядом нарисован?
– Это Грут, – говорю я упавшим голосом: – Космический герой.
– Космический, говоришь? А расскажи-ка нам тогда, Белкин, о нашей Солнечной системе. Мы как раз её недавно проходили. Какие планеты вращаются вокруг Солнца?
– Ну, Земля, – говорю. – Юпитер. Марс…
И молчу. Остальные планеты начисто из памяти стёрлись. И Уран с Уралом перепутался.
– Срам, – говорит Тамара Борисовна. – Срам – это Марс на вашем языке. Ещё раз такое увижу… или услышу… будет двойка. Двойка – это пятёрка наоборот. Причём сразу обоим писателям, – тут она на Тимура смотрит: – Продолжаем урок.
Записку она порвала и в корзинку выбросила. Я сижу весь красный. А Тимка на меня из-за своего стола глаза таращит. И шепчет:
– Она тоже обратный язык знает!
На перемене я ему говорю:
– Может, стопанёмся? Уже чуть по двояку не огребли.
– А вот и нет. Эксперимент только начинается, – тут он смотрит на меня ещё загадочнее: – Выходим на новый уровень. Ты со мной, партнёр?
– Да я-то с тобой. Только моё дело предупредить. Если Тамара разозлится…
– А тебе кто важнее, – спрашивает Тимка очень заносчиво, – твой друг или… Арамат Сиробовна?
Ну вот как на такого обижаться?
Конечно, с тех пор мы Тамару Борисовну называли только так, и никак иначе. Но так, чтоб она не слышала. Хотя она, наверно, слышала.
Следующим уроком у нас была физкультура, и мы двинули в раздевалку. Потом на улицу. Собрались на площадке, построились, потом побежали на разминку, и Тимка со всеми. Тут-то, думаю, он уже ничего такого не отмочит.
Конечно, я ошибался.
Кирилл Михалыч взял да и устроил забег на сто метров. Тимка со мной в пару встаёт, а сам ухмыляется ужасно таинственно.
Вот Михалыч издалека даёт свисток, и мы срываемся с места. Только немножко по-разному.
Я стартанул нормально, а Тимка спиной вперёд. Я и не заметил, как он развернулся.
Даже с шага сбился. Бегу рядом с ним. Он задом, я передом. Очень необычно.
Вот и Кирилл Михайлович там, на финише, чуть свисток не проглотил от изумления.
– Это что ещё такое? – кричит он. – Астахов? Ты здоров?
Тимка на Михалыча даже не оглядывается – на меня смотрит.
– Эксперимент продолжается, – это он на бегу говорит. – Выходим на новый у…
Только на новый уровень он не вышел. Споткнулся, не глядя, да и рухнул башкой вперёд на дорожку. А она у нас на площадке не резиновая, а очень даже твёрдая. Гравийная. Как у взрослых.