В общем, упал он и затылком плотно ударился. Я – к нему и Кирилл Михалыч тоже.
– Сильно приложился? – спрашивает Михалыч с беспокойством. – Голова цела?
– Алец, алец, – бормочет Тимка. – Сиробовне не говорите.
– Видно, не очень-то цела твоя голова, – говорит Кирилл Михалыч, а сам Тимку с дорожки поднял и осматривает: – И на затылке шишка будет, и на локте ссадина. Ты мне скажи, ты зачем задом наперёд побежал?
– Эксперимент, – Тимур отвечает. – Я испытывал алгоритм обратного поведения…
Михалыч даже не дослушал, рукой махнул.
– Двойка тебе по поведению, – говорит. – А сейчас отправим тебя в медпункт. Там тебе вколют прививку от столбняка… с задней стороны, пониже спины… да я ещё позвоню, попрошу, чтобы иголку взяли потолще.
– Не надо укол, – испугался Тимка. – Я больше не буду… честно, не буду… Лирик Лиахимович.
– Что-что? – Кирилл Михалыч даже опешил: – Как ты сказал? Это на каком же языке?
– На обратном, – это я за него говорю. – У нас сегодня весь день такой… наоборот.
– Понятно, – говорит Кирилл Михалыч. – Тогда ты, Максим, своего друга в медпункт и отведёшь. Как, по-вашему, будет медпункт?
– Ткнупдем, – говорит Тимка.
– Именно. Ткну и пдем. Строевым – шагом марш.
До медпункта мы добрались, можно сказать, без приключений. Если не считать того, что Тимур всю дорогу ворчал и со мной спорил.
– Эксперимент есть эксперимент, – это он так говорил. – Каждое исследование нужно довести до логического конца.
– До двояка в четверти? – уточнял я.
– Не-ет. До полной ясности.
– А по-моему, уже и так всё ясно. Все бегут вперёд – и ты беги вперёд. Все назад – и ты назад. Иначе башку разобьёшь. Такое правило жизни.
– Правила придумали слабаки, – это он мне тогда ответил. – Я не хочу бежать, куда все бегут. Я теперь вообще всё наоборот делать буду. Вот увидишь.
Зашёл он к нашему школьному врачу, а я за дверью остался. Сижу на стуле, жду.
Выходит через десять минут весь белый. Локоть перевязан. Рюкзак по полу тащит, и походка какая-то странная.
– Голова кружится, – говорит.
– Садись, – отвечаю я, – посидим.
– Вот уж нет.
– Да мы больше не играем. Хватит уже из себя Обратного изображать.
– Всё равно не сяду.
Я на него смотрю и понимаю, почему он сесть не может. Может, тут надо было посмеяться, но я не смеялся. Мне его было жалко.
– Ладно, – говорю, – давай просто паузу сделаем. Хочешь сникерс?
– Срекинс, – это он отвечает. – Давай сюда свой срекинс.
И вот что мне с таким человеком делать?
Повёл я его домой. Идти далеко, а он не может идти быстро. Зависает на каждом перекрёстке, отдыхает. Но всё равно свою идею забыть не хочет.
– «Наротсер», – это он вывески читает: – «Раб йонвип».
– Успокойся ты, – говорю.
– Не могу, Макс, – он отвечает упрямо, даже головой мотает, как конь. – Иначе получится, что Обратный Чел сдался. А он не хочет сдаваться. Пусть хоть целый мир будет против.
Тут мы опять на углу задержались, у пешеходного перехода, где такие белые параллельные линии на асфальте нарисованы. И светофор висит с человечками – красным и зелёным. Зелёный человечек ногами перебирает, а красный тихо стоит.
На другой стороне проспекта, за деревьями, – Тимкин дом. Пора бы уже переходить, а он не торопится. Ждёт, что я отвечу.
– Мне кажется, – говорю я, – миру вообще на нас наплевать. Ему параллельно.
Тут красный человечек на светофоре загорается, и машины трогаются с места.
– А вот мне не параллельно, – говорит Тимка. – Мне пер-пен-ди-кулярно. Смотри…
И делает шаг вперёд, на дорогу.
«Бух!» – Это одна машина перед ним резко затормозила, а другая со всей скорости ей в хвост въехала.
«Хрусть!» – Это, кажется, ещё одна сзади добавилась.
Водители дверцы открыли, начали вылезать. Все злющие, как черти.
– Валим отсюда! – говорю. – Бегом!
Хватаю Тимку за руку и тяну прочь. Тут, конечно, он тоже шагу прибавил. И побежали мы прямо как на стометровке. Даже быстрее.
Через один двор пролетели, через другой и остановились, чтобы отдышаться.
Стоим, прислушиваемся. А с проспекта уже звук сирены доносится. То ли полиция приехала, то ли скорая помощь.
– Ого, ничего себе, – говорю. – Может, там и раненые есть?
– Надо вернуться, посмотреть, – Тимка отвечает.
И так он это серьёзно говорит, что я даже спорить не стал. Я знаю: если он что-то решил, он уже не отступится.
– Только осторожно, – говорю. – Чтобы не заметили.
Мы обошли дом с другой стороны, выглянули из-за угла. Смотрим, действительно там и скорая уже приехала, и ГИБДД. Трое или четверо водителей спорят о чём-то, руками размахивают, а инспектор их слушает. И ещё одна девчонка стоит чуть в сторонке, примерно нашего возраста, тоже со школьным рюкзаком. Стоит одна и плачет.
– Давай подойдём поближе, – Тимка говорит.
Мы подбежали поближе. Там, в кармане, автомобили стоят припаркованные, один за другим. Если присесть, то за ними легко спрятаться, и вся картина перед тобой, как на ладони.
Та девчонка к машине скорой помощи подошла, заглянула в открытую дверь. Видно, там, внутри её мама, или брат, или ещё кто-нибудь. Доктор в синем костюме на неё оглянулся, что-то сказал, видимо, чтоб её успокоить. Но у него не получилось.
Мы стоим и смотрим, и на душе у нас довольно-таки тяжело. Ну, точнее, у меня тяжело, а у Тимки ещё тяжелее. Я-то его знаю.
– Эксперимент окончен, – это он говорит тихо. – Результат отрицательный. Обратный Человек зашёл слишком далеко.
С этими словами он поднимается и идёт в сторону скорой помощи. Идёт и не оглядывается. Я стою и смотрю ему вслед. И вижу, что все на него смотрят. И водители (они-то его запомнили), и девчонка эта, и даже офицер полиции.
Я на всякий случай тоже за ним пошёл. Вдруг, думаю, его бить начнут или ругать слишком сильно.
Но никто не говорит ни слова.
Он к этой девочке подходит и о чём-то её спрашивает. И она отвечает что-то сквозь слёзы. Он ей ещё что-то говорит, как будто прощения просит. А она даже как будто чуть-чуть, совсем немножко, улыбается.
Офицер к ним подходит, и вид у него очень суровый. И я уже слышу, как он Тимкину фамилию спрашивает.
Тут я уже совсем близко подошёл.
– Вы его не трогайте, – говорю. – Это всё случайно получилось. У него голова разбита. Наверно, сотрясение мозга…
Доктор в синем это услышал, тоже подошёл. Тимке голову осторожно потрогал и говорит:
– Ну да, есть такое дело. Гематома после удара. По-хорошему, ему бы сейчас дома отлёживаться, а не по улицам бегать.
– Мы туда и шли, – говорю.
Тимка молчит. А сам всё на эту девчонку смотрит. И она на него. Вот ведь, думаю, какой странный эксперимент получился.
Полицейский оглядел всех собравшихся и говорит:
– Так что, граждане водители, будем оформлять виновника ДТП? Или европротокол подпишем да и разъедемся?
Понятия не имею, что это значит. Но смотрю, все водители на Тимура сурово поглядели. Потом один (который самым первым тормознул) махнул рукой и говорит:
– Да что тут оформлять. Пускай домой ползёт. Без него разберёмся.
Другой тоже говорит:
– Согласен. Рисуем протокол без пострадавших.
Офицер поворачивается к той девчонке и говорит строго:
– Маме своей передай, пожалуйста, чтобы в другой раз пристёгивалась ремнём безопасности. Это, между прочим, написано в правилах дорожного движения. А правила надо соблюдать. И нос целее будет, и другим спокойнее.
Девчонка кивает. Слёзы у неё уже высохли. Тимка на неё смотрит и улыбается.
Вот так и закончилась эта история.
Девчонку эту зовут забавно – Алиса. Тимка с ней теперь переписывается в мессенджере. Хорошо, что она живёт далеко, в пригороде, а то бы он точно в неё влюбился.
Её маме разбитый нос быстро вылечили. Она на Тимку не злится, только у дочки телефон иногда отбирает, особенно когда та пишет Тимке сообщения после десяти вечера.
Про эксперимент с Обратным Человеком мы с тех пор старались не вспоминать. Я до сих пор уверен, что всё это была глупость и детство, Тимур думает иначе, но мы больше про это не спорим.
Да, и ещё. Тимкин диктант – тот, что на обратном языке, – Арамат Сиробовна прочитала внимательно. Он тетрадку мне показал. Там стоит вместо отметки большой красный знак вопроса, а ниже написано аккуратным почерком:
«Не надо переделывать Пушкина. Сперва сам создай что-нибудь гениальное. Может быть, у тебя получится».
Самое занятное, что теперь Тимка тайком что-то пишет у себя в планшете. Не по-обратному, а по-нормальному. Пишет очень медленно, серьёзно и старательно. А это, как я уже говорил, на него непохоже.
Мне пока не показывает. Но, когда покажет, я обязательно расскажу вам, что это было. Думаю, что-то гениальное. Я в него верю.