– Ладно, идём, сделаю тебе причёску, – сказала Варя. – Триста рублей себе на комиксы оставь.
Варя сделала Саше причёску как у какого-то певца. Ромашкин видел по телику. Поёт такие отвратительные песни про любовь, и причёска у него отвратительная. Но маме точно понравится.
– Спасибо, Варь, – сказал Ромашкин и пошёл в комнату, чтобы принарядиться.
Он вытащил из шкафа неудобный, узкий, жаркий, очень красивый, по мнению мамы, пиджак. Его купили на выпускной в начальной школе, и до сих пор Ромашкин из него не вырос, хотя очень старался и всё лето специально ел морковь. Папа говорит, для роста полезно.
Кто придумал пиджаки? В них – ни в футбол сыграть, ни на гаражи залезть, ни подраться нормально – ни-че-го. Одежда, к жизни нормального человека не приспособленная.
Рубашки – тоже ужас. Хотя за время занятий танцами Ромашкин к рубашкам привык. Достал Саша и галстук, и даже лакированные ботинки. Через полчаса из приличного человека в толстовке и джинсах он превратился в кого-то неузнаваемо прилежного и противного.
Когда в коридоре послышались шаги, Ромашкин бросился встречать маму.
Мама пришла не одна – она пришла с тётей Галей. Они что-то активно обсуждали и смеялись. Но, увидев Сашу, смеяться перестали и, кажется, даже немножко испугались.
– Саша, что случилось? – спросила мама.
Ромашкин молча улыбнулся и приосанился.
– Ты зачем всё это надел? У нас гости?
– Нет, – сказал Ромашкин. – То есть да. Тётя Галя вот.
Мама и тётя Галя переглянулись.
– Ты уроки сделал? – спросила мама.
– Сделал. А чем вы сейчас будете заниматься? – спросил Саша.
Мама и тётя Галя опять переглянулись.
– Чай пить будем, – ответила мама.
– Я с вами, – сказал Ромашкин.
– А может, ты гулять пойдёшь, раз уроки сделал? – предложила мама.
Вообще-то, Ромашкин хотел гулять. Но не мог же он сейчас при маме переодеться в спортивный костюм – надо же хорошо выглядеть, как велит учебник. А идти гулять в костюме успешного переговорщика Саша тоже не мог – его засмеют. К тому же надо было выполнять второй пункт плана: проявлять искренний интерес. Поэтому он сказал:
– Нет, я лучше с вами чаю попью.
Мама с тётей Галей переглянулись в третий раз и промолчали.
За чаем речь у них шла про какие-то шёлковые брюки, которые тётя Галя купила себе для поездки в Турцию.
Ромашкин не знал, как начать проявлять интерес, но потом сказал:
– А расскажите мне поподробнее про эти брюки.
– Тебе зачем? – спросила тётя Галя.
– Саша, не мешай взрослым разговаривать, – вмешалась мама. – И сними пиджак, потому что если ты его испачкаешь, то придётся в химчистку нести. А это дорого. И иди уже во двор в футбол играть.
Как-то всё пошло не очень по плану. Вместо того чтобы вызвать мамино расположение, Ромашкин, кажется, вызвал только лёгкое удивление и немножко – досаду. Поэтому он решил на сегодня выполнение плана приостановить и сгонять всё-таки поиграть в футбол.
На следующий день маме уже не надо было в комитет по образованию, а надо было в школу. Поэтому они с Ромашкиным поехали вместе на автобусе. Была уже среда, а значит, времени до записи на карате – всего один день. Чтобы ускорить процесс, Ромашкин решил выполнить какой-нибудь пункт из списка хитростей прямо по дороге. Саша решил предложить маме возможность выбора.
– Мам, – сказал он в автобусе, – а давай мы вместо школы пойдём в кино?
– Уроки прогуляем? – нахмурилась мама.
– Да нет, – сказал Ромашкин. – Дело не в прогулах, я тебе просто выбор предлагаю – пойдём в кино или давай я на карате запишусь.
– Хорошенький выбор, – сказала мама. – Саша, никаких карате, и уж тем более никаких прогулов! – и посмотрела на Ромашкина с подозрением: – Ты хоть раз прогуливал уроки?
– Нет, – сказал Ромашкин и уставился в окно.
Как-то всё опять шло не по плану, но Ромашкин решил не сдаваться. «Объединю сразу два пункта, – решил он, – про постепенность требований и про то, чтобы вызвать у второй стороны жалость».
На первой же перемене Саша побежал к маме в кабинет с первым «требованием»: попросил у неё ручку.
– А твоя где?
– Потерял.
– Потеряха. На, – Мама протянула ручку. – За своими вещами следить надо. Я тебе не канцелярский магазин.
На второй перемене Саша прибежал просить у мамы тетрадку.
Мама нахмурилась:
– Издеваешься? Нет у меня тетрадей. Пиши на листике, дома перепишешь.
Ромашкин не растерялся:
– Ну дай тогда глобус.
– Ещё чего – в футбол с Гавриловым играть? Ты вообще что, решил тут шутки шутить? Всё, я ушла в учительскую. Марш на уроки.
На третьей перемене Ромашкин опять примчался к маме и на этот раз попросил еды. Тут уж мама ругаться не стала. Когда дело касалось еды, она никогда не сердилась:
– А ты что, с собой не взял из холодильника?
– Нет, забыл, – Ромашкин жалобно опустил глаза.
– Вот Сашка-забывашка, – сказала мама и полезла в кошелёк. – Пятьдесят рублей хватит?
– А можно семьдесят? Я что-то совсем голодный.
– Ох, – расстроилась мама.
Ей точно было жалко голодного Сашу, поэтому Ромашкин решил, что удачно выполнил два пункта из своего списка (про постепенность требований и про жалость второй стороны). Значит, настало и самое время требовать себе карате.
– Мама, давай всё-таки я запишусь на карате! – сказал Ромашкин.
– Ну всё, Саша, это уже перебор, – рассердилась мама, – То тебе ручку, то тетрадку, то глобус, то карате. Я тебе не бюро добрых услуг. И к теме карате возвращаться я больше не хочу. И вообще, ты кушать хотел только что! Иди в столовую!
У Ромашкина остался всего один приём на вооружении. Поставить вторую сторону в трудную ситуацию и прийти на помощь. «Ладно, – решил он, – сейчас уж точно должно получиться. Я такую сложную ситуацию придумал, что мама меня на все карате мира отпустит».
На следующей перемене Ромашкин сказал Гаврилову, что идёт на спецзадание, и позвал с собой.
Ромашкин собирался создать для мамы трудную ситуацию и прийти ей же на помощь.
– Ты всё со своим карате носишься? – спросил Гаврилов.
– Да, сходи со мной, пожалуйста!
– Куда хоть?
– Со Смирновым поговорить.
– Смирновым из пятого «Б»?
– Ага.
– А чё с ним говорить-то? Он же нас побьёт.
– Не побьёт – у меня к нему деловое предложение, – сказал Ромашкин, – и вообще – нас же двое.
– А как тебе Смирнов-то поможет с карате? – недоверчиво спросил Гаврилов.
– Увидишь.
Гаврилов явно трусил, но с Ромашкиным пошёл.
Смирнов был грозой начальной школы и немножко грозой пятых классов. А главное – он знал, где взять дохлую крысу. Он их где-то у подвала за школой находил. Смирнов такую однажды принёс на математику и бросил учительнице на стол. Так потом вся школа об этом говорила и вызывали его на педсовет. Но и смеху было – до конца четверти.
Ромашкин и Серёжа увидели Смирнова около спортзала за странным занятием: он обматывал скотчем учебник по русскому. Так, чтобы учебник было не открыть.
– Привет, – сказал Ромашкин и осторожно шагнул к Смирнову.
Гаврилов остановился на полшага позади.
– Ты чё? – насупился Смирнов.
– Достань мне дохлую крысу, пожалуйста, – быстро протараторил Ромашкин.
– А ты мне чё? – прищурился Смирнов.
– Триста рублей, – ответил Ромашкин.
– Пятьсот! – сказал Смирнов.
– У меня нету пятисот.
– А будешь со мной третьеклассникам подножки ставить?
– Нет, конечно! Они же маленькие.
– Эх, ты, большой, тоже мне. Ну ладно, давай триста рублей.
– А крысу?
– Я тебе на следующей перемене дам.
– Ну тогда и я тебе заплачу на следующей перемене.
Смирнов посмотрел на Ромашкина уважительно и ушёл.
– Зачем тебе крыса, вообще? – спросил Гаврилов.
– Я её маме в кабинет подложу, мама испугается, чуть в обморок не упадёт, а тут я появлюсь и её от этой крысы дохлой спасу. И она так обрадуется, что отпустит меня на карате.
– Ничего себе многоходовочка, – сказал Гаврилов: он, как шахматист, план оценил.
На следующей перемене Ромашкин с Гавриловым снова пришли к Смирнову.
– Нету крысы, – сказал Смирнов. – Давай я тебе завтра найду.
– Завтра мне уже поздно, – вздохнул Саша.
– Ну давай что-то другое придумаем, – предложил Гаврилов. – Можно устроить в кабинете географии потоп, а потом его устранить. Вон у технички ведро возьми и налей в кабинете воды. А потом тряпку у технички возьми и вытри всё.
– Побежали! – сказал Ромашкин.
– Куда?
– За ведром!
И они побежали в туалет. Там в углу стояло ведро. Ромашкин набрал в него воды и потащил к кабинету географии. Перемена была большая, обеденная, можно было успеть устроить потоп. Кабинет был закрыт. Мама, значит, в столовой. Ромашкин подтащил ведро к двери и вылил воду так, чтобы она прямо под дверь затекала.
– А тряпка? Мы же тряпку забыли! – сказал Серёжа.
– Точняк, бежим!
И тут в конце коридора показалась мама. Она увидела Сашу с ведром и лужу увидела. И сразу всё поняла. Вернее, поняла она то, что Саша ей за карате мстит.
– Саша, иди сюда! – крикнула мама.
Гаврилов хотел убежать, но остался.
Ромашкин, глядя в пол, подошел к маме. Слишком близко подойти не удалось – их разделяла лужа.
– Саша, это из-за карате? – спросила мама.
Ромашкин, не глядя, кивнул.
– Иди за тряпкой, всё вытри, и дома у нас будет серьёзный разговор.
«Всё пропало, – решил Ромашкин, когда возвращал на место ведро и тряпку. – Можно даже учебник по переговорам больше не читать».
После школы Ромашкину ничего не хотелось. «Секреты успешных переговоров» он выбросил в мусорное ведро и сидел в своей комнате, листал комиксы, хотя читал их уже по десять раз каждый. Он слышал, как вернулись мама и папа, но в коридор не выходил. Потом слышал, что мама с папой на кухне что-то долго обсуждают. «Меня, наверное, – подумал Ромашкин. – Мама рассказывает папе, как я ей воды под дверь налил».