Он позвонил в Рунгстед Хаун — справочная порта по воскресеньям не работала. Он позвонил начальнику порта по домашнему телефону, тот сказал, что, по их сведениям, никаких погружений в акватории порта в тот день не планировалось.
Ночью он не мог заснуть. В понедельник утром он навел справки в Датском обществе аквалангистов. Там не было никакой информации о каких-либо погружениях в районе порта за последние две недели.
Он вызывал в памяти ее образ, ее звуки. Ее главная тема была в ми-мажоре. За ним он услышал более глубокое звучание инстинктов — инстинкты людей, еще не преобразованные в какую-нибудь тональность, как правило, менее нюансированы. У нее все было не так. Он слышал ля-мажор — опасный звук. Она не была спортсменом-дайвером. Она была на работе. И при этом в воскресенье.
Он позвонил в Управление судоходства. Ответила ему профессиональная русалка. Любезная, но скользкая и холодная.
— Мы регистрируем все рабочие погружения, — сообщила она. — Но никому не сообщаем эту информацию. За исключением имеющих отношение к делу инстанций.
— Я собираюсь построить мол, — сказал он. — Для моего «Свана». Напротив своей виллы на побережье. Мне бы хотелось нанять именно эту фирму. Я видел, как они работают. Это было великолепно. Так что нельзя ли узнать название компании?
— Это была не компания, — ответила она. — Это были аквалангисты из одного учреждения. И каким образом вам удалось наблюдать за их работой? В территориальных водах Дании из-за ила видимость не превышает трех метров.
— В тот день на меня снизошло прозрение, — объяснил он.
Она повесила трубку.
Он дошел до шоссе и забрал из почтового ящика почту. Там оказалось письмо без обратного адреса, в конверт было вложено пятьсот крон. Больше там ничего не было. Он отправился к Соне.
Соня приготовила ему чай, медленно и старательно, потом она подошла к нему и стала помешивать чай, пока не растворился весь мед. Он окунулся в ее заботу. У него не было сомнений в том, что за это придется расплачиваться. Еще немного — и начнутся поучения.
— Ты видел ее один раз, — сказала она. — Самое большее пять минут. Мы в своем уме?
— Ее звучание, — пояснил он.
Она погладила его по голове, какая-то часть его хотя бы немного успокоилась.
— Ты ведь и на мое звучание реагировал, — заметила она. — Раньше. И тут тебе чертовски повезло. Но нельзя отрицать, что в твоей жизни бывали и другие случаи, когда ты ошибался.
Он сделал глоток, это был чай первого сбора, приготовленный в японском чугунном горшочке, который стоял перед ней на столе, на жаровне. Даже несмотря на молоко и мед, он не шел ни в какое сравнение с тем, что получалось у него дома из пакетиков.
Она повертела в руках конверт, в котором лежала купюра.
— Тут есть штамп, — сообщила она.
Он не понимал, к чему она это говорит. Она протянула ему наушники, чтобы он мог слушать ее телефонный разговор.
— У франкировальных машин, — пояснила она, — всегда есть какой-то идентификационный номер.
Она позвонила на почту. Ее переадресовали в отдел франкировальных машин в городе Фредериция.
— Вас беспокоят из адвокатской фирмы «Кроне и Кроне», — сказала она. — Мы получили от вас франкировальную машинку. Нам кажется, что вы ошиблись и прислали нам чужую. Можно назвать номер?
Она назвала номер.
— Тут какая-то ошибка, — сказала женщина на другом конце провода. — Это одна из четырех машин в Управлении геодезии и картографии. Откуда, вы сказали, вы звоните?
— Я ошиблась, — сказала Соня. — Я звоню из Управления.
И повесила трубку.
Она спустилась вместе с ним по лестнице. На тротуаре взяла его под руку. У нее сохранилась осанка танцовщицы. Она завела его в цветочный магазин напротив пожарной части, где выбрала еще нераспустившиеся пионы — большие, круглые как шар, безукоризненные цветы.
Она донесла цветы до машины, осторожно положила их на пассажирское сиденье. Ее пальцы ласково притронулись к его затылку.
— Ты уже давно один, — сказала она.
Он не ответил, да и что тут можно было сказать?
— Понятия не имею, что это такое — Управление геодезии и картографии, — сказала она. — Но я уверена, что пионы будут хорошим началом. Может быть, пока не стоит говорить, откуда они у тебя?
Управление геодезии и картографии находилось на Рентеместервай. На первом этаже у входа продавали всякие карты, за прилавком стояла дама средних лет, и если бы она была собакой, то рядом, несомненно, стояла бы табличка с надписью «Осторожно, злая собака».
Он предъявил ей цветы. Букет был размером с тубус для карт.
— У нее сегодня день рождения, — прошептал он. — Так хочется сделать ей сюрприз.
Она растаяла и пропустила его. Вот таким вот образом можно оценить духовный прогресс. Стражи у порогов постепенно становятся все более сговорчивыми.
В здании было четыре этажа, на каждом от десяти до двадцати кабинетов плюс лаборатории — он заглянул во все. На верхнем этаже был кафетерий с открытой террасой, на крыше сидели большие морские чайки в ожидании возможности убрать со стола. С террасы открывался вид на море — до самой Швеции.
Она сидела за столиком в одиночестве. Он положил перед ней цветы, сел напротив. Какое-то время они молчали.
— Первая встреча, — сказал он, — это всегда риск. Что мы слышим, слышим ли мы что-нибудь другое, кроме того, что надеемся услышать? С другой стороны, нет никакого общего прошлого. Никто никому не должен ничего доказывать. И все-таки… Во всяком случае, это вам. Если вы можете поставить их дома в вазу. Не обидев при этом того, кто был на судне сопровождения.
Она посмотрела на крыши. На надземную железную Дорогу, на улицу Харальдсгаде, на море.
— Это была моя коллега, — проговорила она. — Женщина.
Он встал. Бах умел поставить точку в кульминационный момент — в этом ему не было равных.
— Посидите со мной еще немного, — сказала она. — У меня только что начался обеденный перерыв.
6
Кто-то что-то произнес, воспоминания поблекли — и вот уже от них ничего не осталось. Франц Фибер смотрел на губы Каспера, Каспер не мог понять, что он рассказывал, а что просто вспоминал.
— Они мертвы, — сказал Франц Фибер, — мы их не найдем.
— Кто второй ребенок?
— Мальчик. Бастиан. Они с Кларой-Марией исчезли одновременно. Со школьного двора. Среди бела дня. Сели в машину.
— А что полиция?
— Они задействовали сотни полицейских. Нас всех допросили. В полицейском участке в Люнгбю. И в городе.
— Где именно?
— На Блайдамсвай. Там, где предварительное заключение.
У Каспера кровь застучала в висках. Ему необходимо было позвонить отцу. Вот незадача! Сорок два года — и все одно и то же: если припрет, то остается один выход — звонить папочке.
Максимилиан сразу же взял трубку. У него почти не осталось голоса.
— Если похитили двух детей, — спросил Каспер, — и допросы ведутся в отделении предварительного заключения на Блайдамсвай, то что это значит?
— Допрашивают потенциального обвиняемого?
Каспер посмотрел на Франца Фибера.
— Нет, — сказал он.
— Значит, они сверяются с VISAR. Международный реестр тяжких преступлений. Пользуется им полиция. С привлечением криминалистов, психологов-бихевиористов и судебных психиатров. У них там куча народу. Вивиан там тоже числится. Вот она сидит рядом со мной. Изучает мой процесс умирания. Я перезвоню через минуту.
Он повесил трубку.
Из зажима на приборной доске фургона торчали счета-фактуры и записки с адресами, Каспер пролистал их — безрезультатно. В другом зажиме была пачка потоньше, это были накладные. У Лайсемеера был собственный импорт вин и деликатесов, некоторые из бумаг оказались заказами на неделю вперед. Каспер нашел то, что искал, в самом низу. Это был заказ из «Конона» на итальянский обед в следующую среду. К заказу была приложена брошюра, напечатанная на бумаге ручного отлива. Из тех, что могли бы выдать пассажирам «Конкорда» или постояльцам отеля «Ритц», со словами «Добро пожаловать» и с описанием запасных выходов и заверениями на четырех языках, что все это перечисляется лишь потому, что того требует законодательство, а вообще-то мы никогда не умрем, во всяком случае, не в этом месте и не за такие деньги.
В брошюре были изображены здания «Конона» в разрезе и основной план. Каспер надел очки. На плане было отмечено все: лестницы, запасные выходы, библиотека и архив, конференц-залы, помещения дирекции, две столовые, четыре туалета на каждом этаже, технические службы, собственный шлюпочный сарай и причальный пирс. А красным маркером кто-то вдобавок отметил, где следует сервировать итальянский обед.
Зазвонил телефон.
— Тебе известно про детей, — сказала Вивиан. — Официальных сообщений не было. Возможно, чтобы не навредить им. Возможно, в интересах следствия. Один ребенок — девочка, наверное, это она нарисовала карту.
На мгновение она замолчала.
— Меня вызвали, — продолжала она. — Но я отказалась. Обычно нам предоставляют все сведения, которые есть в распоряжении полиции, но в этом случае сообщалось только то, без чего никак не обойтись. Минимум информации. Я отказалась. Но одна моя подруга согласилась. Специалист по детским болезням сердца. Одного из этих детей когда-то оперировали. Я позвонила ей. Полиция пытается связать этих двоих детей с четырьмя или шестью другими детьми. Они исчезли в других странах. Мальчики и девочки. От семи до четырнадцати лет. Двое из буддистской школы-монастыря в Непале. Один в Таиланде. Сенегальская девочка из католической школы во Франции. Нет никаких сведений, подтверждающих связь между этими случаями. А теперь держись. Одну девочку нашли. Ее пытались задушить. Следов сексуального насилия нет. Но ее истязали. Крайние фаланги пальцев на ее левой руке были отрезаны. Но она осталась в живых.
Оба они замолчали. Потом трубку взял Максимилиан.
— Ты, конечно, не поверишь. Но у меня еще остались друзья. Я попросил их поинтересоваться Каином. Мне тут кое-что про него прислали. Твоего возраста. О детстве ничего не известно. Первое упоминание о нем — его служба в военно-морском флоте. Дальше торговый флот, мореходное училище, штурманская стажировка, морская академия, и вот он становится капитаном. Потом получает лицензию на морскую торговлю, потом сдает военно-морской экзамен. Затем работает в IMO — Международной морской организации. Параллельно учится на экономическом факультете. Самый молодой капитан флагманского судна за всю историю датского флота. Оставляет государственную службу. Под подозрением в контрабанде. Он вполне мог воспользоваться своим знанием международных систем оповещения и радиолокации. С 1995 года разыск