Глаза мужчины в зеркале наблюдали за Каспером.
— Ты кто, черт возьми? — спросил он.
Голос был черным, как ночное небо. Мягким, словно четыреста квадратных метров костюмного бархата.
Каспер взял с полки небольшое зеркало. Показал мужчине его затылок.
Йосеф Каин в парикмахерском кресле застыл. Гитлер тоже потерял бы сосредоточенность. Если бы увидел себя коротко постриженным и покрашенным хной. Подбородок отвис. Звук открылся. Каспер говорил в открывшееся пространство.
— В твоем звучании — дыра. Во всех нас есть повреждения. Но у тебя она велика. Нельзя сравнить ее с дырой Гитлера. Не надо пытаться уподобиться великим. Но она достаточно большая. Это как-то связано с детством. Это всегда как-то связано с детством. Может быть, ты рос в бедности. Может быть, у тебя не было отца. Это может объяснить жажду наживы. Стремление к власти. Дыра связана с двумя обстоятельствами. Она закрывает сердце. Ты чувствуешь детей? Ты помнишь, как сам был ребенком? Ты отрезал девочке пальцы?
Лицо человека в зеркале стало тусклым. Звук его более уже не был открыт, он был теперь закодирован.
Франц Фибер вошел в комнату. Отодвинул занавеску. Какой-то человек направлялся к зимнему саду. Коренастый человек со слуховым аппаратом.
Каспер наклонился. Его лицо оказалось в нескольких сантиметрах от лица Каина.
— Мне сорок два года. Знаешь, к какому выводу я пришел за эти годы? Ад. Это не какое-то конкретное место. Ад транспортабелен. Мы все носим его в себе. Стоит нам только потерять контакт со свойственным нам врожденным состраданием, и раз-два — ад тут как тут.
Каспер чувствовал парикмахерские ножницы в руке. Он смотрел на шею сидящего перед ним человека. Туда, где за челюстной костью проходит sterno cleido.[50] Достаточно было бы одного удара. Концы ножниц прошли бы через основание черепа в мозг. В мире стало бы на одну черную звуковую дыру меньше.
Он закрыл глаза. Прислушался к гневу. Это был не его гнев. Он пришел сквозь дыру в его системе. Акустически мы все перфорированные, как швейцарский сыр. Кто имеет право быть палачом другого человека?
Он выпрямился.
Человек, сидящий в кресле, провел рукой по затылку. Посмотрел на руку. Она была красной от хны.
— Не так уж важно, — заметил Каин, — кто ты. Тебя давно уже нет в живых.
Он почувствовал боль в области сердца. Из-за того, что — в который раз — не смог достучаться до ближнего. С самой простой и важной из всех истин.
Франц Фибер открыл стеклянную дверь: за дверью милостиво спускалась вниз винтовая лестница — к тому месту, где они оставили свой фургон.
— Десять минут под феном, — сказал Каспер. — И на твоем чепчике не останется никаких следов.
8
Они проехали мимо гавани Сванемёлле прямо к причалу. Мимо складов, рядов деревянных судов с высокими мачтами. Франц все время поглядывал в зеркало заднего вида, опасаясь преследования. Они доехали до променада.
— Позвони в полицию.
Голос его дрожал.
— Скажи, что знаешь, где дети. Что надо штурмовать здание. Ты сможешь заставить их пойти на это. Ты можешь кого угодно уговорить.
— А если детей там нет?
Молодой человек сник. В его звуковом профиле начало преобладать уныние. Касперу это не понравилось. Им еще было чем заняться.
Мимо них медленно проехала патрульная машина. Трое темноволосых подростков, стоявших на углу, отступили в темноту. Когда машина скрылась из вида, они снова появились. Они излучали энергию, как какие-нибудь мелкие гангстеры in spe.[51] Каспер почувствовал внезапную радость от того, что космос стремится к созданию уравновешенной целостности. Стоит только построить квартал для приличной публики и очистить его от чужеродных элементов, как тут же из всех углов начинает вылезать тьма.
Он прислушался к пейзажу, который окружал его. Он слышал, как в последних открытых допоздна магазинах подсчитывали выручку. Он слышал ветряные генераторы напротив очистных сооружений Люнетен. Чаек. Низкий шепот турбин электростанции. Последних посетителей ресторанов. Он вслушивался в поисках подлинной структуры звука. Верно выбрать время — это не значит выбрать какой-то определенный момент, это значит выбрать звук. Он не смог бы никому это объяснить, разве что, может быть, Синей Даме. Музыкальность часто знает когда, но редко — почему. Нужный момент еще не настал.
Слух его был ясным, потому что был вечер и потому что он был голоден. У святой Катарины где-то написано, что пост — это прекрасный инструмент, чтобы узреть Бога. Но дело в том, что важно суметь узреть Бога и без всякого инструмента.
Он протянул назад руку и нащупал хлеб, сыр, песто. Бутылку родниковой воды. Нож для овощей. Он разломил хлеб и намазал его. Протянул кусок Францу. Тот покачал головой.
— Мы сделали что могли, нас обоих разыскивают. Те, кого мы преследуем, это не обычные люди. Это демоны.
Он открыл арманьяк, отхлебнул, протянул бутылку Касперу, налил обоим кофе. Руки его дрожали.
— Как сочетается спиртное с постоянной молитвой? — спросил Каспер.
— Ты о чем? Трапписты варят пиво. Бенедиктинцы делают ликер. Спаситель превращал воду в вино. И в такой вечер, как сегодня, что ты, черт побери, от меня хочешь?
Новый звук добавился к окружающему их коллажу — звук ветра в том, что могло бы быть телефонными проводами.
— Не знаю, знаком ли ты с оперой «Парсифаль», — сказал Каспер, — если нет, то рекомендую послушать. Вагнер дошел до последней черты. Был в бегах от кредиторов. Такое случается с великими. Он получил прибежище. С видом на воду. Как здесь. Там он написал «Парсифаля». В нем есть великолепная сцена. Действие происходит в Страстную пятницу. Как и сегодня. Третье действие. Вокруг героев вырастает замок Грааля. Ты начинаешь понимать, что это не физическое место. Что он возникает в воображении. Поэтому у него все и получилось.
Фибер посмотрел на Каспера. На гранит стен.
— Они вполне материальные, — заметил он. — Какое тут воображение!
Каспер открыл дверь машины, Франц схватил его за руку.
— Ты что, туда собрался? Совсем спятил?
— Понимаешь, я что-то обещал Кларе-Марии, — сказал Каспер, — и мальчику тоже, хотя и не встречался с ним. Я, наверное, обещал им, что буду носить их на руках из повозки. В тепло.
Желтые глаза смотрели на него. Последние остатки того доверия, которого на самом деле и не было, исчезли.
— Я ездил сюда раз десять, если не больше. Тут все охраняется, как на военном полигоне. Вооруженная охрана. Видеокамеры. Инфракрасные датчики. Ты и шага не сможешь ступить.
Каспер открыл дверь и ступил на асфальт.
Руки мальчика вцепились в его пиджак, как клешни.
— Они ошибались. Эти сестры. Ты рехнулся!
Они перешли дорогу. Звук слышался совсем недолго. Благоприятные соположения звуков мимолетны.
9
Каспер взялся за ручку двери кондитерского магазина. Магазин оказался закрыт, стоящий за кассой ангел, улыбаясь, покачал головой.
— Повернись-ка ко мне спиной, — попросил Каспер.
Тот повернулся, на его белой рубашке Каспер написал авторучкой: «Моя любимая сегодня вечером уплывает. Только при помощи шоколада я могу выразить свою печаль. Будьте милосердны!»
— Что ты собираешься делать? — спросил Франц Фибер.
Девушка подошла поближе. Она прочитала написанные на рубашке слова, засмеялась и открыла дверь.
— Я и не знала, что отсюда отправляются суда, — сказала она.
— Это от «Конона», — сказал Каспер. — Сегодня ночью мы отправляем дирекцию в командировку. С собственного причала. Я хочу подарить своей возлюбленной большое шоколадное яйцо и двенадцать булочек мокко.
Девушка упаковала яйцо.
— Это должно быть сюрпризом для них, — сказал Каспер, — как вы думаете, где лучше войти?
Она кивнула в сторону магнолиевой аллеи.
— Это черный ход. Там дежурит только один охранник. И нет камер. Главный вход закрыт. А у служебного входа камеры и много охраны.
Булочки мокко улеглись в коробку, каждая из них — в обертке из розовой папиросной бумаги.
— Записать на счет?
Мимо проехала патрульная машина. Каспер взял Франца под руку. Если бы он не сделал этого, тот бы упал.
— Как обычно, — сказал Каспер. — И еще воздушный поцелуй от вас. Можно его тоже записать на счет?
Девушка покраснела. Ей было самое большее восемнадцать.
Они пошли к двери. Девушка послала Касперу воздушный поцелуй.
— Это совершенно бесплатно, — сказала она.
Двери за ними закрылись, Фибер уставился на него, на минуту страх сменился удивлением.
— Тебе скоро стукнет пятьдесят, — сказал он. — Ты полный банкрот. Кому ты нужен?
— Многие из великих нравились молодым девушкам, — заметил Каспер. — Элвис. Киркегор. Регине Ольсен было тринадцать. Присцилле — четырнадцать.
Они приближались к смуглым подросткам.
— Нас зарежут, — прошептал Фибер.
Каспер настроился на их звучание, оно ему понравилось. Есть много причин, по которым человек выпадает из общества. Одна из них состоит в том, что в обществе мало места для сумасбродства. По меньшей мере двое из мальчиков звучали так, как будто в их гороскопе присутствовал большой квадрат. Через десять лет их не будет в живых, они будут высланы или же займут какие-нибудь руководящие должности.
На шухере стоял самый младший — мальчик не старше четырнадцати лет, с глазами, которые уже повидали более чем достаточно. Каспер остановился в нескольких метрах от него. Поставил коробку с булочками на землю и кивнул в сторону магнолиевой аллеи.
— Нам надо попасть внутрь, — сказал он. — До того, как проедет следующая патрульная машина. Это означает, что надо выманить его из будки. Вопрос в том, сможете ли вы это сделать.
Мальчик покачал головой.
— Это не вопрос, — ответил он. — Вопрос в том, что нам с этого будет?
Каспер положил пятисоткроновую купюру из полученных им средств фонда на коробку.