Виттория разрыдалась, и Рэй, неловко обняв ее, поцеловал в макушку. Умением утешать он похвастаться не мог, а при виде плачущих женщин и вовсе терялся, становясь беспомощным, как ребенок. Тем более что эта женщина на его памяти плакала впервые. Оба они молчали, забытая сигарета тлела в пепельнице, в ванной капала вода, а часы на стене мерно отсчитывали секунды. Что бы он почувствовал, став свидетелем такого? Офицер Лок прошел не одну войну, вытаскивал из-под огня раненых солдат, зашивал жуткие раны в полевых госпиталях, каждый день видел смерть, работая в реанимационном отделении госпиталя имени Люси Тревер. Когда тебя окружают страдания, сохранить здравый рассудок можно лишь одним способом – научиться не пропускать все это через себя. Ты забываешь и подростка, разбившегося на мотоцикле, и беременную женщину, перерезавшую вены из-за невозможности сделать аборт, и жертв страшных аварий, виновниками которых стали водители-наркоманы. Все это рано или поздно уходит в прошлое, подгоняемое злыми циничными шутками коллег в минутных перерывах на чашку кофе во время тридцатичасовых дежурств.
Но дети не забываются никогда.
Самые терпеливые пациенты, которые не плачут, когда ты обрабатываешь их ожоги или зашиваешь разодранную после падения с дерева ногу. И самые кошмарные пациенты в те роковые ночи, которые знакомы каждому реаниматологу: «скорые» приезжают одна за одной, громкоговоритель не замолкает, в приемном покое не протолкнуться, все операционные заняты, а у тебя на руках умирает ребенок. Рэй давно ушел из госпиталя имени Люси Тревер, но маленьких пациентов, которых так и не смог спасти, до сих пор помнил по именам. Иногда они являлись ему во сне, и он, открыв глаза посреди ночи, боялся возвращаться в постель, а несколькими часами позже на месте преступления испытывал облегчение, видя в меловых силуэтах на полу или асфальте взрослых мужчин и женщин.
– Не плачь, Вики. Вы наконец-то поймали козлов. Их посадят надолго.
– Если найдут прямые доказательства. Пока что мы располагаем лишь косвенными уликами. Дети в корне меняют дело, но у этих ребят отличные адвокаты. Отбрехаются даже в том случае, если против них будет весь мир. – Она вытерла слезы тыльной стороной ладони. – Я не могу спать, не могу есть. Эти грязные дети в клетках так и стоят у меня перед глазами.
Рэй рассеянно перебирал в пальцах прядь ее волос.
– Возьми отпуск. Съезди к отцу в Штаты. Проветри голову. Мы каждый день видим столько кошмаров, что любой другой давно поседел бы. Но у нас тоже нервы не железные. Ты хороший коп, этот случай – не повод отказываться от карьеры.
– Я больше не вернусь в отдел нравов, – твердо сказала Виттория.
– Так пойдем к нам. Я поговорю с шефом. Зря ты, что ли, университет заканчивала? Он разозлится, конечно, и скажет, что я пользуюсь служебным положением в личных целях, и не мне о подобном просить после той выходки в «Фиолетовом солнце». Но к тому времени, как ты вернешься из отпуска, он слегка подостынет, а я получу место его заместителя.
– Смотрю, вы уже все решили за меня, мистер. Прикурите-ка еще одну сигаретку для дамы.
– Курить вредно, леди. Уж лучше я еще разок проверю наощупь то ничего, которое было у вас под плащом.
***
Телефонный звонок казался Рэю звуком из другого мира. Виттория глубоко спала, удобно устроившись на своем любимом матрасе – собственном мужчине. В первые недели их отношений эта ее привычка приводила офицера Лока в некоторое недоумение. О том, что обращенные женщины во сне превращаются в труп, коим, в общем-то, являются и в состоянии бодрствования – сердце не бьется, дыхания нет, кожа ледяная – он уже знал, потому что встречался не с одной и даже не с двумя вампиршами. Но если эта женщина спит не рядом с вами, а на вас, да еще и зимой, да еще и в холодной квартире, вы рискуете подхватить воспаление легких. Даже если Виттория отправлялась в кровать раньше Рэя, по пробуждении он неизменно ощущал приятную тяжесть ее тела. Как она умудрялась перебираться на него, обычно спавшего чутко, как хищник, оставалось загадкой. Впрочем, темные эльфы воспаления легких не боятся, а к странной привычке своей женщины офицер Лок быстро привык. Жарким летом он даже получал от нее удовольствие.
Протянув руку, Рэй нащупал на прикроватном столике телефонный аппарат. Вполне реальный телефонный аппарат, звонивший не в другом, а в этом мире. В такой час его номер мог набрать только дежурный из полицейского участка. И новости он всегда сообщал дурные.
– Офицер Лок слушает.
– Здорово, мужик, – ответила трубка голосом Лоуренса. – Я тебя разбудил?
– Нет, мать твою, я вытираю пыль и мою полы! Какого хера тебе надо, Уайт? Ночь на дворе!
– Я переживал, что позвоню в разгар страстного секса, и Вики от злости тебя сожрет, а ты должен мне пять долларов.
– Пять долларов?! С какой стати?
– Расслабься, я проверял, как хорошо ты соображаешь.
– Я прекрасно соображаю в любое время суток, чего не скажешь о тебе! Каких таблеток ты нажрался сегодня, решив набрать мой номер посреди ночи?!
– Пока что никаких. Я тут слегка занят. И тебе тоже приехать не помешает. Нашли труп Альберты Пэйдж.
Сон с Рэя сняло как рукой. Он сел на кровати, спустив ноги на пол, и поморщился – тот был ледяным.
– Чего? Какой труп?!
– Мертвый и холодный. Просыпайся, мужик. Вряд ли ты сильно опьянел от пары глоточков крови твоей вампирши. Кстати, а как она действует на темных эльфов? Я слышал, что возбуждающе. Стоит попробовать? Это может приглушить хренов голос?
– Ты на полном серьезе, Уайт? Альберта Пэйдж мертва? Когда это случилось?
– По моим прикидкам, между восемью и десятью вечера. Ее задушили. К слову, очень профессионально. Почему ты не спрашиваешь «где это случилось»? Ответ тебя удивит.
– И где же?
– В квартире Китти Свонсон.
Рэй встал, опрокинул бутылку виски, забытую на ковре, и выругался. Виттория, лишившаяся любимого матраса, недовольно заворчала и перевернулась на другой бок, но не проснулась. Обращенные редко просыпались посреди ночи, разве что если их будили насильно. Правда, ни одно темное существо в здравом уме не стало бы творить подобные глупости. По сравнению с яростью насильно разбуженных вампиров извержение вулкана – милый фейерверк.
– Какого черта Альберта Пэйдж делала в квартире Китти Свонсон?
– Хороший вопрос. Я бы с удовольствием задал его мисс Свонсон, только ее тут нет. И это странно, потому что некоторое время назад я видел, как она входила в двери своего дома. Даже перекинулся с ней парой слов.
– Ты знаком с Китти Свонсон?
– Хватит болтать, мужик. Барни звонил мне, и я сказал, что поговорю с тобой. Ноги в руки – и приезжай. Кондоминиум «Луна и солнце». Поторопись, а то на вечеринке выпьют все шампанское.
– Это же два небоскреба возле делового квартала. Как ты умудрился приехать раньше меня? Я добираюсь туда максимум за полчаса, а тебе через весь город чесать!
– Уже нет. Я тут живу. На месте поговорим. Буду ждать у входа.
***
Когда Рэй остановил машину на парковке возле кондоминиума «Луна и солнце», происходящее и вправду напоминало вечеринку. Здесь было как минимум семь патрульных автомобилей и три «скорых», все – с включенными проблесковыми маячками. Журналисты и телевизионщики приехать не успели, а вот шеф успел. Он стоял, положив локоть на открытую дверь служебного «форда» (по такому случаю капитан Мэй водрузил на ее крышу маленький проблесковый маячок) и говорил с кем-то по телефону. Офицер Лок направился было к начальнику, но подошедший сзади Лоуренс взял его под локоть.
– Ты побил все рекорды, мужик. Пятнадцать минут!
– Вики с утра мне устроит пятнадцать минут, – вздохнул Рэй. – Надеюсь, часам к пяти-шести управимся.
– Управимся. Ничего особенного там нет, я успел глянуть. Работа профессиональная. Даже ворс на ковре не примял. Но зато оставил нам маленький подарочек.
– Дай-ка я угадаю. Очередную записку.
Детектив Уайт закивал, туша докуренную сигарету в жестяной пепельнице над урной.
– Ага. Почерк тот же. «Лжецы рано или поздно расплачиваются за свои преступления, моя Юнона. Ты достойна правдивой истории, и я лично прослежу за тем, чтобы она была написана». Засунул записку ей в рот. А чтобы освободить место, отрезал язык.
Офицер Лок запахнул куртку, спасаясь от порывов холодного ветра.
– А язык куда подевался?
– Он сжег его с помощью маленькой газовой горелки. Оставил там же, в ванной, на фарфоровом блюде, в окружении свечей с запахом ванили и жасмина. Выглядит как романтический ужин, приготовленный неумелой хозяйкой. Сплошные угли.
– Прямо в ванной отрезал?
– Нет. Еще до прихода в квартиру. В противном случае там все было бы залито кровью. А на кровь намекают разве что следы самой Альберты Пэйдж. Цепочка начинается от порога входной двери и ведет в ванную. Там и обрывается. Вопросов много, ответов пока что мало. Если следовать логике этого парня, могу предположить, что он отрезал ей язык, а потом велел наступить в собственную кровь и пройтись по чистенькому ковру. Вот такая вот прощальная записка лжеца.
Рэй в сердцах сплюнул и убрал руки в карманы джинсов.
– Да, в теории звучит вполне складно. Боги, ну и псих. Завтра в СМИ поднимется страшная шумиха.
Лоуренс повел друга к парку, отдаляясь от толпы полицейских.
– Я ведь уже говорил, что видел Китти Свонсон незадолго до случившегося?
– Да. И, надеюсь, ты объяснишь мне, в чем тут дело.
– Для начала скажу, что своими глазами наблюдал, как она входила в двери этого дома. Но в квартире ее нет.
– Она могла воспользоваться выходом на парковку.
– Ее машина здесь.
И детектив Уайт указал в направлении вишневого «мерседеса», поставленного возле таблички «Сохранено для Китти Свонсон».
– Нормальная реакция человека, нашедшего труп в собственной ванной – шок. С таким же успехом она могла выйти на крышу, решив, что это правильная дверь.
– Могла, мужик, я это допускаю. Но я сидел вон там, на лавочке, с шести до десяти вечера, не отлучаясь ни на минуту. Читал книгу, а заодно и поглядывал на дом. На оба дома. Все люди, приходившие в этом временном промежутке, либо открывали двери своим ключом, либо пользовались пропуском для того, чтобы попасть на подземную парковку. Чужаков среди них не было. И Альберты Пэйдж – тоже.