Открыв стеклянную дверь стоявшего в двух шагах от стола шкафа, Рэй несколько секунд изучал корешки книг, а потом достал с полки нужную. Мужчина во фраке и женщина в свадебном платье, юбка которого напоминала гору взбитых сливок, стояли на песке и наблюдали за опускающимся за горизонт солнцем. Судя по кокосовым пальмам, на обложке был изображен тропический остров. «И в горе, и в радости», прочитал Лоуренс название романа. Если память его не подводила, эта книга вышла из-под пера Альберты Пэйдж незадолго до того, как писательница погрузилась в пучину творческого кризиса. Романтичная история любви богатого юноши и девушки, воспитанной в приюте. Без особых претензий на гениальность, без намека на увлекательный закрученный сюжет. Книга для того, чтобы скоротать холодный зимний вечер или развлечь себя во время долгого путешествия по железной дороге, когда чай уже остыл, поздний ужин съеден, а попутчик опоздал на поезд, и вы едете в гордом одиночестве.
– Знаешь, на что я обратил внимание, Уайт? – подал голос офицер Лок, переворачивая страницу за страницей. – У Альберты Пэйдж незамысловатый стиль. Она пишет простым языком, редко использует сравнения. Но «Рождение Юноны» – другая история. Во всех смыслах этого слова. Если бы не имя на обложке, я бы ни за что не поверил, что книгу написала она.
– Об Альберте Пэйдж не слышали семь лет. За это время она могла поработать над стилем и изменить его тысячу раз.
– До неузнаваемости?
– Почему бы и нет? – пожал плечами Лоуренс, открывая верхний ящик письменного стола. – Возьми первый роман Стивена Кинга и сравни его с «Темной половиной». Или… глянь, что я нашел.
– Упаковку розовых таблеток? – предположил Рэй, изучая книжные иллюстрации.
– Хорош издеваться, мужик. Вот, смотри. Не думаю, что эта вещица принадлежала Альберте Пэйдж.
Офицер Лок взял из рук коллеги карманное зеркало, повертел его так и эдак, рассматривая украшенный россыпью драгоценных камней корпус, а потом открыл и недоуменно заморгал.
– Ты видишь то же, что и я, Уайт?
– Не совсем. Темные существа видят в зеркалах из храмового серебра свой темный облик3, а у следопытов такового не имеется. Точнее, любой наш облик темный, светлым нас при рождении не одарили. И он неуловимо меняется чуть ли не каждые пять минут. Слава богам, зеркала из храмового серебра прочно вошли в обиход не так давно. В древности следопытов было намного больше, и они сошли бы с ума, если бы смотрелись в зеркала из храмового серебра слишком часто. Мне хватает чужого лица в обычном зеркале.
– Спасибо за хренов экскурс в историю Темного мира, но все это я знаю и без тебя. – Рэй прикоснулся подушечкой пальца к зеркалу, и храмовое серебро ответило легкой серебристо-голубой вспышкой. – Ты держал его в руках целую минуту, но даже не поморщился.
Заметив, что друг протягивает ему зеркало, Лоуренс отчаянно замотал головой.
– Нет-нет, мужик. Не смотри на меня так. Я не буду этого делать. Даже не думай об этом, понял?
– Ничего страшного с тобой не случится, особенно после того, как ты нажрался таблеток. Дар не выползет из темного угла и не поглотит твой разум. Я хочу, чтобы ты послушал эту вещь, только и всего. С меня пиво.
– За такое ты должен будешь наливать мне в самом дорогом клубе Ночного квартала в течение всей ночи.
Детектив Уайт положил зеркальце на ладонь, накрыл его другой рукой и опустил веки, прислушиваясь к своим ощущениям. Знакомый всем следопытам ужас, поднимающийся в сознании при одной только мысли о прикосновении к предмету храмового серебра, шевельнулся где-то внутри, как довольный сытый кот – и растворился в плотном розовом тумане. Фальшивый покой, который даруют наркотики. Он увидел блеклый образ красивой женщины в дорогом кружевном платье, перехваченном под грудью атласным поясом, скомканные бумаги на рабочем столе, опрокинутый кубок с вином, осколки бутылки на полу… и тьму. Тьму, которая рано или поздно поглотит всех – и в которую когда-нибудь опустятся оба мира.
– Оно не заговорено, – сказал Лоуренс, вернув зеркало Рэю. – Трудно что-либо услышать. Его хозяйка была богатой особой и, похоже, часто писала письма. А, может, не только письма.
Офицер Лок уже в который раз осмотрел находку, а потом достал из кармана джинсов перочинный нож. Тонкое лезвие скользнуло по шву на корпусе зеркала и разделило его на две половинки. Внутри обнаружилась прядь ярко-рыжих волос, перевязанная алой шелковой нитью.
– Штучка с секретом, – довольно заявил Рэй. – Твои предположения, Уайт?
– Альберта Пэйдж могла приобрести это зеркало в антикварном магазине. Или на каком-нибудь аукционе. На корпусе нет клейма храмового мастера, следовательно, его изготовили в вампирском клане. И раньше оно принадлежало вампирше. Как я уже сказал, состоятельной. Есть и другой вариант. Зеркало мог купить мужчина, а прядь волос принадлежит его возлюбленной. Или бывшей возлюбленной. Некоторые обращенные оставляют себе подобные трофеи.
– Да, обращенные любят трофеи. Кто-то ограничивается зеркалами из храмового серебра, а кто-то бальзамирует трупы своих жертв.
Лоуренс хохотнул.
– Смотрю, тебе понравилась эта идея?
– Сказать по правде, меня она пугает. Равно как и остальные детали этого дела. Этот псих бродит где-то здесь, совсем рядом, но мы и понятия не имеем, кем он может быть. За все время работы в полиции я встречал много странного, но вампир, издевающийся над рыжеволосыми женщинами, а потом сохраняющий их трупы – это уже чересчур.
– Вроде как твой отец родился в вампирском клане?
– Не просто родился, а жил там много лет. И даже встречался с обращенной женщиной.
– Ага, так, значит, бегать за бессмертными красотками – это у тебя в генах. Если он родился и жил много лет в вампирском клане, – торопливо продолжил детектив Уайт, не позволяя другу вставить слово, – то должен разбираться в вещах из храмового серебра. Отнеси ему эту штуковину и спроси, откуда, по его мнению, она взялась. Может, он узнает чью-то работу.
– Спрошу обязательно. Как насчет того, чтобы позавтракать?
– Мы завтракали час назад, мужик.
– Это было давно. Не волнуйся за свой кошелек, Уайт. Сегодня плачу я.
– Щедро. Чего не сделаешь ради того, чтобы еще разок расспросить друга об Алисии Кантер.
Рэй спрятал найденное в столе зеркало в задний карман джинсов.
– На случай, если ты забыл, куда тебе нужно идти…
– … в «Уютный Треверберг», конечно. Я закажу шикарный греческий салат со свежей брынзой и стакан овощного сока. К слову, вчера я говорил с Алисией, и она просила твой домашний номер.
Изумление, отразившееся на лице друга, не сумел бы сыграть самый талантливый актер.
– Чего? – озадаченно спросил он. – Просила мой номер? Домашний? Зачем?
– Вот уж не знаю, мужик. Но она была страшно возбуж… в смысле, взволнована.
– Почему ты не сказал мне об этом с утра?!
– Потому что ты явился в мой кабинет с горящими глазами и потащил осматривать дом Альберты Пэйдж. А еще я решил, что ты скучаешь по Вики и не думаешь о других женщинах. Пока что. Мы с Вагнером заключили пари, гадаем, на сколько тебя хватит. Его на пару недель перепоручили мне. До того, как Лиза подыщет нового наставника. Я клятвенно пообещал воспитывать будущего офицера полиции Треверберга так строго, как смогу.
– Я передумал. Мы возвращаемся на работу. До обеда нужно переделать кучу всего. А еще я должен поговорить с Анной и доходчиво объяснить ей, как нужно осматривать дом жертвы убийства.
– Ты идешь в правильном направлении, друг мой. Еще немного – и заветные пятьдесят долларов будут моими, а Вагнер получит свой урок. Не нужно заключать пари с тем, кто знает офицера Рэймонда Лока как облупленного. Ты не забыл, где находится кабинет детектива Кантер? Ее напарник сегодня на работу не явился, так что вы сможете уединиться и поговорить по душам. Остановимся где-нибудь по дороге и купим цветы? А что насчет шоколадных конфет?
– Уайт?
– Да, согласен, конфеты – это слишком откровенный намек. Но можно купить фигурный мармелад…
– Иди нахер.
Несколькими часами позже
К великому огорчению Рэя, Алисии Кантер в кабинете не оказалось. Дежурный офицер сообщил, что она уехала около девяти, сославшись на личные дела, и вряд ли вернется до завтра. На памяти Лоуренса такое вампирша позволяла себе впервые. Да и личных дел как таковых у нее не было, об этом знали все коллеги, с которыми она близко общалась. Ни семьи, ни детей, ни мужчины, ни финансовых проблем. Только кошки, которых следовало кормить, и комнатные растения, которые следовало поливать. Алисия, как многие сотрудники отдела по борьбе с наркотиками, время от времени занималась благотворительностью, в частности, читала лекции перед старшеклассниками. В дни лекций она уходила с работы на пару часов раньше обычного, но не до обеда – и уж точно не в девять утра. Детектив Уайт посоветовал другу угомониться, но Рэй, верный своей привычке делать все и всем назло (включая самого себя), позвонил Лизе Спатаро, руководителю отдела по борьбе с наркотиками. От Лизы он тоже ничего не добился и хмурый, как грозовая туча, вернулся в свой кабинет. Спустя полтора часа Лоуренс, успевший проголодаться, явился к офицеру Локу и застал его за работой.
– Нахрен обед, – буркнул Рэй, не поднимая головы от бумаг. – Я говорил с Анной. Она сказала, что они облазили каждый уголок проклятого дома, и что последнее существо, которое будет учить ее, как работать – это я. И напомнила мне, что она была моей наставницей, а не наоборот. Как тебе такое?
– Она права, мужик. Признай: порой ты бываешь жутко несдержанным. Удивляюсь, что она не наградила тебя парой-тройкой хороших тумаков. А она может, мы оба знаем.
– Нахрен обед, Анну и тебя, – уточнил офицер Лок и, собрав в кучу несколько папок, поднялся из-за стола. – Отнесу эту ерунду Мэю, вернусь через пять минут. Никуда не уходи. Если кто-нибудь позвонит, ответь.
Лоуренс опустился в кресло у стола и положил ногу на ногу.